Личность и Абсолют - Страница 184
Эту самопредикативность логического суждения Лосев демонстрирует следующим образом. «Предикат строит дом логически развертывает, — говорит Лосев, — то, что содержится в субъекте человек. Предикат человек строит дом логически развертывает и оформляет то, что содержится в субъекте построение дома человеком» [998]. Последнее утверждение, согласно которому содержащая предикативный акт фраза сама в своем целом тоже есть предикат, причем предикат к именной группе, отражает ту же основную лосевскую идею, но несколько в другом ракурсе: даже прямо глагольная предикативная грамматическая форма является в логическом суждении не чем иным (и не большим), как разновидностью аналитического и, следовательно, не произвольного, смыслового развертывания имени йли именной группы. В философском плане это значит, что принцип разделения на субъект и предикат не жесткий императив и не доминанта мышления, а только один из возможных «равноправных» способов «ощупывания» логосом смысловой структуры продолжающего оставаться цельным эйдоса–ймени. Хотя по форме мы имеем здесь «настоящий» глагольный предикативный акт, с лосевской точки зрения, перед нами не нечто действительно глагольно–предикативное в грамматическом смысле (т. е. не нечто, включающее в себя интерпретационно трудную для любой лингвистической концепции категорию времени, а с нею—случайные или вообще произвольные признаки субъекта), но один из частных логических способов выражения постоянного признака (в данном случае того признака человека, что ему свойственно строить дома). А постоянные признаки тем и отличаются, что содержащие их предикативные по структуре фразы обладают способностью к свертыванию в именную группу без изменений в референции (по типу: «строящий дома человек»).
Таким образом, в сфере логоса утверждается сам принцип распределения смыслов по субъектной и предикативной позициям, но в логосе нет, по Лосеву, того сущностного различия между субъектом и предикатом, которое имеется в грамматике. В непосредственно языковой сфере субъект и предикат отражают принципиально разные по направленности и по функции лингвистические процессы: процесс именования (или референции) и процесс предикаций. Взятые же в качестве членов логического суждения, субъект и предикат понимаются как этапы одного и того же процесса саморазвития смысла.
В этой же поздней статье Лосев воспроизводит и свою раннюю идею о принципиальной невыраженности в языке самой сущности, а значит, и о генетически предикативном (энергийном) характере всего в нем выраженного. Бесконечно разворачивая смысл по его же собственным законам, мы уходим в поисках подлинного субъекта в бесконечность: «Поэтому подлинным субъектом всякого суждения является то неизвестное X, которое есть вечно потенциальный субъект исходящих из него бесконечных предикаций…» [999]
Но если грамматически понятого предикативного акта (т. е. предикативного акта, понятого как скрещение двух принципиально разных языковых процессов) нет в логосе, то такой акт в полную меру расцветает, по Лосеву, на втором уровне его предикативной концепции, отдаляющемся от эйдетически–логосной сферы и приближающемся к владениям собственно языкового меона и к чувственному миру: «Совсем другое дело—грамматическое предложение… которое развивается отнюдь не в направлении мышления, мыслительных связей и бесконечной цепи обоснований, а в направлении понимания и сообщения понимаемого, в направлении произвольного выбора из того, что дает мышление, и произвольного (выделено мною. — Л. Г.) его комбинирования» [1000].
В качестве примеров «произвольных» грамматических предикаций Лосев использует то, что в академических грамматиках называется предикативными синтагмами (в противоположность синтагмам непредикативным), и даже особо выделяет предикативные синтагмы с глагольным предикатом [1001]. При этом Лосев не только иллюстрирует произвольность грамматического предикативного акта на примерах, но и высказывает обобщенные суждения, утверждая, в частности, что грамматическое предложение не следует логическим связям понятий, не выражает логический вывод предиката как следствия из субъекта как основания, что оно соединяет субъект и предикат совершенно независимо от их логической взаимосвязанности и часто даже вопреки этой последней (так, предложение ««Я еду завтра в Москву» оценивается как логически бессмысленное [1002]). Из всего этого следует, вероятно (хотя это и выражено Лосевым без категориального нажима), что «произвольность» является сущностным свойством грамматического предикативного акта или предикативной синтагмы (особенно в случае глагольного предиката), свойством, естественно и неизбежно, с его точки зрения, возникающим вследствие скрещения в таком синтетическом акте разнородных и разнофункциональных лингвистических действий.
Из того, что в логическом суждении разделение на субъект и предикат есть лишь один из частных способов связи компонентов саморазвивающегося смысла, не содержащий под собой никаких собственных смысловых глубин, но являющийся только одним из поверхностных отражений эйдетической смысловой структуры, следует, что логическому суждению в отличие от грамматического предложения безразлично, что занимает в нем субъектную и что—предикативную синтаксическую позицию (дом или человек). Отсюда следует весьма лингвистически показательный вывод о том, что в логическом суждении, «ощупывающем» смысловое строение эйдоса, остающееся неизменным и вбирающее в себя трансформируемые друг в друга имена и предикаты, допустима, по Лосеву, взаимопереставимость субъекта и предиката без всяких квалификационных для самого суждения потерь. В грамматическом же предложении подобная мена («человек строит дом» — «дом строится человеком») вызывает квалификационные изменения в самом типе предложения, а значит, меняет его не только синтаксические, но и референциальные и коммуникативные характеристики.
Дело здесь, конечно, не только во взаимопереставимости субъекта и предиката логического суждения. В перспективе эта лосевская мысль направлена на то, чтобы подчеркнуть безразличие логического суждения к любой языковой форме своего воплощения, поскольку она без тех же квалификационных потерь может быть и глагольно–предикативной, и чисто именной (например, «построение дома человеком»). Принципиально одно и то же логическое суждение может быть, таким образом, и предикативной структурой, и именной группой, но при этом каждое логическое суждение в конечном счете все же стремится, по Лосеву, к понятию (вспомним идею «Философии имени» о понимании суждения как разновидности понятия или определения, т. е. именной группы).
На этом фоне острее фокусируется уже отмеченная выше специфика лосевской позиции: поскольку, с одной стороны, Лосевым подчеркиваются именные формы согласования смыслов, с другой—все компоненты саморазвивающегося смысла понимаются по своей природе как предикаты к некоему внеположному х 9постольку речь в его концепции идет не о формах семантического согласования субъектов и предикатов, а о формах согласования между предикатами, исходящими из одного и того же «самолично» не явленного, внеположного субъекта.
Из всего сказанного следует, что, с одной стороны, принцип разделения на субъект и предикат утверждается в сфере логоса в качестве одного из обоснованных способов сочленения смыслов в пределах единого процесса саморазвития смысла, но что, с другой стороны, грамматический предикативный акт (в чистом виде—с глагольным предикатом), понимаемый Лосевым как произвольный (вследствие скрещения в нем двух разноприродных лингвистических действий), как не обладающий свойством взимопереставимости субъекта и предиката и как не сворачиваемый без референциальных и коммуникативных потерь в именную группу, принципиально выводится Лосевым за пределы логоса. Тем самым между двумя уровнями лосевской концепции предикативности проводится отчетливая грань.