Лицо суфизма - Страница 1
ËÈÖÎ ÑÓÔÈÇÌÀ
Áàõàóääèí Ìóõàììàä
ÁÀÄÐ
Предисловие
Поистине, хвала принадлежит Аллаху, Его мы восхваляем, у Него просим помощи и
прощения, и ищем защиты у Аллаха от зла наших душ и наших дурных дел. Кого ведет
Аллах Прямым Путем, того никто не собьет, а кого он вводит в заблуждение, того никто
не выведет на Прямой Путь.
Свидетельствую, что нет бога, кроме одного лишь Аллаха, у Которого нет сотоварищей.
И свидетельствую, что Мухаммад – Его раб и Посланник.
«О те, которые уверовали! Бойтесь Аллаха должным образом и умирайте не иначе,
как будучи мусульманами!»
«О люди! Бойтесь вашего Господа, Который сотворил вас из одного человека,
сотворил из него пару ему и расселил много мужчин и женщин, произошедших от
них обоих. Бойтесь Аллаха, Именем Которого вы просите друг друга, и бойтесь
разрывать родственные связи. Воистину, Аллах наблюдает за вами».
«О те, которые уверовали! Бойтесь Аллаха и говорите правое слово. Тогда Он
исправит для вас ваши дела и простит вам ваши грехи. А кто повинуется Аллаху и
Его Посланнику, тот уже достиг великого успеха».
Далее:
Я написал эту книгу для противостояния одному из заблудших течений, которое
облачилось в одеяние Ислама и представило простым мусульманам их религию в
искаженном виде, и которое точит Умму изнутри, как точат черви дерево… Это течение –
суфизм.
Для разъяснения причин, которые побудили меня к написанию ее, расскажу вкратце о
своей жизни и той обстановке, в которой я вырос.
Я родился 20 апреля 1964 года в селе Ведено. Сейчас это одно из чеченских сел. Однако в
то время чеченцы были в ссылке, и нас, дагестанцев, насильственно переселили в города и
деревни, покинутые ими. Отец мой знал арабский язык в такой мере, что о нем можно
было сказать: малый ученый. Однако он любил арабский язык, почитал его и по мере
возможности собирал книги на нем, а также обучал ему других. Когда мне исполнилось
три года, власти арестовали моего отца без какого-либо проступка с его стороны, и без
судебных разбирательств. Просто за то, что он был человеком верующим и соблюдающим
и никогда не оставлял совершение намаза, даже на рабочем месте. Для них это было
преступлением, заслуживающим тюремного заключения и ссылки… Проведя в тюрьме
семь лет, он вышел от туда в здравии и благополучии. К тому времени мне исполнилось
десять лет. Он начал обучать меня различным разделам грамматики арабского языка и
привил мне любовь к этому языку, и да помилует его Аллах Своей безграничной
милостью, как он обучал меня маленьким...
Время, в которое я появился на свет, отличалось относительным спадом политической и
социальной напряженности по сравнению с предшествующим ему сталинским периодом,
особенно 30-ми годами. Объяснялся этот спад смертью Сталина и началом второй
мировой войны, которая легла тяжким бременем на плечи СССР, давлением на него
мировых держав – Америки и Англия, и другими причинами, хотя странной продолжала
управлять коммунистическая партия. Что же касается 20-х и 30-х годов, то в них
случалось всякое. Человека забирали, обычно среди ночи, просто из-за того, что на него
кто-то донес, без выяснений, правда это или ложь. Или потому, что в его доме имелась
книга на арабском или экземпляр Корана, или же он принадлежал к роду, который
славился в прошлом своим богатством и земельными владениями. А то и вообще без
причины – из-за того, что один из чиновников власти питал к нему враждебность. После
ареста его сажали в тюрьму, ссылали в Сибирь или на Крайний Север, и он мог вернуться
лишь через двадцать лет, истощенным и обессиленным, или не вернуться вообще. Чаще
всего этого человека перемалывали на мельницах, предназначенных для людей, помещали
в газовые камеры или же он умирал медленной смертью от изощренных пыток… В
общем, было это время темное и страшное. Правил тогда безбожный коммунизм, который
был позорным пятном на лице истории народов. Человек стал бояться своего друга и даже
брата и отца, из-за того, что люди постоянно доносили друг на друга. Более того, человек
боялся признаться, что арестованный является его родственником, чтобы и его не
арестовали вместе с ним. И если кто-то скажет, что человечество никогда не переживало
более темного и ужасного времени, чем то, в которое мы жили, он не погрешил бы против
истины. Было погублено семьдесят миллионов душ, не считая убитых во второй мировой, в наших странах. Все это было направлено на уничтожение всего, что имеет отношение к
религии. В подобных обстоятельствах вполне возможно полное исчезновение знания и
ученых, а также книг, которые тоже сжигались и уничтожались при обнаружении. Это и
есть причина недостатка у нас исламский знаний и исчезновения ученых – так, что во всей
России и на Кавказе и в республиках бывшего СССР нет ни одного авторитетного
исламского ученого.
Того, кто незнаком с историей наших стран, может удивить то, насколько погрязли в
невежестве наши народы. Я же говорю: если бы этот человек почитал историю и узнал о
притеснении, гонениях и массовом истреблении по самым ничтожным причинам, а то и
вовсе без причины, имевшем место в наших странах, его удивило бы то, что у нас
остались даже эти крупицы знаний.
Несмотря на все это – Хвала Аллаху, – ясно видно, что Аллах сохранил Свою религию и
связанные с ней науки от исчезновения, и частички их остались здесь и там у людей, знающих арабский язык и религию, хотя и были скрываемы. Люди эти обучили тайно
некоторых стремящихся к знаниям. И я был одним из тех, кто учился по этой системе, в
обстановки полной секретности. Что же касается выезда из страны для поступления в
один из исламских университетов в то время, то это было делом практически
невозможным. Об этом не стоило и мечтать, поскольку все мы находились в самой
большой в мире тюрьме, именуемой Советским Союзом и отделены от остального мира
плотным и непроницаемым «железным занавесом».
Обучение наше проходило по программе, разработанной в прошлом. В ней было много
хорошего, это не стоит отрицать. Однако и недостатков у нее было немало. Она
отграничивалась книгами и источниками, которые имелись у нас в старые времена, и
среди них не было книг, разъясняющих правильную ‘акыду, которая была у наших
праведных предков (саляф), вроде книг имамов по ‘акыде и книг Ибн Теймийи,
Мухаммада ибн ‘Абду-ль-Ваххаба и других, известных своей чистой и правильной
‘акыдой, а также призывом придерживаться Сунны и бороться с нововведениями.
Что касается фикха, то все мы в Чечне и Дагестане изучали книги по шафи’итскому
мазхабу и были фанатично привержены ему, и никто не имел права выходить за его
пределы, кроме как в исключительных случаях и при определенных условиях. А в
Средней Азии, Казахстане и Татарстане люди придерживались ханафитского мазхаба и
были привержены ему как мы – шафи’итскому, если не больше.
По ‘акыде условно мы были аш’аритами. По правде говоря, мы не уделяли ‘акыде такого
внимания, которое заставило бы нас изучать нашу ‘акыду, познавать ее тонкости и
подробности, сравнивать ее с другой ‘акыдой, которая противоречит ей, искать различия, вступать в дискуссии с теми, с кем у нас есть разногласия, и подкреплять свое мнение
доказательствами из Корана и Сунны и доводами разума. Ничего такого не было. Но,
когда разговор заходил об ‘акыде мы традиционно относили себя к аш’аритам, поскольку
так делали наши отцы и деды, а вовсе не потому что хорошо понимали эту ‘акуду и были
убеждены в ее правильности. Единственной книгой по ‘акыде, которую мы изучали, был