Личная жизнь Александра I - Страница 24

У Александра и дома было полно дел. Негласный комитет распался, но у императора появился новый человек, который один стоил целого комитета, — Михаил Михайлович Сперанский (1772–1839). Он был сыном сельского священника, «поповичем», как презрительно называло его царское окружение. Первое место учебы — Владимирская семинария. Там он и получил свою фамилию — за выдающиеся способности. Фамилия отца была Третьяков, а записали нового ученика Сперанским как «подающего надежды», от латинского sperare — «уповать, надеяться». В числе лучших выпускников Сперанский попал в главную семинарию при Александро-Невском монастыре в Петербурге, которую с успехом окончил. Ему было предложено место преподавателя в той же семинарии, курсы по математике, физике, красноречию и философии, но судьба подготовила ему более престижное место. Он стал домашним секретарем князя А. Б. Куракина. У князя был гувернер — немец из Пруссии Брюкнер. Молодые люди подружились. Восприимчивый Сперанский проникся либеральным духом, стал поклонником Вольтера, Дидро и энциклопедистов.

Вступив на престол, Павел назначил Куракина генерал-прокурором. В 1797 году Сперанский начал работать в канцелярии князя, где зарекомендовал себя самым лучшим образом. При Александре I его карьера быстро пошла вверх. Он перешел в Министерство внутренних дел в звании статс-секретаря. Его обязанностью было составлять различные отчеты и доклады по министерству. Писать он умел великолепно. Вот, например, чем он покорил князя Куракина. Прежде чем взять молодого человека в свои секретари, Куракин устроил ему экзамен, поручив написать десять деловых писем на одну и ту же тему разным лицам. На это Сперанскому хватило одной ночи. Восторг князя был полный.

В 1806 году из-за болезни Кочубея, тогда министра иностранных дел, Сперанский попал с бумагами и докладом к государю. Это решило его судьбу. Характеризуя отношения царя и его гениального чиновника, можно даже употребить слово «подружились». Отправляясь в Витебск для смотра 1-й армии, Александр взял Сперанского с собой. После этой поездки Сперанский был уволен из Министерства внутренних дел с оставлением звания статс-секретаря. В 1808 году Сперанский в свите императора присутствует на Эрфуртском свидании с Наполеоном.

Осенью 1808 года Александр поручил Сперанскому разработать проект новых государственных преобразований. Царь проявил к этому огромное любопытство, иногда целыми вечерами они вдвоем обсуждали предстоящую работу, сравнивали различные системы европейского управления. И какие идеи обсуждались? Надо, например, чтобы законодательное собрание не имело власти санкционировать свои собственные постановления, но его мнения, совершенно свободные, должны быть точным выражением народных желаний. Или… члены судебного сословия должны свободно выбираться народом, но надзор за соблюдением судебных форм и охранение общественной безопасности будут лежать на правительстве.

В. О. Ключевский: «Сперанский принес в русскую неопрятную канцелярию XVIII века необычайно выправленный ум, способность бесконечно работать и отличное умение говорить и писать». В 1807 году в России создается комитет по безопасности, в 1809-м появляются два указа — о придворных званиях и об экзаменах на чин, которые должны были повысить образовательный уровень чиновников. Чинами перестали жаловать, как раньше. Придворные чины камер-юнкера и камергера, прежде приравненные по Табели о рангах к высшим военным и штатским чинам, превратились в почетные звания.

Александр поручил Сперанскому руководство комиссии по составлению государственных законов, а также разработку плана государственного преобразования. И работа эта была сделана. Сперанский был теоретик. Помните, у нас была при Хрущеве и дальше при Брежневе появилась «бумажная архитектура» — гениальные, не побоюсь употребить это слово, проекты наших лучших архитекторов, которые по недомыслию начальства не пошли в жизнь. Так же обстояло дело со Сперанским. Его труд назывался «Введение к уложению государственных законов». Он создал на бумаге необычайно стройную систему управления государством. Три ряда учреждений — законодательные, судебные и исполнительные — пронизывали всю государственную систему от волости до Петербурга и носили земский, выборный характер. Государственная дума — законодательная власть, Сенат — судебная, министерства — исполнительная. Три этих учреждения объединялись Государственным советом: тридцать пять членов во главе с императором. Совет — совещательное учреждение, он рассматривает законы до внесения их в Думу, а затем наблюдает за выполнением этих законов.

Осуществление планов Сперанского началось с образования Государственного совета (1 января 1810 года). Далее последовало преобразование министерств… а дальше все встало. Этому было много причин. Советская историография отводит в этой остановке непомерно большую роль Аракчееву, еще одному любимцу царя, человеку верному, преданному, но косному. Аракчеев занимал пост военного министра, он готовился к войне с Наполеоном, а в свободное от работы время люто ненавидел Сперанского. Вельможи также зело не любили преобразователя, считая его «безродным поповичем» и «выскочкой». Общественность подозревала его в страшных грехах: он ездил с царем в Эрфурт и наверняка продался узурпатору, недаром он в своих законодательных проектах использует «Кодекс Наполеона».

Кроме всего прочего, план Сперанского предусматривал освобождение крепостных крестьян (без земли), а уж это, простите, «не в какие ворота». Окружение Александра все в один голос кричали: «Рано! Будет Бунт! Только второго Пугачева нам не хватало!» Рупором общественного мнения стал Карамзин, который в записке «О древней и новой России» (1811 год) утверждал, что нам нужны не реформы, а «патриархальная власть и добродетель». (Господи, как все похоже! А ведь двести лет прошло! — Авт.) Власть должна быть, утверждал Карамзин, более «хранительной, чем творческой». России нужна не конституция, а пятьдесят дельных губернаторов.

Опять не могу утерпеть: где их взять, этих золотых «дельных губернаторов», это во-первых. Державин, честнейший человек, был губернатором в Тамбове. Боролся со взяточничеством и воровством, а за это местная элита вкупе с соседями чуть его со света не сжила, и Екатерина II отставила его от должности. Правда, потом сделала его своим статс-секретарем. Она вообще считала Державина простаком и навязчивым занудой. Строга была к нему богоподобная Фелица. А во-вторых, при Сталине у нас была лучшая в мире Конституция — и что? Разве в этой Конституции были прописаны статьи про ГУЛАГ и рабство?

Право слово, на Россию не угодишь. Придумали лозунг, что народ всегда прав, а народ и по сей день Сталина славит, опять порки хочет. Эх, знал бы Александр I, как пойдут дела в его отечестве через сто лет, он бы меньше корил себя и отчаивался. Чиновники ненавидели Сперанского как-то особенно люто, экзамены, вишь, на должность надо сдавать! Можно сказать, что от имени чиновников выступал Вигель. Вот некоторые цитаты: «Сие ненавистное имя в первый раз еще является в сих записках. Человек сей быстро возник из ничтожества»; «Он не любил дворянства, коего презрение испытал он к прежнему своему состоянию; он не любил религии, коей правила стесняли его действия и противились его обширным замыслам; он не любил монархического правления, которое заслонило ему путь на самую высоту; он не любил своего отечества, ибо почитал его недостаточно просвещенным и его недостойным». При всем этом Вигель отдавал должное уму и таланту Сперанского: «Я разделял всеобщее к нему уважение; но и тогда близ него мне все казалось, что я слышу серный запах и в голубых очах его вижу синеватое пламя подземного мира».

Вокруг Сперанского при дворе закрутилась серьезная интрига. Подметные письма слали и самому преобразователи, и царю — лично. Главной пружиной интриги стал глава комиссии по финляндским делам барон Армфельт, он считал, что Сперанский слишком мало уделяет внимания его Финляндии. Армфельт пользовался большим расположением царя и вынашивал большие планы относительно собственной карьеры. Армфельт был дружен с министром полиции Балашовым, который откровенно подозревал Сперанского в измене. Стая осведомителей работала на полицию, донося, что и где сказал Сперанский о существующем в России правопорядке. Все доносы ложились на стол царю. По рукам ходила рукопись, в которой доказывалось, что единственная задача Сперанского — разрушить основы государства в пользу Наполеона. А Сперанский просто не мог остановить финансового расстройства в стране. Руки ему связывала континентальная блокада, и это была не его вина.