Лицо под маской (СИ) - Страница 62
— Принимали разные препараты, расширяющие сознание. Иначе говоря, дополнили круг веселья порошком черного лотоса, таблетками «пурпурное сердце» и пыльцой гевернии, — жестко уточнила я.
— Ну, да. Так вот, однажды я неожиданно пришел в себя и понял, что сижу на скамье… мраморная скамья возле какого-то заброшенного дома. Рядом стоит мой приятель Франко, в его руках нож, а у ног лежит тело. Мертвая женщина, или умирающая, не знаю. А с другой стороны кривляется и хихикает высокий мужчина в маске Джокера, и твердит: «Добей ее, мальчик, добей, попробуй, как это сладко!».
— Дальше!
— Дальше… я протрезвел, как-то вот сразу. Оттолкнул Джокера, попытался нащупать пульс у жертвы, но я не слишком это умею. Ну, вот, а потом удар по голове… Снова я открыл глаза на той же скамье, только уже в одиночестве. Никаких следов произошедшего не было, да и тело исчезло. Я бы вообще подумал, что все это был какой-то сон, наркотическое видение, вот только утром обнаружил на рукаве своей рубашки пятно крови.
— А Франко?
— Я больше его не видел. Он не был из числа нобилей, кажется, даже и вообще не венецианец. Про себя я решил твердо, что с этой компанией должен порвать. И, словно в награду, через пару дней познакомился с Беатриче.
— Скажи, а через какое время ты получил маску?
— Через шестьдесят два дня, — ответил он мрачно. — Проснулся утром, а лица-то у меня и нет… Вы думаете, это Джокер?
— Возможно… Очень даже возможно…
В глубокой задумчивости я простилась с Карло и вернулась к счастливой невесте.
Мне было известно, что сегодня все церемонии будут проходить здесь, в Ка’Контарини. В общем-то, это было весьма мудрое решение: пустая свадебная барка отправится в положенный путь по Гранд Каналу, все равно видеть невесту никому не положено до бракосочетания. И, если Джокер решит напасть, то пострадает лишь скорлупка от ореха.
Не знаю, я не психиатр, но мне казалось, что в такой ситуации — среди бела дня, на Гранд Канале, на глазах у сотен и тысяч зевак, зная о неусыпном внимании безопасников — может решиться действовать только полный идиот. А наш противник, несомненно, сумасшедший и весьма злонамерен, но в глупости его обвинить никак нельзя.
Тем не менее, решение перенести все мероприятия, официальные, полуофициальные и вовсе даже частные, в крепость под названием Ка’Контарини, я сочла мудрым. План был таков: сперва жених и невеста должны прочесть и подписать брачный контракт, затем церемония посвящения этого брака богам и испрашивание благословения, и, наконец, прием. Примерно в середине приема молодожены должны были исчезнуть из бального зала, переодеться и порталом отправиться туда, где будут проводить свой медовый месяц.
Со стороны Контарини подпись Карло заверил мессере Джакомо, сторону Беатриче представляла я. Происходило все это в библиотеке, и двенадцать нобилей, по шесть с каждой стороны, стояли за нашими спинами и внимательно следили за процессом. Когда подписи были поставлены, синьор Джакометти, секретарь Совета двенадцати, хорошо поставленным голосом провозгласил:
— Контракт подписан и заверен гражданами Светлейшей Республики Венеция, и любой, кто посмеет оспорить или нарушить его, будет судим по законам Республики!
«Однако. Вовремя же мной было получено венецианское гражданство…» — пронеслось у меня в голове.
В молельне Ка’Контарини уже ждала жрица Ниалы — после некоторых споров Карло и Беатриче решили заключить брак под рукой этой богини. По традиции, были подготовлены две отдельные комнаты, примыкающие к молельне, для того, чтобы жених и невеста могли еще раз подумать, взвесить и. может быть, высказать последние сомнения в компании самых близких людей. Беатриче сделала шаг к комнате справа, оглянулась и потянула за руку меня.
— Пойдем! — Плотно закрыв за нами дверь, она прислонилась к створкам изнутри и какое-то время молчала.
— Ты… сомневаешься? — дрогнувшим голосом спросила я. — Ну, хочешь, мы все отменим, уедешь куда-нибудь…
— Нет, ну что вы. Как я могу сомневаться? Я бы за Карло все отдала! Просто я хочу почувствовать вот эти последние минуты старой жизни, перед тем, как закрыть дверь. Понимаете?
— Понимаю.
Мы помолчали. Потом Беатриче аккуратно, чтобы не размазать макияж, промокнула слезинку, посмотрела на себя в небольшое зеркало на стене и поправила какой-то стебелек в букете.
— Ну… я готова.
Жрица прочитала положенные молитвы к Ниале, попросив для новой семьи счастья и истинной любви. «И удачи, дай им удачи, светлая богиня, — добавила я мысленно. — Хватит уже приключений этим детям!». Венчальные браслеты заняли свое место на левой руке, и поцелуй завершил церемонию.
Когда Карло оторвался от губ своей жены, высокие своды молельни вдруг залило светом, который стянулся к сцепленным рукам и словно впитался в них. Проморгавшись, присутствующие обнаружили, что тонкие золотые браслеты исчезли, их место занял сияющий золотом сложный рисунок: виноградные ветви, перевитые цветущим вьюнком. В полном молчании мы смотрели, как рисунок этот медленно потускнел, погас, оставив только легкий контур на запястьях.
— Поздравляю вас! — раздался негромкий голос жрицы. — Вы получили истинное благословение Ниалы. Да осенит богиня ваш путь.
В огромном бальном зале уже толпились гости; к молодым потянулась вереница поздравляющих. Я взяла с подноса бокал с шампанским и отошла в сторонку, осматриваясь. Вон Лавиния, рядом с Джан-Марко, о чем-то тихо переговариваются, цепко оглядывая присутствующих. Впрочем, в такой толпе можно даже и не особо понижать голос, все равно кроме твоего соседа никто ничего не услышит… Увидев поблизости графиню Боттарди, я подошла поздороваться. Старая дама, к счастью, не поддалась общей романтической лихорадке, и мы провели несколько приятных минут, потихоньку злословя о знакомых. Потом мою собеседницу отвлекли, а я взяла новый бокал взамен опустевшего, подумав мельком, что пора уже переходить на лимонад. Тут у себя за спиной я услышала мужской голос и чуть не подавилась. Неужели Джокер? Повернувшись, увидела фиолетовую мантию, обширный живот и веселые глаза, и вздохнула с облегчением: монсиньор Паоло Гвискари, архиепископ Венеции, Фриули и Альто-Адидже.
— А вы ведь ждали увидеть кого-то другого, синьоар Хемилтон-Дайер, — проницательно заметил прелат.
— Тем больше моя радость от встречи с вами, монсиньор! — ответила я искренне. — Хорошо, что вы здесь.
— Почему?
— Ну, это означает, что ваши разногласия с Контарини так или иначе решены. А я люблю, когда симпатичные мне люди пребывают в согласии.
— Да, действительно! — Тут он расхохотался, колыхнул чревом, наклонился ко мне поближе и прошептал, — Я гляжу на невесту, и понимаю, почему мерзкая старуха хотела ее уморить. Мыслимое ли дело, каждый день видеть такую красоту, а потом смотреть в зеркало, и обнаруживать там гадкую физиономию.
— И что, — поинтересовалась я с холодностью, — мерзкая старуха все еще морит остальных монахинь?
— О, нет. Было проведено тщательное расследование, я лично выезжал в монастырь святой Авеллии. — Тут он стал серьезен. — За неуставные действия, неподобающие лицу такого звания, бывшая настоятельница монастыря пожизненно отправлена в одиночную келью, без права выхода. Она лишена магии, и на уста ее наложена печать молчания.
Он провел рукой по лицу, и суровый пастырь исчез, вновь сменившись весельчаком и гурманом:
— Честно говоря, последнее было вынужденной мерой. Когда Прокопия узнала, с какой целью я приехал… в общем, я узнал о себе много нового, а уж сколько неизвестных словосочетаний услышал!
Прием был в самом разгаре. Наступил тот момент, когда голоса начинают звучать всё громче, глаза блестят, а улыбки становятся адресными. Иначе говоря, веселье достигло пика, и младшие члены клана Контарини, заменившие сегодня лакеев и хостесс, с улыбками стали разносить кофе, шоколад и пирожные. Очередная юная синьорита дотронулась до моего рукава: