Лицо отмщения - Страница 16

– И Вавилон не устоял пред гневом Всевышнего, – промолвил аббат Сен-Дени. – Нет стен, кои бы не сокрушила воля его.

– Ваше величество! – В шатер вбежал молодой оруженосец в котте, затканной множеством золотых лилий в лазоревом поле. – Замок выбросил белый флаг, они открывают ворота!

– Я бы назвал это знамением, сын мой, – чуть помедлив, негромко подытожил аббат Сугерий.

Гребцы на галерах – неважные лучники. Прицельно стрелять в движущегося противника, много часов перед тем ворочая тяжеленным веслом, и пытаться не стоит. Однако пользоваться ременной пращой упражнения на веслах не мешают. Как по команде град свинцовых шариков обрушился на сарацин, зажатых между щитами варангов и сокрушительным прессом абордажной команды Анджело Майорано. Отряд, который вел за собой этот «мытарь дьявола», был невелик, но каждый его воин знал свое место и стоил по меньшей мере пятерых. Неизменная отвага сельджуков повелевала им держаться до последнего, но ни варанги, ни их «случайные» союзники не собирались отвлекаться, чтобы оценить воинскую доблесть противника.

– Лево! – раздалось в голове у Вальдара, и он не глядя выставил щит. В тот же миг чей-то клинок гулко ударил по умбону[17], и рыцарь почувствовал, как остаток импульса этого удара переходит ему в руку. Еще мгновение, и у его ног рухнуло тело с торчащей в горле длинной оперенной стрелой.

– Спасибо, Лис.

– Кушайте, не обляпайтесь. Право!

Рыцарь резко ушел с линии атаки и торцом щита рубанул по возникшму совсем рядом предплечью с хищным дамасским кинжалом, зажатым в кулаке. Оружие вылетело из руки нападающего и встряло в палубу. Вальдар тут же резко двинул щит вперед, нанося тяжелейший удар в челюсть врага. Ни малейших сомнений в эффективности контратаки у рыцаря не было, и потому, перескочив через растянувшееся на палубе тело, он помчался дальше.

Анджело Майорано сражался один против троих. Сельджуки пытались окружить его, но венецианец уходил от их атак, точно угорь. Казалось, опасность лишь развлекает его, потому он не торопится разделаться с неприятелями. Пробегая мимо, Вальдар рубанул одного из турок. Тот упал, не подавая признаков жизни. Должно быть, это резко снизило интерес Анджело Майорано к происходящему, ибо спустя несколько секунд оба приятеля несчастного сельджука тоже были мертвы.

– Граци[18]! – услышал вслед Камдил, однако для обмена любезностями не было времени. Бой уже кипел на палубе дромона. Отчаяние заставляло сельджуков держаться. Предчувствие скорой победы диктовало ромеям и их союзникам не знать пощады.

– Назад!

Рыцарь отпрянул в сторону, и тяжелая двуручная секира врезалась в фальшборт там, где только что находился Вальдар Камдил. Могучего вида ромей держался за древко, пытаясь выдернуть грозное оружие, глубоко встрявшее в деревянный брус.

– Снять?

– Погоди! Я свой! – закричал рыцарь.

– Какой ты ему свой, пес, рыцарь хренов?!

Точно подслушав слова закрытой мыслесвязи, ромей оставил плотно застрявшую секиру, выхватил меч и бросился на рыцаря. Не теряя времени, тот резко ушел в ноги противнику, кромкой щита подбивая ему коленный сгиб. Лис был прав – турки отнюдь не являлись желанными гостями на византийском корабле, но и от крестоносцев ждать добра ромеям тоже не приходилось.

– Остановитесь! – неслось над палубой. – Внемлите мне, дети мои! Вложите оружие в ножны! – Выбравшийся на кормовую надстройку Георгий Варнац вещал оттуда, как с амвона, обращаясь к разъяренной боем пастве. – Остановитесь, ибо враг уже повержен. Не обагряйте руки кровью братьев во Христе!

Слова монаха, которым должно было бы утонуть в звоне оружия, нежданно подействовали, точно ушат холодной воды на голову. С турками и впрямь было покончено. Лишенная экипажа фелука сиротливо качалась на волне у самого борта дромона. Тем немногим из сельджуков, кому посчастливилось пережить бой, суждено было влачить свой век прикованными к веслам. Погибших турок выбрасывали за борт с палубы на корм рыбам, христиан же зашивали в мешки с насыпанными в ногах несколькими фунтами песка из корабельного балласта. Ибо всякое крещеное тело должно быть предано земле. Георгий Варнац негромко читал над убиенными заупокойную молитву, и зашитые в мешки с тихим плеском уходили на дно.

– ...Покойся с миром! – со вздохом завершил монах-василианин.

– Это был капитан дромона, – пафосно, едва ли не со слезой в голосе произнес стоявший рядом Анджело Майорано. – Он погиб в последние минуты боя. Нечестивец ударил его вот этим кинжалом.

При этих словах Вальдар Камдил бросил взгляд на амальфийца, державшего в руках кривой восточный клинок.

– Но раз уж Господу было угодно привести мой корабль сюда в этот час, дабы помочь вам спастись, неужели же я оставлю своих новых собратьев по оружию посреди моря?! Есть ли среди вас кто-либо, сведущий в навигации?

Молчание было ответом на громогласный вопрос Анджело Майорано.

– Лис, у тебя глаза позорче, – согласно кивая в такт словам бравого капитана проговорил рыцарь на канале связи, – это случайно не тот самый кинжал, который я выбил у какого-то турка, Аллах ему судья?

– Он самый, – утирая навернувшуюся слезу, подтвердил его оруженосец. – Я из своего вороньего гнезда видел, как этот херувим его из палубы извлек.

– Что ж, я не оставлю вас, – между тем вещал Майорано. – Будем идти вместе. Я сам поведу корабль в Херсонес!

Лес темной стеной поднимался от самого берега Днепра до монастырских строений. Казалось, будто христианская обитель являет собой светлый лик с длинной густой бородой. Первые лучи солнца еще не коснулись золотых куполов, и только ранние птицы, предчувствуя зарю, торопили дневное светило радостным щебетом. Подросток лет двенадцати оттолкнул шестом челн-однодревку от песчаного берега и взялся за короткое широкое весло.

– Тять, а тять, – негромко, словно не желая нарушать державшуюся еще ночную тишь, начал паренек, – а правду ли говорят, будто бы аккурат в этих местах златоусый Перун, коего святый Владимир в Днепр кинул, к берегу прибился?

– Сказывают люди, – не спуская глаз с воды, промолвил его отец. – Ты греби давай, да гляди, чтоб мы вешки не прозевали. Не приведи Господь сеть потерять!

– Тять, а за что князь Перуна в воду кинул?

– Да кто ж его знает? Видать, не помогал ему.

– А иным помогал?

– Иным помогал. А то стали бы они вслед ему бежать да кричать «выдыбай[19], боже, выдыбай».

– А что ж его Бог не покарал-то?

– Ну так вестимо же – Бог милосердый. – Старший из рыбарей перекрестился на уже заметные в светлеющем небе кресты монастыря. – А то, может, и покарал, да мы не ведаем. Отец Амвросий вон сказывал, что дети княжии меж собою посварились так, что и на отца руку подняли, и друг дружку убивать стали. Чем тебе не гнев Божий?

– Ишь ты, – покачал головой мальчонка, пораженный бездной премудрости, уместившейся в голове отца.

– Да-а, – довольный собственной проницательностью, подтвердил тот, – из тех же сыновей и святые Борис с Глебом, в честь коего тебя огольца прозвали. Ну, ты о том отца Амвросия поспрошай, он многими познаниями умудренный, не нам чета.

– Ой, вон сеть, вон! – Мальчишка указал пальцем на маячившие впереди верши.

– Да уж вижу, давай греби правее.

Отец сильным движением погрузил в воду свое весло и... едва не выронил его из рук. Ему почудилось, будто деревянная лопасть ударила обо что-то твердое и упругое. В тот же миг челнок бросило в сторону, и по тихой воде прошла волна, будто от внезапно набежавшего буйного ветра. Затем из воды показалось нечто, изогнувшееся дугой и исчезнувшее в пучине. Более всего нечто походило на спину огромного змия. Потревоженное ударом чудище резко метнулось вперед, насквозь пробило расставленные впереди сети, дважды еще показалось вдали в разбегающихся волнах и исчезло столь же внезапно, сколь и появилось.