Лицей послушных жен (сборник) - Страница 66

И когда впоследствии с одной дамой из того же круиза случилась беда, она почему-то обратилась именно ко мне. Мое второе «дело» оказалось сложнее.

Вот что произошло. Женщине из отделения милиции позвонил среди ночи ее сын. Всхлипывая и умоляя никому не звонить, он дал трубку некоему Николаю Сергеевичу. Этот Николай Сергеевич, отрекомендовавшись полковником милиции, строго сказал, что у парня нашли марихуану и теперь мамаше необходимо немедленно, пока не закончилась его смена, собрать две тысячи долларов, чтобы выкупить сына из неволи.

Несчастная и сильно напуганная женщина безоговорочно отдала свои сбережения какому-то пройдохе, приехавшему к ее дому на шикарной машине. И только под утро решилась деликатно разбудить невесту своего чада, позвонив ей домой. Оказалось, что «малыш» преспокойно спал всю ночь у нее под боком.

Я зацепился за тот голос, который был полной имитацией голоса сына обманутой женщины.

И через пару недель нашел актера кукольного театра, и он (благодаря нашей довольно теплой беседе в театральной уборной перед спектаклем, где он играл зайчика-попрыгайчика) навел меня на целую бригаду «ночных шутников», в состав которой, кстати, входил один должностной шнурок из органов.

Взяв на крючок этого шнурка (он, каюсь, и в дальнейшем мне пригодился), я достаточно быстро продвинулся в деле частных расследований. И провел еще несколько успешных дел, касающихся различных бытовых неприятностей в семьях моих заказчиков. Впоследствии они почтительно передавали меня из рук в руки и даже прилично оплачивали мои дилетантские детективные забавы.

Но я никогда не думал, что моя слава разрастется настолько, чтобы пришла эта женщина…

Откровенно говоря, сначала я растерялся, поскольку на то время уже объелся бытовым криминалом и дешевой славой шерлока холмса местного разлива.

Женщина пришла рано утром. Следовательно, застала меня еще тепленького, неготового к отказу.

Когда я открыл дверь, она заглядывала в бумажку, близко держа ее у самого носа, на кончике которого сидели большие солнцезащитные очки. Даже не взглянув на меня, она прочитала с бумажки мой адрес и имя, на котором дважды споткнулась (это для меня не странно: еще никто не произносил его без улыбки или удивления), и добавила:

– Это вы?

– Это я, – сказал я, на ходу застегивая рубашку.

– Разрешите войти?

Как я мог отказать вежливой даме преклонного возраста?

Хотя после бурного концерта в ночном клубе бутылка пива, стоявшая в холодильнике, уже вовсю подавала мне свои соблазнительные ультразвуковые сигналы.

Дама вошла в мое не очень прибранное жилище.

– Можно? – снова спросила она, показывая глазами на кресло.

Я быстро убрал с него скомканный казенный серебристый фрак (который ненавижу!) и помог ей опуститься в кресло.

Пожилая дама пристроилась на самом краешке и обеими руками довольно трогательно помогла своим неуклюжим ножкам принять соответствующую светскую позу: немного сдвинула их в сторону. Наверное, сделать это самостоятельно ее ножки уже не могли.

– Значит, вы… – И она снова по слогам произнесла мое имя.

– Можете называть меня короче – Ланц, – сказал я. – Так меня называют все.

Она кивнула, почмокала губами, под которыми я потом разглядел два ряда весьма приличных белоснежных вставленных зубов, и начала издалека, как это любят делать старики:

– Я родилась восемьдесят пять лет назад…

Я подумал, что это будет долгая история и стоит все же предложить ей кофе, под душистый аромат которого я и сделаю несколько глотков вожделенного холодного пива.

Но она не приняла мое предложение, зато, умница, сообразила, что я не настроен на долгий разговор и быстро взяла быка за рога:

– Я хочу, чтобы вы выяснили обстоятельства гибели моей внучки!

Ничего себе!

Я еще никогда не занимался подобными делами и поэтому смотрел на нее как баран, выдерживая артистическую паузу.

А она продолжала:

– Ее зовут… звали Тамила. Ей было девятнадцать лет. Несколько месяцев назад, чисто случайно, я узнала, что она удачно вышла замуж. Я хотела встретиться с ней и подарить это кольцо, – она покрутила на своем пальце массивный перстень с большим голубым камнем. – Это наша семейная реликвия, которую я не смогла передать своей дочери. Хотела, чтобы оно было у Тамилы… Когда я – всеми правдами-неправдами – узнала ее адрес и пошла навестить, горничная сказала, что моя девочка… – тут она вынула из ридикюля большой белый носовой платок и поднесла к глазам. – Моя девочка, которую я воспитывала до трех лет, умерла.

– Так что же вы хотите, чтобы я выяснил? – удивился я. – Мне жаль, но такое иногда случается и с молодыми…

– Сейчас поймете! – нервно сказала пожилая дама. – Со слов горничной, а потом и со слов тех людей, которые вели следствие, получается так, что моя девочка умерла, нанеся себе около двух десятков ножевых ранений!

Я даже присвистнул. И честно говоря, еле удержался от улыбки: хорошенькое самоубийство!

Дама промокнула глаза платком. На нем остались черные следы. Оказалось, что эта опрятная пожилая дама подкрасила ресницы, чем вызвала во мне особое уважение.

– Именно так, – кивнула она, правильно отреагировав на мой свист. – А теперь скажите, бывают ли такие самоубийства? Девочка просто порезала себя на куски. Я не могу в это поверить. Все врут. Все. И ее мать – такая же дура, какой когда-то была я, – и ее муж, который нашел ее в том же лицее, где училась Тамилочка, двадцать один год назад. И муж моей бедной девочки, владелец какой-то фирмы. Милиция. Горничная. Соседи. Все верят, что Тамила сошла с ума и убила себя сама…

Она снова промокнула глаза. Потом достала из ридикюля помаду, подкрасила губы и решительно взглянула на меня:

– Юноша! Мне немного осталось – и я не хочу уйти из жизни старой дурой! Мне вас порекомендовал… – она назвала имя нашего общего знакомого. – Я хочу, чтобы вы выяснили, от чего умерла моя внучка. Она была такая веселая, такая красивая. Как лучик солнца! Когда я видела ее издалека, сердце мое пело от одного взгляда на это создание, от гордости, что в ее жилах течет моя кровь.

– Извините, но… – неуверенно сказал я и натолкнулся на ее не терпящий возражений взгляд.

Дама сняла с пальца перстень и положила его на стол.

– Это – задаток, – сказала она. – Потом я заплачу больше. Все, что у меня есть.

Мне ничего не оставалось, как сварить кофе – пиво отпало! – и провести многочасовую беседу, после которой я насильно засунул перстень ей в карман и отправил домой, пообещав заняться этим делом.

Узнал я следующее…

Пожилая дама в прошлом тоже окончила тот же лицей, что ее дочь и внучка. Получила безупречное воспитание, оттуда же удачно вышла замуж за начальника наркомпроса. В конце 60-х отдала туда же свою дочь, а через пять лет, когда та уже почти заканчивала обучение, пересмотрев свои взгляды на жизнь, пыталась ее оттуда забрать.

– Но это было невозможно, – рассказывала пожилая дама. – Она, моя Марточка, уже была другой. Она даже не узнала меня, когда я добилась свидания с ней, подкупив одну из воспитательниц. Я пыталась уговорить дочь уйти со мной. Но она осталась непоколебимой. Сказала, что я и такие, как я, подлежат ликвидации или самоликвидации.

– Ничего себе! – не удержался от возгласа я. – За что?!

– За то, что… – немного стушевалась она. – За то, что нарушила все законы, существовавшие в лицее.

– Что же вы такого натворили?

Она тяжело вздохнула и еле слышно сказала:

– Мой муж, ее отец, в то время умер, так как был намного старше меня. А я… Вместо того чтобы хранить ему верность, влюбилась и жила в гражданском браке со стритом.

– С кем?

– Простите, – смутилась дама. – Вам будет неприятно это слышать, но всех, кто живет за пределами этого учебного заведения, в мое время называли уличными, а во времена учебы моей дочери и до сих пор – стритами. От английского слова «стрит» – улица. Все они считались и считаются людьми низкого сорта…