Личник (СИ) - Страница 3

В общем, незапланированная встреча со станичниками прошла плодотворно и быстро. Не успел я опомниться, как начал звонить колокол, возвещая об окончании молебна. Я вырвался из круга станичников, точнее они быстро и с почтением уступили мне дорогу, и подошёл к крыльцу церкви. Через несколько минут из церкви показались кубанцы, которые в коробочке сопровождали цесаревича. Восторженный рёв толпы. Николай, приветствующий казаков и казачек.

Цесаревич спустился с крыльца и обратился ко мне.

- Тимофей Васильевич, к присяге всё готово?

«Вот это я попал, - пронеслось у меня в голове. – Заболтался со станичниками на радостях и счёт времени потерял».

Я уже хотел дать ответ "нет", но начиная поворачивать голову, чтобы отрицательно ею покачать, краем глаза увидел накрытый стол. Довернув голову дальше, обнаружил двушереножный строй казачат в новеньких погонах, на которых в лучах солнца поблескивали вензеля.

- Так точно, Ваше Императорское Высочество, - переведя дух, ответил я, повернувшись лицом к Николаю.

- Что же, не будем терять время. Приступим.

Присяга моих бывших учеников, а теперь подчинённых прошла в торжественной обстановке. Я, не пользуясь текстом, наизусть произносил её слова, которые повторяли за мной казачата. Протоирей Ташлыков с отеческой улыбкой взирал на нас. А на площади перед церковью стояла звенящая тишина, в которой был слышен только хор наших голосов. Текст присяги произнесен. Батюшка Александр благословил новоиспеченных казаков лейб-гвардейцев. И площадь взорвалась радостными криками, под которые цесаревич прошёлся мимо перестроившихся в одношереножный строй казаков, пожимая каждому руку.

После этого Николай с ближайшей свитой направились в трактир к Савину, где был накрыт торжественный обед, а я с Ромкой, дождавшись когда казачат поздравят все желающие, направился сначала на кладбище. Надо было отдать поклон могилам родителей, деда Афанасия. Потом чуть ли не бегом на пароход, чтобы забрать подарки для Селевёрстовых. А заодно поздороваться со своим Беркутом, которого Ромка вместе с другими лошадьми казачат уже загнал на баржу. Пётр Никодимович с женой после окончания присяги быстро ушли. Видимо готовили встречу. Один же час, свободный от службы, с разрешения цесаревича, у меня был. Но надо было поторапливаться. Час - он не резиновый.

Войдя впереди Ромки из сеней в дом, я увидел дядьку Петро в парадном мундире и нарядно одетую тётку Ольгу. В каком-то напряжении они смотрели на меня.

- Дядька Петро, тётка Ольга, вы что застыли как не родные! – с этими словами я обнял и расцеловал Селевёрстова, а потом его жену.

- Господи, Боже ты мой, Тимофей, каким ты гарным казаком стал, - тётка Ольга вытерла кончиком платка слёзы из глаз. – Хорунжий, офицерский Егорий и две медали за храбрость. Жалко-то как, что Катерина да Василий тебя не могут увидеть. А уж как бы дядька Афанасий был рад!

- Оставь свои причитания, - вступил в разговор Пётр Никодимович. – Проходите, Тимофей Васильевич в горницу, к столу.

- Дядька Петро, да какой Тимофей Васильевич, - проговорил я, положив на полку вешалки папаху и снимая портупею с шашкой. – Для вас я как был Тимохой, ну ладно, Тимофей, вырос всё-таки. Так им и остаюсь.

- Извините, Тимофей Васильевич, я как любил тебя как сына, так и люблю, - Селевёрстов в волнении провел рукой по усам. – Но теперь буду обращаться к тебе только так. Из-за большого уважения. И не спорь с мной, Тимофей Васильевич.

- Дядько Петро, ну ладно на людях, дома-то зачем? – я повесил шашку и повернулся к Селевёрстову.

- Проходи, не спорь с ним, Тимофей. Чай не забыл его упрямство. А сейчас, чем старше становится, тем упрямее, - тётка Олька подошла ко мне и погладила мой погон. – Никак не могу поверить, что это ты, Тимофей. Надо же офицер. Ты хоть и написал в письме, что закончил училище и стал хорунжим. Но как-то в это не верилось. Год только прошёл. А потом от тебя вестей почитай полгода как не было.

Под эти слова я придерживаемый за руку тёткой Ольгой двинулся к горнице. За моей спиной в комнату вошёл Ромка, затащив за собой большой баул с подарками.

- А это что такое, Тимофей Васильевич? – поинтересовался Селевёрстов, указывая на здоровенную сумку.

- Там подарки, - сказал я, входя в горницу, где вокруг обильно накрытого стола собралось всё семейство Селевёрстовых, за исключением Анфисы и её мужа Семёна Савина.

Возникла некая пауза. Степан и Никифор, стояли и смотрели на меня, приняв подобие строевой стойки смирно, а их жёны теребя в руках платочки, как-то настороженно и выжидающе вглядывались в меня. Дети тоже зыркали с любопытством. Я же смотрел на них и не знал как себя вести. Два года назад, перед отъездом в училище старшего сына Степана я называл дядькой. Тот был старше меня на тринадцать лет. А теперь я для него его благородие.

- Дорогие мои названные родственники, прежде чем сесть за стол, позвольте вручить всем подарки, - я приобнял тётку Ольгу. – Ромка, где ты там. Неси баул сюда.

В горницу вошёл раскрасневшийся Ромка и со стуком положил сумку на пол. Я склонился над этим чудом чемодано-сумочного строения и, раскрыв его, достал первый подарок для главы семьи. Дядьке Петро, Степану, Никифору и Семёну я привёз казачьи винтовки Мосина и по сто патронов к каждой. Получив в руки такие игрушки, большие дети тут же защелкали затворами, начали вскидывать винтовки к плечу, целиться.

- Хороша, ох как хороша! - довольный старший Селевёрстов, ещё раз вскинул мосинку к плечу и прицелился. Потом опустил винтовку и приставил её к ноге. – Спасибо тебе, Тимофей Васильевич, за такой царский подарок. Слышать-то слышали, что на вооружение поступили хорошие пятизарядные казачьи винтовки, но видеть ещё не приходилось. Тем более в руках подержать.

Под одобрительные выражения Никифора и Степана, я достал из баула четвёртую винтовку и протянул её Петру Никодимовичу со словами: «Это для Семёна».

- Жирновато для него будет, - помрачнел лицом старший Селевёрстов.

- Дядька Петро, тогда на ваше усмотрение, - я поставил винтовку к стене, а потом достал из баула деревянную коробку и положил её на стол. - Приступим к подаркам для женщин.

Раскрыв коробку, я стал доставать из неё небольшие футляры, обтянутые бархатом, и вручать женской половине семьи Селевёрстовых. Первой открыла футляр тётка Ольга и ахнула. Внутри лежали золотые серьги, кулон с цепочкой с красными агатами.

- Тимофей, мальчик мой, это какие же деньги-то потратил, - женская глава дома Селевёрстовых, достала одну сережку из футляра, восторженно рассматривая её на солнечном свету. – Красота-то какая!

За тёткой Ольгой восхищённо запищали снохи Ульяна и Елена. Я достал из коробки ещё два футляра поменьше и вручил их двум дочкам погодкам трех и четырех лет у Никифора и Елены. Мать сразу перенацелилась на подарки дочек. Взяв у старшей футляр открыла его и, изумленно вскрикнув, произнесла: «Тимофей Васильевич, разве можно такое детям дарить. Эти серьги такие же как у меня».

- Пускай с детства растут красавицами, - ответил я и выложил на стол последний футляр. – Это для Анфисы.

Вновь склонившись к баулу достал из него черкесский кинжал, рукоять и ножны которого были украшены серебром.

- Иван, - позвал я старшего семилетнего сына у Степана и Ульяны. – Тебя в казачата приняли?

- Приняли, Ваше благородие, - блестя глазёнками, ответил мне названный племянник.

- Тогда, это тебе, - я вручил кинжал пацанёнку. – И зови меня дядька Тимофей. Хорошо?!

Дождался ответного кивка мальца, после чего достал из баула хороший охотничий нож в кожаных ножнах и подозвал к себе четырехлетнего младшего Степаныча, который испуганно смотрел на меня, спрятавшись за подол мамкиного платья. Получив нож, малой насуплено посмотрел на меня и спросил.

- А чё это, Ваньке кинжал, а мне тока нож?

- Вот примут тебя в казачата, и тебе кинжал подарю.

- Не обманешь дядька?

- Не обману, - я потрепал мальца по вихрастой голове. – Слово офицера.