Лицо в темноте - Страница 16

Он не был похож на куклу. Даже когда спал, она различала легкий трепет его темных ресничек. Ротик его был маленьким и влажным, а кожа – тонкой и прозрачной. На голове у него красовалась голубая шапочка, но отец сказал ей, что волосы у него – такие же темные, как и у Бев. Крошечная ручка была сжата в кулачок, и Эмма осторожно коснулась ее кончиками пальцев, ощутив тепло и слабое биение жизни.

Любовь вырвалась из нее наружу, словно лучик света.

– Ну, что скажешь? – поинтересовался у нее Брайан.

– Да-аррен. – Она произнесла его имя едва слышно, наслаждаясь им. – Он самый красивый малыш на свете.

– Красавчик, как и все Макэвои, – пробормотал Джонно, на которого вдруг нахлынула неожиданная сентиментальность. – Отличная работа, Бев.

– Спасибо! – Она была очень рада, что справилась. Ни одна из прочитанных ею книг так и не подготовила ее к дикой, опустошающей боли деторождения. И теперь Бев гордилась тем, что привела сына в этот мир естественным способом, хотя в последние часы жизнь обоих висела на волоске. Сейчас ей ничего так не хотелось, как прийти в себя и начать быть матерью.

– Врач требует, чтобы на протяжении следующих нескольких дней Бев поменьше оставалась на ногах, – начал Брайан. – Может, поднимешься наверх и отдохнешь? – обратился он к жене.

– Меньше всего мне сейчас хочется укладываться в очередную постель.

– Тогда входи и присаживайся, а дядя Джонно сделает тебе чашечку замечательного чая.

– Прекрасно.

– Я поднимусь наверх и уложу малыша. – Брайан улыбнулся, когда Пи-Эм попятился, глядя на происходящее с разинутым ртом. – Он не кусается, старина. У него и зубов-то еще нет.

Пи-Эм ухмыльнулся и сунул руки в карманы.

– Просто не проси меня потрогать его прямо сейчас, только и всего. Мне надо привыкнуть, – пояснил он свое поведение.

– В таком случае можешь развлечь Бев. Ей досталось выше крыши. Сегодня после обеда должна прийти сиделка, и я не хочу, чтобы до ее прихода Бев пришлось напрягаться.

– Это запросто. – И Пи-Эм фланирующей походкой удалился в гостиную.

– Мы уложим ребеночка спать, – провозгласила Эмма и взялась за краешек одеяла. – Я могу показать тебе, как это делается.

Они стали подниматься по лестнице. Эмма показывала дорогу.

В детской комнате на окнах висели занавески с оборками, а на бледно-голубых стенах играла радуга. Плетеная кроватка для новорожденного была отделана снежно-белым ирландским кружевом с розовыми и голубыми завязками. В уголке, под охраной шестифутового плюшевого медведя, притаилась старомодная коляска. У окна застыло в ожидании антикварное кресло-качалка.

– Он скоро проснется?

– Не знаю. Мне начинает казаться, что новорожденные – существа крайне непредсказуемые. – Брайан присел рядом с нею на корточки. – Мы должны обращаться с ним очень бережно, Эмма. Сама видишь, какой он беспомощный.

– Я не позволю, чтобы с ним случилось что-либо плохое. Никогда! – Положив руку на плечо отца, она стала смотреть, как спит малыш.

Эмма вовсе не была уверена в том, что ей нравится мисс Уоллингсфорд. У молодой сиделки были красивые рыжие волосы и чудесные серые глаза, но она редко позволяла Эмме прикасаться к малышу Даррену. Бев проинтервьюировала несколько дюжин претенденток и остановилась на Алисе. Девушке исполнилось двадцать пять лет, она была из хорошей семьи, обладала приятными манерами и располагала прекрасными рекомендациями.

В первые месяцы после рождения Даррена Бев чувствовала себя настолько слабой, у нее случались столь резкие и неожиданные перепады настроения, что услуги Алисы оказались поистине неоценимыми. Кроме того, с ней как с женщиной можно было запросто поболтать о таких вещах, как прорезывание зубов, кормление грудью, диета. Бев вознамерилась вернуть себе прежнюю стройность фигуры с той же решительностью, с какой хотела стать и хорошей матерью. Брайан постоянно уединялся или с Джонно – записывать песни, или с Питом – договариваться насчет записи очередной пластинки. Ей пришлось в одиночку создавать тот дом и уют, о котором мечтала.

Разумеется, она внимательно слушала его, когда он рассуждал о войне в Азии или расовых беспорядках в Америке, но ее личный мирок вращался вокруг того, достаточно ли тепло светит солнце, чтобы Даррен отправился на прогулку. Она научилась печь хлеб и попробовала себя в вязании, пока Брайан писал песни и выступал против войны и расизма.

По мере того как тело ее обретало прежние формы, уходило и нервное напряжение. Для Бев наступило лучшее время в жизни. Сын лучился розовощеким здоровьем, а муж обращался с ней в постели как с принцессой.

Прижав Даррена к груди, с Эммой у ног, она тихонько покачивалась в кресле у окна детской. С утра шел дождь, но сейчас выглянуло яркое солнышко. Она решила, что после обеда отправится с малышом и Эммой на прогулку в парк.

– Мне надо уложить его, Эмма. – Бев поправила блузку, прикрывая грудь. – Он уже заснул.

– Можно мне подержать его, когда он проснется?

– Да, но только когда я буду рядом.

– Мисс Уоллингсфорд никогда не дает мне подержать его.

– Она всего лишь проявляет необходимую осторожность. – Бев поправила одеяло, которым был укрыт Даррен, и отступила на шаг. Вот, ему еще нет и пяти месяцев, подумала Бев, а она уже не может представить свою жизнь без него. – Давай сойдем вниз и попробуем испечь что-нибудь вкусненькое. Твой папа просто обожает шоколадные кексы.

Завидев их, в коридоре остановилась Алиса, она несла свежее постельное белье в детскую.

– Он немного поспит, – сказала ей Бев. – Животик у него полный.

– Да, мадам.

– Мы с Эммой будем на кухне.

Часом позже, когда они вынули противень с кексом из духовки и поставили его остывать, с шумом отворилась и захлопнулась входная дверь.

– Папа так рано сегодня вернулся домой? – Бев машинально поправила волосы и поспешила ему навстречу. – Бри, я не ждала тебя так… Что случилось?

Лицо его заливала смертельная бледность, глаза покраснели, а взгляд затуманился. Он тряхнул головой, словно наводя резкость, когда Бев протянула к нему руки.

– Они убили его.

– Что? – Она больно стиснула его руку. – Кто? Кого убили?

– Кеннеди. Роберта Кеннеди. Они убили его.

– О господи! Господи боже мой.

Она замерла, в ужасе глядя на него. Бев вспомнила, как был убит американский президент и весь мир погрузился в траур. А теперь наступила очередь его брата, полного жизни и оптимизма младшего брата.

– Мы репетировали запись альбома, – заговорил Брайан, откинувшись спиной на дверь. – Вошел Пит. Он услышал новость по радио. Никто из нас не поверил, пока мы не услышали собственными ушами. Проклятье, Бев, всего несколько месяцев назад был убит Кинг[5] – и вот тебе снова! Что творится с миром?

– Мистер Макэвой! – По лестнице медленно спускалась Алиса. Лицо девушки бледностью соперничало с ее фартуком. – Это правда? Вы уверены?

– Да. Этого не может быть, но это правда.

– Ох, бедная семья. – Алиса принялась мять в руках фартук. – Бедная мать.

– Он был хорошим человеком, – выдавил Брайан. – Он бы наверняка стал их следующим президентом. Уверен, он бы прекратил эту чертову войну.

Заметив слезы в глазах отца, Эмма пришла в смятение. Взрослые слишком увлеклись собственными переживаниями, чтобы обращать внимание еще и на нее. Она не знала никого по имени Кеннеди, но уже жалела о том, что он умер. Может, он был другом папы. А может, солдатом на той войне, о которой всегда говорил ее отец.

– Алиса, приготовьте чаю. Пожалуйста, – пробормотала Бев, уводя Брайана в гостиную.

– Что это за мир, в который мы привели своих детей? Когда они поймут все, Бев? Когда они поймут все до конца?

Эмма поднялась наверх, чтобы посидеть с Дарреном, предоставив взрослых их слезам и чаю.

Часом позже там они и обнаружили ее, в детской. Она пела одну из тех колыбельных, которые частенько напевала Бев, укладывая Даррена.