Лицо под маской (СИ) - Страница 11

— Что случилось? — я присела на корточки, глядя ей в лицо.

— Мария… младшая… сказали, умирает… Надо домой, скорее!

Не глядя, я расписалась в чеке и следом за Франческой побежала к гондоле.

— Синьоры, возьмите мой катер, — догнал нас директор фабрики. — Он гораздо быстрее!

Катер, оснащенный новейшим мотором на воздушных элементалямях, действительно, летел как ветер. Возле Ка’Контарини-Боволо мы оказались минут через десять.

— Что?… — Франческа трясла за плечи сухопарую даму в сером платье, видимо, гувернантку. — Где она?

— В своей комнате, синьора! — шелестела гувернантка на бегу. — Все было нормально, мы позанимались, попили чаю, и Мария села читать. А минут через двадцать…

Следом за ними я взлетела по лестнице. Высокая белая дверь в комнату была распахнута настежь. Столпившиеся возле нее женщины в форменных платьях заглядывали внутрь, но войти ни одна не решалась. А из комнаты доносились весьма неприятные звуки: кто-то дышал тяжело, со всхлипами, которые вдруг прервались рвотой.

— Вам что, заняться нечем? — гувернантка полоснула взглядом по стайке горничных, и те брызнули к лестнице.

Девочка лет восьми сгибалась над тазом, который держал перед нею молодой мужчина. В следующий миг девочка потеряла сознание и стекла на постель. Я сбросила плащ и полумаску и шагнула вперед.

— Франческа, мне нужна вода, как можно больше теплой воды. Пусть приготовят и держат теплым отвар ромашки с добавлением лимона и… розоцветник двулистный найдется в доме? Если нет — немедленно кого-нибудь за ним пошли. Вы Витторе?

Мужчина, державший девочку за безвольно повисшую руку, кивнул.

— Расскажите коротко, что здесь происходило.

Все, изложенное мне супругом Франчески, лишь подтвердило мои подозрения: отравление. И отнюдь не случайное. Явно действовал растительный яд, что-то вроде аконитина или дафнина; затрудненное дыхание, рвота, да и пятна на коже весьма характерные. Судя по рассказу Витторе, с момента, когда яд попал внутрь, прошло около часа; раз до сих пор организм держится, значит, есть хорошие шансы. Промывание сейчас сделаем, и нужно ввести что-то, поддерживающее сердце и дыхание.

Две горничные вместе со вполне вменяемой гувернанткой занялись промыванием, Витторе уложил в кресло осевшую Франческу. За розоцветником и прочими препаратами отправили к аптекарю самого шустрого мальчишку.

После инъекции девочка слегка порозовела, хотя пока в себя и не пришла. Я велела гувернантке аккуратно и понемногу поить ее отваром, а сама прошлась по комнате. Мой взгляд привлек поднос с чайными чашками, булочками, маслом и прочим, отставленный в сторону. Я провела правой рукой в воздухе над всем этим, и почувствовала, как мой новый браслет сжался на моей руке.

«Ого! — подумала я. — А вещица-то совсем не проста».

Сжимался он над одной из чашек и над вазочкой с джемом.

— Витторе, не подойдете ко мне? — позвала я негромко. — Мы можем выяснить, кто подавал вот это все, и кто готовил?

Горничная, приносившая чай, клялась, что забрала его на кухне и нигде по дороге не останавливалась. Ах, как жаль, что ментальная магия мне недоступна! Можно было бы сразу проверить, не задержали ли ее вместе с подносом на ту самую секунду, за которую можно было в чашку с чаем сыпануть порошочка.

Стоп, нет, не так. Браслет реагировал на чашку и на вазочку с джемом. В чае порошок мгновенно растворится, а вот поверхность джема будет довольно долго его держать. Получается, все было сделано еще в кухне. Ну-ка, посмотрим еще раз… ну, точно, у девочки явно своя любимая чашка, нежно-розовый фарфор с ветками мимозы. Все в доме эту чашку в лицо знают наверняка. Значит, яд нанесли на поверхность чашки, а с джемом перемешали. И еще важный вывод: никто ничего не перепутал. Отравить хотели именно Марию, младшую дочь Франчески и Витторе Контарини-Боволо.

— Мама? — раздался голосок. — Мамочка, у меня живот болит!

Девочка расплакалась, обнимающая ее Франческа разрыдалась, а Витторе, поиграв желваками, взглядом указал мне в сторону коридора. Я вышла и прикрыла за собой дверь.

— Прошу прощения, нас не представили… — начал он.

— Да уж, не до того было. Я Нора Хемилтон-Дайер, вчера познакомилась с вашей супругой в Ка’Боттарди на приеме. Можно называть меня просто Нора.

— Да-да, Фран говорила мне. Нора, спасибо вам…

— Бросьте, Витторе, ее организм, к счастью, справился сам. Но я бы рекомендовала вам всерьез задуматься, кому могла помешать столь маленькая девочка.

— Тут и думать нечего, — он скрипнул зубами. — Паски.

— Что?

— Клан Паски. Наши противники.

— Но почему именно девочка?

— Потому, что месяц назад у Марии открылся магический дар, необычный и очень сильный. Три стихии сразу — вода, как у всех нас, металл и огонь.

— Ого! — забывшись, я присвистнула. — Огонь с водой, это уже редкость. А маги металла, по-моему, вообще давно уже не появлялись.

— Вот именно. И это усиливает дом Контарини… очень. Неделю назад решалось, кто будет учить Марию, каким семьям будет разрешено, чтобы их сыновья за ней начали ухаживать… В общем, вы понимаете.

Я понимала, и еще как. Можно сказать, что на кровати в детской лежал живой кусок золота весом в тридцать килограммов.

— Ну, хорошо, — сказала я. — Тогда слушайте, что мне удалось понять…

По мере моего рассказа лицо молодого человека мрачнело все больше. Еще бы: от работы кухни зависел весь дом… Но это уже его задача, сделать так, чтобы больше к Марии никто не смог подобраться. А у меня, между прочим, переезд намечался. Я взглянула на часы и охнула: через десять минут синьор Лаварди прибудет с грузовым катером, а меня нет!

Моторная лодка дома Контарини-Боволо летела, как на крыльях, и на отельный причал я выпрыгнула с минимальным опозданием. Пожалуй, для города, где практически никто почти никогда не торопится, десять минут — это даже не задержка. Тем не менее, мои вещи — чемоданы, шляпные коробки, четыре манекена с платьями, сундучок с косметикой — были уже погружены, а синьор Лаварди меланхолически пил кофе в лобби отеля.

Знакомый мне портье, Антонио, вышел меня проводить и попрощаться.

— Мне жаль, что вы уезжаете, синьора Хемилтон-Дайер. Но, с другой стороны, я рад, что вы вживаетесь в наш город с такой быстротой…

— Спасибо. Страшновато мне, конечно, — неожиданно для себя призналась я. — Это не в Лютеции апартаменты снять. Все по-другому.

— Конечно! все гораздо лучше! — Антонио улыбнулся. — Подниметесь в номер посмотреть, все ли собрано?

Все было собрано. Единственное, чего не упаковали горничные — документы, драгоценности, деньги и прочее содержимое сейфа, не тронули они и чемоданчик с инструментами. Я по привычке проверила магические и механические замки на нем, выгрузила все из сейфа и вышла в лобби. Пора отправляться в новую для меня реальность.

Рыжий кот Руди сидел на досках причала Ка”Виченте и умывался. Увидев подходящую гондолу, Руди дернул хвостом и подошел поближе к причальному столбику.

Я вышла из гондолы, синьор Лаварди подхватил мой чемоданчик и выгрузился следом. Кот обнюхал мои коленки, счел их удовлетворительными и, задрав рыжий хвост, повел меня внутрь. Синьора Пальдини, ожидавшая в холле, присела в реверансе и повела меня наверх.

В спальне я бросила на кресло плащ, перчатки и сумочку, скинула камзол, оставшись в штанах и рубашке, и подошла к окну. Первоцветы, фиалки и крокусы во внутреннем дворике продолжали цвести, домоправительница поставила там столик и пару кресел, можно было выйти и в хорошую погоду выпить кофе, например, глядя на цветущую яблоню.

Минуточку, сейчас, вообще-то, еще только февраль. Яблони зацветут, наверное, в апреле — я что, собралась жить в Ка”Виченте до апреля?

Нора Хемилтон-Дайер, ты сошла с ума.

Из окна будуара виднелся Гранд Канал. Бесчисленные гондолы, лодки и катера сновали по нему, казалось бы, хаотично, но, приглядевшись, я рассмотрела в этом хаосе логику. Стук в дверь отвлек меня от созерцания, я открыла. Под командованием синьоры Пальдини двое работяг внесли первый манекен, с фиалковым шелковым платьем, которое я как раз собиралась надеть сегодня, и установили его в гардеробной между зеркалами.