Личный варвар - Страница 5
Изменить размер шрифта:
Расскажи нам, старый вед
– То ли царь ты, то ли вед.
Сколько сколько тебе лет?
И не спрашивать ужо —
сам не помнишь? Хорошо.
«Хорошо да хорошо – ничего хорошего!»
– Доколе войны нам терпеть?
«Жизнь без того сложная:
сложим год, сложим два —
не осталось ни шиша!»
– Так какой, скажи, ты вед,
коль не знаешь сколько лет
жить нам всем до мира?
«Мир.. такое было? —
призадумался наш дед. —
Жили в мире или нет,
сколько войн идёт в миру?
Старый стал я, не пойму.
Нет, не вижу сквозь века!»
И печальные полка
собирались в бой, в бой
через бабий вой вой
уходили далеко —
в соседне поле. Глубоко
зарывались в землю-мать
(оборона) и не встать!
А кто не встал,
того поднял
старый старый старый вед.
Похоронит али нет?
Да куда ж он денется:
проживёт ещё лет сто – не изменится!
Закидает всех землёй:
«Спи, дружинник!» Песню пой
о языческих богах.
Старый вед сидит в ушах
и считает нам года:
«Раз и два, и два, и два…»
– Так сколько до мира осталось?
«Лишь бы Русь не сломалась!
Всё остальное неважно:
ОТМОЕМ, грехи – не сажа!»
Чернокнижник
Чернокнижник Чернокнижник,
отворяя дверь веков,
он из книжек, он из книжек
время черпает своё.
Черный старец не стареет,
вечный пленник не сердит,
он в оковах своих книжных
уже тыщу лет сидит:
за листом листы листает,
шепчет в бороду слова..
Всё на свете старец знает,
но не скажет никогда,
что на небе зла немало,
на земле его полно.
Рвёт листки он и кидает:
клёна, липы – всё равно.
У костра огонь играет,
чёрной ночью звёзды спят.
Чернокнижник что то знает.
Его волки сторожат.
Совы ухают глумливо,
ворон каркнет. Ночь прошла.
Губы старые сварливо:
«Ещё годика бы два!»
Два и десять лет пройдёт,
его жизнь не заберёт
Смерть-прохожая старушка
(Чернокнижнику подружка).
Чернокнижник Чернокнижник,
отворяя дверь веков,
он измучил эти книжки:
листы плачут от оков.
Переплёты переплёты —
судьбы переплетены.
На которой ты странице?
Не расскажет и не жди!
Смысла нет в листанье ветхом.
Он хотел бы умереть.
Но то вечно, что заветно.
Сто веков ещё терпеть!
Чернокнижник Чернокнижник,
чёрна чёрна голова.
«Сколько же прочёл я книжек?» —
БЕЛ БЕЛЫ его слова.
Ой ты пан Гайдук
Ой ты, пан Гайдук, ты куда идёшь,
куда идёшь, куда крест несёшь:
толь к поклонной горе, а то ли по ветру?
Чего дом родной тебе да не по нутру?
Может, турка ты погнал, чи Мамая не застал,
али Варвара пытал или до смерти устал?
Гайдук Гайдучок, старый ты мужичок
на молодом коне, скачи во двор ко мне!
Я паночка панова по имени Прасковья.
Не гляди, что я с Руси, я со старой повести,
я из древних времён. Мы про Украину споём:
«Эй ей на Руси были были волости:
раз – киевская Русь, два – киевская Русь,
три – Киев стольный град,
четыре – Харькив общий брат
и князь Владимир – владеет миром!
Ну что, берёшь меня в жёны?»
– Старый я, обожжённый! – развернулся и пошёл,
крест воткнул и отошёл.
Хоронили всем миром Украйну милу.
Десятый воин
Не просилась я за Русь стоять – плакала.
И берёзонька кивала мне: «Жалкая!»
Жалкая я, горемычная,
к горю, беде непривычная.
Но если надо, так разойдусь:
с врагом-мужиком подерусь!
Дралась я с мужиком да билась —
вскоре дитё народилось.
Вот сижу у люли и плачу:
«Сколько можно же уже? Десятый мальчик!»
Десятый мальчик войнам только нужный —
на погибель косяками ходить дружно..
Мне бы девочку, чтоб плакать не устала
обо мне: «Моя родная Мама!»
Играй до племени
Луна над лесом плясала.
Ты диким зверям играла,
играла с ними и пела
о том, как спрятаться не успела
не от лесного животного,
а от мужчины голодного.
Не успела спрятаться, жди приплода —
продолжения рода.
Ведь род вырастает в племя.
Племя, проходит время,
превращается в города,
а города – почти государство.
Государство – большое царство
маленького народа,
где большое слово СВОБОДА
уже никому не ведомо.
А ты живи, не зная заведомо,
что твой будущий человечек
этот мир не излечит,
не высушит наши слёзы.
Он камень на камень сложит,
выстроит замок-башню,
засеет пшеницей пашню
и войной пойдет на соседа:
племя на племя! К лету
луна так сказочно пляшет!
А баба не дура – ЛЯЖЕТ..