Личный досмотр. Последний бизнес - Страница 91

Неожиданно за его спиной раздался веселый возглас:

— Вася, приветик!

Таран как ужаленный оглянулся. Так и есть! Перед ним стояла улыбающаяся Кира. Поверх ее синего халатика был кокетливо выпущен белый крахмальный воротничок кофточки, губы ярко намазаны, глаза подведены. Обеими руками она поправила пышную прическу.

— Здравствуй, — смущенно ответил Таран, скосив глаза на стоявшего невдалеке Николая.

Кира лукаво погрозила ему пальчиком.

— Ты что это зашустрил?

— Нет, что ты… Просто… по делу мы тут.

— Кто это «мы»?

— Да вот с товарищами.

Кира бросила сияющий, полный любопытства взгляд на Николая.

— Задушевный друг?

— Задушевный, — сдержанно ответил Таран.

— Значит, по делу пришли? А я-то думала, соскучился. По какому же делу?

— К вашему директору. Сын у него пропал.

— Что ты говоришь?! — Кира всплеснула руками, и в глазах ее зажглось нестерпимое любопытство. — Мамочка моя, как интересно! А ты знаешь, где он?

— Кто?

— Да сам, — и, понизив голос, Кира ехидно прибавила: Он в посудном. Вокруг Верки все вьется. Позвать?

Воскликнув напоследок: «Ой, мамочка, что делается!», Кира исчезла в толпе покупателей.

Таран неторопливо подошел к Николаю.

— Знакомую встретил, — сообщил он. — Сейчас она директора позовет.

— Видел, — сухо ответил Николай. — Что-то я раньше только не замечал ее с тобой.

Таран счел за лучшее промолчать.

Через несколько минут к ним торопливо подошел высокий, представительный человек с пышной шевелюрой, в хорошо сшитом бежевом костюме и зеленом галстуке. Вид у него был обеспокоенный.

— Вы ко мне, товарищи? Прошу.

Он отпер кабинет.

Через минуту Вербицкий уже взволнованно рассказывал:

— Олег способный, но нервный мальчик. Однако в последние дни он вел себя особенно нервно. Боялся каждого звонка. Я пытался с ним говорить, никакого эффекта! Только дерзит. Переходный возраст!

— Вот именно, — ворчливо вставил Игорь Афанасьевич. Здесь надо быть особенно чутким.

— Конечно! — подхватил Вербицкий. — Но я вам скажу о другом. У него подозрительные друзья. Очень отрицательное влияние. Например, Блохин Витька — отпетый разбойник. Олег говорил, что он связан с какими-то взрослыми хулиганами. Даже кличку одного из них называл. Уксус, что ли?

— Уксус?! — в один голос переспросили Николай и Таран.

— Да, что-то вроде этого. Вы его знаете?

— Немного, — ответил Николай и, посмотрев на Тарана, тихо прибавил: — Блохин — Блоха, похоже?

— Видите, какое окружение? — продолжал Вербицкий. — Вот в таких условиях и воспитывай. А школа палец о палец не ударяет. Кошмар просто! В милицию я уже заявил. Что еще прикажете делать?

Игорь Афанасьевич сердито ответил:

— Сейчас приказывать поздно. Проглядели сына.

— С вашей помощью, кажется, — ядовито заметил Вербицкий.

Вербицкий все больше распалялся. Полное лицо его раскраснелось, он гневно жестикулировал.

— Никаких благородных идеалов! Никакой моральной чистоты! Цинизм! Сплошной цинизм даже в отношениях с родителями!.. Я один тут, извините, бессилен!..

Уже смеркалось, когда Николай, Игорь Афанасьевич и Таран вышли из магазина.

— Вы, может, домой поедете? — обратился Николай к Игорю Афанасьевичу. — Устали, наверно.

— Что вы! — обиженно запротестовал тот. — Вовсе не устал. С чего вы взяли? Хочу еще того старика повидать. Как он сына выгнал, не понимаю! Но и этот директор — фрукт, я вам доложу! — он кивнул на магазин.

— Еще какой! — усмехнулся Таран.

Переговариваясь, они двинулись по улице.

— Неужели это тот самый пацан? — вслух рассуждал Николай. — Блохин — Блоха, похоже! Тогда он может и к Уксусу привести.

— А это кто такой? — поинтересовался Игорь Афанасьевич.

— Опасный тип. Мы с ним однажды познакомились, — ответил Николай и кивнул на Тарана. — Вот его он ножом угостил.

— Боже мой! Все-таки как вы так рискуете, не понимаю… Попал бы в сердце и — готово! Или, например, по глазам… На всю жизнь калека.

— Да нет, он по плечу попал, легко… — махнул рукой Таран.

— Мало ли что! А вы подумайте, куда он мог попасть! Поразительное легкомыслие! — Игорь Афанасьевич рассердился не на шутку.

— Мы уже все подумали, — улыбнулся Николай. — Поэтому и надо его быстрее поймать.

— Ну, знаете… Интересуетесь «Пер Гюнтом», а сами… Не понимаю!.. Где же логика?

«Положительно этот парень мне нравится, — подумал Игорь Афанасьевич. — Какое-то внутреннее благородство. Кажется, я начинаю понимать Машу».

Они вышли на улицу Свободы. Николай посмотрел на бумажку с адресом.

— Октябрьская, двадцать четыре. Теперь недалеко. Постой-ка! — он посмотрел на Тарана. — А ведь там Степка Шарунин живет?

— Кажется… — неуверенно откликнулся Таран.

— Не кажется, а точно! М-да… — И Николай пояснил Игорю Афанасьевичу: — Это тот самый парень, которого мы исключили из дружины. И он должен бы знать Блохина…

Вскоре они подошли к воротам, возле которых на длинных скамейках сидели несколько женщин.

В глубине большого пустынного двора в одном из домиков жила семья лекальщика Захара Карповича Блохина. Здесь под окнами росли кусты, стояла аккуратная скамейка, ступеньки крыльца и перила были наполовину из свежеоструганных досок, видно, их чинили недавно и добротно.

Дверь открыл сам хозяин — высокий кряжистый старик, на суровом лице от ноздрей к углам рта пролегли глубокие складки, короткие усы тщательно подстрижены, на широком носу чуть косо держались модные очки в изящной дорогой оправе. Блохин был в старых домашних брюках, косоворотке, на плечи он накинул серый ватник.

— Мы к вам, Захар Карпович, — сказал Николай. — По делу пришли.

— Милости просим.

Блохин провел гостей в большую, опрятно прибранную комнату. Над круглым столом, покрытым клеенкой, свисала лампа под большим оранжевым абажуром. У стенки стояло пианино, напротив широкая кровать с кружевным подзором и горой подушек.

Над ней висели фотографии, а в стороне — гитара с красным бантом на грифе. На другой стене Николай заметил несколько почетных грамот под стеклом.

Дощатый крашеный пол был чисто подметен. На окнах стояли горшки с фикусами и кактусами, в них бугрилась черная, щедро политая земля.

В комнате появилась высокая, под стать хозяину, опрятно одетая старушка с открытым и добрым лицом, но сейчас омраченным какой-то горестной заботой; темный платок прихватывал ее седые волосы.

За ней из соседней комнаты вышла молодая женщина. В ней Николай сразу узнал мать Витьки Блохина, прибегавшую к ним в штаб.

— Хозяйка моя Полина Осиповна, а это Ксеня, невестка, представил женщин Блохин, и те приветливо поклонились.

Но за внешним спокойствием всех троих угадывались тревога и напряженность, царившие в доме.

Невольно вздохнув, Николай сказал:

— Мы к вам насчет внука, Захар Карпович.

Блохин нахмурился и, бросив сердитый взгляд на невестку, зло и как-то мстительно произнес:

— Напрасно стараетесь, товарищи дорогие. Нашелся уже. Отец родной пригрел.

— Нашелся?! — с изумлением воскликнули Николай и Таран.

А Игорь Афанасьевич возбужденно прибавил:

— Боже мой, так почему же они домой не явились? В школу не ходят?

— Почему? — угрожающе переспросил Блохин и неожиданно с силой стукнул кулаком по столу. — А потому, что я подлеца на свет произвел! Такого подлеца, что свет не видывал! Вот я вам, люди добрые, сейчас покажу, какую он мне писульку сегодня подкинул.

Он тяжело поднялся и шаркающей походкой направился в соседнюю комнату. Все молча, не шевелясь, ждали его возвращения.

Через минуту Блохин пришел с письмом, опустился на стул и, хмурясь, стал доставать из конверта небрежно сложенный лист бумаги. Все заметили, как дрожат у него руки.

Развернув бумагу, он поправил очки, секунду всматривался в письмо, потом резко протянул его Николаю:

— Не могу я эту подлость еще раз перечитывать. На, читай сам. Вслух читай!