Лицензия для Робин Гуда - Страница 1

Приходит киллер на рабочее место, а оно занято. Немного похоже на анекдот из серии черного юмора...

Осокин неслышно и молниеносно карабкался по пожарной лестнице снаружи здания. Достигнув верха и легко перемахнув бордюр, очутился на плоской крыше. Ему не понадобилось восстанавливать дыхание, для него взобраться на четвертый этаж – плевое дело. Его способность двигаться бесшумно приписывали чарам магов, но не лично ему. Как же, как же, человеку ведь не дано перепрыгнуть через собственное ничтожество, и уж если кому-то такое удается, то тут замешаны сверхъестественные силы... Но за якобы с небес упавшим подарком стояли изнурительные тренировки, которые он начал еще в юности, еще не сознавая, зачем это нужно, а просто стараясь хоть в чем-то отличаться от сверстников.

Осокин, внешне похожий на студента, блондин с грустными светлыми глазами, роста чуть выше среднего, сухощавый, с наслаждением вдохнул ноябрьского, морозного воздуха и подошел к бордюру, огораживающему край крыши. Осмотрелся, прислушался. Тишь в полном смысле слова, а крыша со всеми удобствами: тут тебе и пожарная лестница, и панорама улицы как на ладони, и глаз радуется, задерживаясь на расцвеченных огнями окнах.

Здесь тишина доведена до абсолюта, хотя район находится рядом с центром. Своей абсолютной тишиной эта часть города обязана первоначальной застройке, в давние времена улочки проложили уютные, но узкие и кривые, поэтому транспорт объезжает старые кварталы стороной. И освещение тут неважное, ночью люди стараются по району не разгуливать. Дома невысокие, стоят плотно, будто поддерживают друг друга.

Два трехэтажных дома напротив выглядят почти близнецами, только один скоро развалится по причине ветхости, а второй приобрел новую жизнь, поскольку получил состоятельного хозяина, окна в нем плотно занавешены шторами. А в соседней трехэтажной развалюхе за окнами копошатся люди, не задвинув шторы. Этим не от кого прятаться, некого бояться, нечего скрывать, вряд ли даже избач изъявит желание перетрясти их скарб, ведь брать там явно нечего, и...

Мысль была прервана: внимание Осокина привлекла маленькая точка красно-малинового цвета, дрожавшая то на стене, то в окне третьего этажа развалюхи. Игрушек, имитирующих лазерный прицел, много, но сейчас он видел след вовсе не игрушки. Или, скажем так, опасной игрушки.

Осокин переместился на угол крыши и осторожно глянул вниз. Под ним четыре этажа, а рядом стоит дом в три этажа. Осокин разглядел темную фигуру лежащего человека у бордюра, а в его руках винтовку. Нервы дрогнули, закралось подозрение, что человек, вооружившийся снайперской винтовкой с лазерным прицелом, пришел по его душу. Почти сразу Осокин вспомнил: о том, когда и в какой день он пойдет на операцию (свою работу он называет только операциями), не знает никто.

Успокоившись, Осокин проследил за точкой и сделал вывод: винтовку держат неумелые руки. Это определяется легко: красная точка не задерживалась долго на одном месте, а ныряла, скакала по стене, дергалась, чаще всего почему-то попадая на мальчишку лет десяти-одиннадцати, который, как Ванька-встанька, появлялся и исчезал в двух окнах третьего этажа развалюхи. Без сомнения, с винтовкой сейчас забавляется новичок, который, скорей всего, купил ее для охоты. Нынешних охотников привлекает боевое оружие, да не абы какое, а последние разработки, с наворотами. И сейчас, видимо, охотник решил проверить дальность прицела.

Следя за красной точкой, Осокин решил отменить операцию, раз неудачное стечение обстоятельств привело на соседнюю крышу возможного свидетеля. Параллельно он думал: «Нечаянно нажмет охотничек на спуск – и пацану хана». Одно озадачивало: в других окнах мелькает полно народу, а охотник упорно берет на прицел мальчишку. Это самое последнее дело – тренироваться на ребенке, не мешает преподать урок неумехе... Осокин оценил расположение: оба дома примыкают друг к другу, зазор между ними в полметра и только-то, спуститься по водосточной трубе до соседней крыши и перешагнуть – нечего делать.

Осокин достал было специальную шапочку, которую просто превратить в маску с прорезями для глаз и рта, стоит опустить отворот на лицо, но передумал ее надевать – сейчас темно, охотник и так не разглядит его. Неслышно спустился по водосточной трубе до уровня соседнего дома и, словно кузнечик, перепорхнув на его крышу, начал осторожно подходить к тому, кого назвал про себя охотником.

Тот был так увлечен прицеливанием, что не только сзади не почувствовал, но и не услышал крадущегося человека. Осокин усмехнулся: необстрелянный лопух попался. Что ж, учить такого нужно сурово, чтоб запомнил: нельзя целиться в ребенка. Осокин вытащил штык-нож, какой устанавливается на винтовку СВД и через несколько секунд остановился у ступней лежащего человека. Тот опять ничего не услышал! Может, глухой? Прошла еще минута, Осокин ждал, когда же охотник почует его.

Парень – по всему видно, он молодой – наверняка не нюхал пороха, но целился, как заправский снайпер. Вдруг спина его напряглась – явно ощутил опасность. В следующий миг развернулся, но одновременно Осокин навалился на него, прижал коленом, схватив за грудки одной рукой, и приставил сталь лезвия к горлу. В полумраке глаза парня – действительно сопляк, лет на десять младше Осокина – сверкнули ужасом. Первый урок он усвоил: узнал, что чувствует человек перед смертью.

На этом можно было рассмеяться, сказать: извини, я пошутил, тем более что внешность Осокина не вызывает опасений, напротив, он располагает к себе. Впрочем, темновато для взаимных симпатий, Осокин ослабил хватку – и вдруг...

Он видит, кажется, даже затылком, не говоря уж о взгляде, который если и направлен прямо, но подмечает мельчайшие детали по краям поля зрения. Так вот именно боковым зрением Осокин увидел рядом раскрытый футляр аккордеона (видимо, в этом футляре охотник принес винтовку), заметил, что винтовка зарубежного производства, к ствольной накладке прикреплена сошка для упора, а ствол оснащен глушителем. Глушитель... это настораживает. Зачем охотнику, купившему боевую винтовку, чтобы идти на крупного зверя, глушитель? Допустим, чтоб егеря не услышали выстрелов. Тогда этот парень браконьер, ну и фиг с ним. А если винтовка не для охоты? Не удовлетворившись собственными предположениями, Осокин решил допросить парня, потому что вновь его посетила недавняя мысль – охотятся на него самого.

– Кто такой? – коротко бросил Осокин, приблизив свое лицо к насмерть перепуганному лицу снайпера-любителя. А у того, кажется, наступила временная потеря памяти. Следующая фраза Осокина прозвучала жестко, для внушительности он еще толкнул парня коленом в грудь: – Я задал вопрос.

– Глеб меня зовут, – выпалил тот, ощущая острый клинок, неласково коснувшийся горла. Дышал он часто. Но это от страха. Страх имеет свойство обычного крана, только в данном случае перекрывает не воду, а кислород.

– Фамилия? – пренебрежительно бросил следующий вопрос Осокин.

– Зач-чем? – Голос Глеба дрожал.

– Не люблю повторять.

– Яцков.

Вот и пот покатился у парня по вискам, а на улице стоит небольшой морозец. Яцкову, лежавшему довольно долго на крыше, должно быть холодно, а ему стало жарко. Капли пота о многом сказали Осокину: Глеб дорожит шкурой (разумеется, своей). По его телу сейчас волнами проходил озноб. Теперешняя мизансцена когда-то не являлась редкой для Осокина, и не всегда у врага, застывшего под его ножом или под дулом его оружия, катился пот страха. У Осокина своя градация, собственная система, по которой он судит о людях, с какими сталкивает его жизнь, и по его оценочной шкале под его коленом в данный момент дрожал кусок дерьма.

– Кого завалить пришел? – спросил напрямую Осокин.

– Я не... я просто... клянусь...

Ну, не успел придумать Яцков, зачем взобрался на крышу, прихватив снайперскую винтовку. Все понятно: его прислали убить Осокина. Сейчас парень заплачет, раскается, вспомнит маму, ее больное сердце, что ждет она сыночка... Осокин поморщился, как от оскомины, сказал: