Лицо фараона (с иллюстрациями) - Страница 27

— Это моя клятва, Фариз, — ответил Ромен.

Они обошли пирамиду и весь некрополь.

— Только бы найти нить, — повторял Ромен. — Разгадку…

Ходили неделю, месяц, старались вдуматься в оостановку, понять строителей, создавших пирамиды и Го род Мертвых. Сознавали, что ничего нет случайного в том, как стоит пирамида, мастабы. У них уже был опыт: ни в Саккре, ни в Долине Царей Ромен и Фариз не встретили хотя бы простой случайности. Во всем была воля строителей и неуловимая тайна жрецов.

Почему с севера, со стороны входа в гигантскую пирамиду нет ни одного погребения? Почему Город уходит на запад? Ромен и Фариз выстукивали каждую скалу, каждый камень. Выстукивали землю у себя под ногами. Глянуть со стороны — вынюхивали, как гончие, запах прошлого.

— Мне кажется, господин, — сказал однажды Фариз, — что я хожу над могилами.

— Могилы рядом, — указал Ромен на мастабы.

— Нет, господин, не только рядом.

— Что ты хочешь сказать?

— Еще ничего не хочу сказать. Мне только кажется. Может быть, я догадываюсь.

Ромен не торопил помощника и не отвергал его мысль. В поисках могла помочь любая деталь — даже сны, даже бред, когда валяешься в приступах лихорадки.

Не отвергать мысли помощника, наоборот, будить ее и этим тревожить и будить свою мысль. «Хожу над могилами…» В Египте вся земля — сплошная могила древности. Не будем брать Египет, думал Ромен. Нужно исследовать этот клочок земли. Город Мертвых. Разве у него, у Ромена, не возникало ощущение, что ноги его тонут в прахе умерших? Нет, это не то. Это относится скорее ко всему Египту, древней земле, растворившей в себе тысячу человеческих поколений. Ходить над могилами… Кругом — Город Мертвых. И все-таки, все-таки, что в этом чувстве Фариза?

И в его собственном чувстве?

Между тем подходило оборудование, приезжали рабочие.

— Все же мне кажется, — возвращался к своей мысли Фариз, — что могилы у нас под ногами.

Ромен тоже склонялся к этому. Еще в древности большинство погребальных камер оказались пустыми. Где их обитатели? Не является ли Город Мертвых фикцией, камуфляжем? Где истинные погребения знати? Разграблены? Частично разграблены, Ромен с этим согласен. Но знать была не настолько глупой, чтобы подвергнуть себя бесславной участи. По верованиям эпохи с утратой мумии человек лишался вечного блаженства в садах Осириса. Знать тоже рассчитывала на вечность и умела прятать свои погребения. Может быть, прав Фариз, когда говорит, что ходит над могилами? Может быть, есть второй некрополь, подземный?

Так они пришли с Фаризом к общему мнению. Наметили план раскопок — наклонную штольню под Город Мертвых.

И не ошиблись. Через полгода наткнулись на подземную галерею.

Барак и службы Ромен распорядился ставить к северу от некрополя, напротив входа в пирамиду Хуфу, и этот шумный лагерь, с ворчанием бульдозеров, криком верблюдов, гортанным говором рабочих, был словно вызов мертвому спокойствию пирамиды. Фариз выразил неодобрение: не надо дразнить богов, лучше отнести лагерь подальше.

— Ничего, — засмеялся Ромен. — Там город мертвых, а здесь — живых!

Из окна барака виден раскоп — сквозная рана в священной земле. Все делает Ромен не так, как другие. Сколько исследователей исходили некрополь, осмотрели и описали каждый камень. Больше, казалось, открывать нечего. Ромен пошел в глубь земли и наткнулся на новый город, уходивший ступенями вниз. Каждая ступень бралась с боя — через завалы и волчьи ямы, подвижные стены и тупики. Строители защищали город по всем правилам обороны: в глухих тупиках и штольнях исследователей подстерегала смерть. Гнев богов! Это и сейчас звучит на глубине трехсот футов!

Семнадцать лет распутывал лабиринт Жан Ромен. Семнадцать лет за каждым поворотом подземной штольни мечтал увидеть заветную дверь, вставал по утрам и засыпал после работы с одним желанием. Тайна не давалась в руки исследователю. Сколько прошло, прежде чем Ромен уяснил плен подземного города ступеней-этажей, уходивших в недра. Вот конец галереи — сейчас… Нет. Это кончился этаж, приходилось опять осматривать, вынюхивать плиты, чтобы найти очередную ступеньку вниз. Помогла геометрия. На чертеже вырисовывался гигантский октаэдр, опущенный в глубину. Но и теперь надо было догадаться, — а потом и уверить себя, — что усыпальница фараона в нижней вершине октаэдра. А еще надо было до вершины дойти. Через все этажи, через стометровую толщу города.

И вот — последняя дверь. За ней — усыпальница. Расчет показал, что здесь кончается линия, проходящая в глубь земли от верхней до нижней вершины октаэдра. Этажи подземелий сужались уступами, спускаясь к усыпальнице фараона, которая была вершиной другой пирамиды, опрокинутой острием вниз. Белая пирамида вверху — как айсберг, девять десятых которого прячется под землей. Пирамида над пирамидой! Верхняя часть лишь обелиск над подземным Городом Мертвых. В глубине гробница властителя. Даже мертвый, ом держит на плечах свое государство!

К последней двери подошли вчера. Это было торжественно и до ужаса просто. В строгом овале, как подобает званию фараона, на двери высечено имя Хуфу. Точно, как где-нибудь в коридоре современного треста: «Директор». Не хватало надписи: без доклада не входить… Ромену хотелось смеяться,

Еще больше хотелось нажать на выступ внизу двери. Но нельзя, нельзя! Надо послать телеграммы в Лондон, Париж, Берлин. Ученый мир знал о раскопках Ромена, ждал результатов. Члены комиссии Беркли, Пфейфер, Клер предупреждены заранее. В Каире к ним присоединятся еще ученые, смотритель музея — всего одиннадцать человек. Конечно, все наготове, но надо ждать. Сегодня Ромен спустился к двери — он будет ходить сюда каждый день. Ромен не звал Фариза с собой, тот сам догнал его в галерее:

— Господин…

Ромен вздрогнул от неожиданности.

— Я с вами, — сказал Фариз.

— Зачем ты здесь? — спросил Ромен,

— Нельзя одному ходить в подземелье, вы же знаете, господин…

Преданность помощника раздражала Ромена, он выругал Фариза. Но не ценить его верность нельзя. Мало ли что может произойти в подземелье: обвал, сработает тайная ловушка жрецов. Сколько погибло исследователей в таких лабиринтах — сошло с ума, заболело неведомыми болезнями. Египтянин прав: не надо ходить одному. Все же Ромен пошел, оставив Фариза за поворотом подземного коридора. Ромен был реалистом. Пусть даже в его жилах течет горячая марсельская кровь, ум у него холодный. Каждый день Ромен убеждает себя, что чувства надо держать в узде, рассудок должен быть холодным и трезвым. Даже, когда хочется нажать на выступ внизу двери, когда до осуществления мечты — полшага.

Быть может, уехать куда-нибудь? На это у Ромена не хватит сил. Он будет сторожить дверь, как цепная собака. Слишком долго он шел к двери.

Сгущаются сумерки. Ромен откладывает в сторону план некрополя, смотрит в окно. Пустыня меняет краски — с сиреневой на серую, темную. Ромен не зажигает огня. Прислушивается, как умолкает лагерь, люди укладываются спать. Мягкими шагами тишина входит в мертвый город, в комнатушку исследователя. Усыпляет Ромена. А может быть, заставляет грезить. Ромен откидывается в кресле, смотрит и не видит окна. Он уже не в клетушке — он, как птица, выпущенная в небо. Раздвигается горизонт. Раздвигается время. Перед Роменом струится странная, неторопливая жизнь. Звучит голос, рассказывает о прошлом.

— Фараон Хуфу-Хеопс — правил в начале третьего тысячелетия до нашей эры, в эпоху Древнего царства…

Кто это говорит — Геродот? Ромен не в силах поднять отяжелевшие веки. Или — история?.. Или это он сам говорит с кафедры Коллеж де Франс? Конечно, это он сам. Вспоминает и говорит. И видит то, о чем говорит.

Ему интересно рассказывать. Еще интереснее видеть, как слова воплощаются в живые картины. Но как он может видеть, если он за кафедрой Коллеж де Франс?.. А не все ли равно? Ромен следит за картинами, которые развертываются перед ним. Он это рассказывает, или история, или Геродот — безразлично. Главное — он видит. И ему надо видеть все и рассмотреть до конца.