Лицо суфизма - Страница 37
История эта случилась с ним спустя всего несколько дней после его вступления на Путь
Истины, и он описал ее в послании, в котором рассказал о своем положении и своих
убеждениях до этого события. Послание это называется: «Я был «могильщиком»!».
История эта - всего лишь одна из миллиона подобных, которые случаются с теми, кто
занимается поклонением и приносит обеты на могилах. А поскольку история длинная, то
я привожу ее с некоторыми сокращениями. Говорит устаз:
«… Я проснулся утром от необыкновенного шума в доме. Я сел в кровати и прислушался.
Моих ушей достигли голоса, напоминающие и человеческие и голоса животных
одновременно… Блеяние, крики и слова, значение которых я не понимал… Тогда я сказал
себе: «Наверное, это последствия ночного кошмара!». Но потом я убедился, что я уже не
сплю, но звуки по-прежнему раздавались где-то рядом… Спустя некоторое время в
комнату вошла моя жена, неся мне радостную весть. Она заключалась в том, что моя
двоюродная сестра, дочь моей тети по матери, живущая с мужем и трехлетним сыном
высоко в горах, приехала навестить меня, и с ними был баран… И неожиданно, без
всякого разрешения, баран вломился в дом и стал гонять детей и крушить все на своем
пути. И прежде, чем я вступил в борьбу с бараном, в дверях появилась моя двоюродная
сестра, охваченная беспокойством, поскольку ей показалось, что я сейчас убью барана. И
она, будучи уверенна в том, что я это сделаю, закричала: «Осторожно, это баран для
господина аль-Бадави!», - и позвала его, и он тут же подошел к ней. Затем она сообщила
мне, что она дала обет зарезать этого барана, которого растила три года, и возраст
которого соответствовал возрасту ее сына, на могиле господина аль-Бадави, если сын
будет жить, и послезавтра наступает день исполнения обета.
Говоря все это, она выглядела счастливой… Я вышел в другую комнату, где сидел ее муж, и обнаружил его не менее радостным. Он потребовал от меня, чтобы я сопровождал их в
место под названием Танта, где находилась могила аль-Бадави, чтобы увидеть это великое
торжество. Они ограничились бараном по причине далекого расстояния. Те же, кто жил
недалеко от могилы, посылали туда верблюдов.
Я понял, что придется угодить моей двоюродной сестре, чтобы убедить ее, что я
действительно желаю, чтобы ее сын жил, иначе бы она сочла это порыванием
родственных связей и решила бы, что меня не волнует, будет ли жить сын моей
двоюродной сестры или нет – и для этого мне необходимо пойти с ними на это
празднество ширка. В то же время я спрашивал себя: как мне убедить ее, что она на пути к
куфру? И что случится, если я разобью эту красивую мечту, которой она жила эти три
года?.. В конце концов, я сказал себе, что начну с ее мужа, поскольку мужчины являются
покровителями женщин.
Я отвел ее мужа в дальнюю комнату и намеренно сделал так, чтобы он увидел у меня в
руках книгу «Единобожие» имама Мухаммада ибн Абдуль-Ваххаба. Он протянул руку и
развернул к себе обложку. Не успев даже причитать заголовок, он тут же отскочил так, словно схватился за раскаленный уголь, и закричал: «Что это ты читаешь?! И как
оказалось у тебя эта книга?! Наверняка, кто-то подсунул ее тебе!»
Он знал, что я человек уравновешенный и уделяю время посещению гробниц и
подношению свечей, вещей согласно данным обетам, а иногда и принесению жертв, - так
же, как и он. И я видел в его глазах искреннее сожаление по поводу того, что мне в руки
попала эта книга.
И мне предстояло занять ту же позицию по отношению к нему, которую в свое время
занял доктор Джамиль Гази по отношению ко мне. И Аллах пожелал так, что бы это было
для меня подобно экзамену… Смогу ли я применить на деле то, о чем читал?
Самое важное – это моя приверженность своей акыде, а также преподнесение ее другим.
Ведь тот, кто не оказывает никакого влияния на окружающих его людей, это носитель
негативной акыды. И совершенно немыслимо, чтобы я держал в себе свои убеждения,
оставляя других в заблуждении, иначе в будущем они утопят меня в своих суевериях…
Значит, я должен спорить с ними наилучшим способом и не позволять им считать это дело
неважным. Я обязательно должен отвратить их от их ширка и они непременно должны
отказаться от своих убеждений… Потому что эти суеверия основаны на заблуждении, и
стоит только сомнению войти в них, как оно тут же разрушает их, преследует, и будучи
настойчивым настигает и уничтожает их, или по крайне мере, останавливает их рост,
чтобы они не повредили другим…
И поэтому я принял решение уповать на Аллаха и начать объяснять этому человеку… И я
даже не надеялся пошатнуть его вероубеждение, которому уже больше тридцати лет. И я
ограничился тем, что попросил его взглянуть на это дело внимательно. Эти ли мертвые, покоящиеся в гробницах, более почитаемы у Аллаха или же Мухаммад, Посланник
Аллаха (да благословит его Аллах и приветствует)?... И пусть он хорошенько подумает об
этом и сообщит мне о результатах, без всякого пристрастия и фанатизма.
Он пообещал мне, что подумает об этом, но при этом все же попросил меня сопровождать
в их «благословенной» поездке в Танту. Я же ответил ему, что это невозможно и этому
никогда не бывать. И что, если он так стремится поехать вместе с женой на могилу
господина аль-Бадави, чтобы их сын жил, то это означает ни что иное, как его
убежденность в том, что жизнь – в руках аль-Бадави, и он продлевает ее, кому пожелает и
отнимает ее, кого пожелает. Он вытаращил на меня глаза и закричал: «Не становись
кяфиром!» Я же сказал ему: «Кто из нас совершает куфр? Я, который требует от тебя, чтобы ты обратился к Аллаху, или ты, который упорно настаивает на том, чтобы
обращаться к аль-Бадави?!»
Он промолчал и видимо посчитав это нарушением правил гостеприимства с моей
стороны, забрал жену, барана и сына, и они отправились из аль-Аббасиййи в Каире в
Танту. И, провожая их, я шепнул ему на ухо, что если он предпочтет не заезжать к нам
после возращения с «карнавала ширка», я буду ему благодарен, иначе он встретит с моей
стороны то, что стеснит его. Это еще больше ошеломило его, и странный караван с
ведомым бараном отправился в Танту.
Спустя несколько дней я узнал, что моя родственница вернулась из Танты, прямо домой, не заезжая к нам в Каир, и что она разгневана и пожаловалась на меня всей семье. А через
две недели раздался звонок в дверь, и мой младший сын подошел к двери, узнать, кто
пришел, после чего вернулся и сказал мне: «Ибрахим аль-Харран». Я переспросил: «аль-
Харран?». Это муж моей двоюродной сестры – что же случилось? Они пришли с новым
бараном по новому обету для новой могилы, или что? И я решил не молчать, но
выпустить свой гнев на волю на этот раз, даже если дело дойдет до драки. Весь
взвинченный, я подошел к двери. Аль-Харран протянул мне руку для рукопожатия. Я
пригласил его войти, но он отказался. Он улыбнулся натянутой улыбкой и сказал, что он
просит у меня книгу шейха Мухаммада ибн Абдуль-Ваххаба.
Я долго смотрел на него с вытаращенными глазами… Он пришел, горя желанием
вернуться на путь Таухида… За этим непременно должно что-то стоять. Немыслимо,
чтобы это произошло без серьезных на то причин, я и решил эти причины выяснить. Он
начал говорить, и каждая фраза, слетавшая с его уст, была тяжелой, как камень, падающий
с вершины горы. Он сказал: «Мой сын умер после нашего возращения». Поистине, мы
принадлежим Аллаху и к Нему будем возвращены... Это уже четвертый ребенок подряд,
который умирает у Ибрахима. Каждый раз, когда ребенок достигает трехлетнего возраста, он отправляется вслед за своим предшественником. И каждый раз вместо того, чтобы
пойти к врачам, чтобы пройти лечение вместе с женой после проведения необходимых