Либертарианство: История, принципы, политика - Страница 18

В наше время этот вопрос запутан до невозможности. С целью обеспечить равенство результатов многие пропагандируют вмешательство государства (как мягкое, так и репрессивное). Сторонники материального равенства, по всей видимости, не чувствуют необходимости отстаивать его как принцип; странно, но они, кажется, считают его самоочевидным. Защищая равенство, они, как правило, путают три идеи:

• Право на равенство перед законом, которое имел в виду Джефферсон.

• Право на равенство результатов, означающее, что каждый имеет одинаковое количество — чего? Обычно поборники равноправия имеют в виду одинаковое количество денег, но почему единственный критерий — деньги? Почему не равенство красоты, волос или труда? В действительности равенство результатов требует политического решения об измерении и распределении, но в любом обществе это решение можно принять только в том случае, если некая группа навяжет свои взгляды остальным. В мире разнообразия подлинное равенство результатов логически невозможно, и попытка достичь его приведет к чудовищным результатам. Обеспечение равных результатов требует неравного отношения к людям.

• Право на равенство возможностей, означающее равные шансы на успех в жизни. Люди, которые понимают слово “равенство” в этом смысле, обычно имеют в виду равные права, однако попытка создать истинное равенство возможностей может быть столь же диктаторской, как попытка обеспечить равные результаты. Дети, растущие в разных семьях, никогда не будут в равной степени подготовлены к взрослому миру, однако любая альтернатива свободе семьи приведет к созданию государства-няньки еще худшего порядка. Логика полного равенства возможностей вполне может привести к решению, описанному в рассказе Курта Воннегута “Гаррисон Бержерон”, где красивых уродуют шрамами, грациозных заковывают в кандалы, а умных постоянно сбивают с мысли звуковыми помехами.

Вид равенства, соответствующий свободному обществу, — равные права. Как ясно утверждается в Декларации независимости, права не являются даром правительства. Они естественны и неизменны, присущи природе человека, и люди обладают ими в силу своей принадлежности роду человеческому, особенно в силу способности отвечать за свои действия. Даются ли права Богом или природой, в данном контексте не важно. Помните, первый абзац Декларации независимости говорит о “законах природы и ее Творца”? Важно то, что права неотчуждаемы, т. е. они не даруются каким-либо другим человеком. В частности, они не даруются правительством; люди создают правительства, чтобы защищать права, которыми они уже обладают.

Самопринадлежность

Поскольку каждый человек владеет собой, своим телом и своим разумом, он имеет право на жизнь. Незаконное отнятие жизни другого человека — убийство — самое серьезное из всех возможных нарушений его прав.

К сожалению, в наше время термину “право на жизнь” присвоено два сбивающих с толку значения. Было бы лучше, если б мы придерживались формулировки “право самопринадлежности”. Одни, главным образом политики правого крыла, используют принцип “право на жизнь” для защиты прав эмбрионов (еще нерожденных детей), выступая против абортов. Очевидно, это не тот смысл, который вкладывал в него Джефферсон. Другие, главным образом левые политики, утверждают: “право на жизнь” означает, что каждый имеет фундаментальное право на предметы жизненной необходимости — пищу, одежду, кров, медицинское обслуживание, возможно даже, на восьмичасовой рабочий день и двухнедельный отпуск.

Однако, если право на жизнь действительно означает вышеназванное, следовательно, один человек имеет право заставить других отдать ему всё это, нарушая их равные права. Философ Джудит Джарвис Томсон пишет: “Если я тяжело больна и спасти меня может лишь холодная рука Генри Фонды, приложенная к моему горячему лбу, все равно я не имею права на это”. А если она не имеет права на прикосновение Генри Фонды, то с какой стати она будет иметь право на комнату в его доме или часть его денег, на которые смогла бы купить еды? Это означало бы заставить его служить ей, так как продукт его труда забирался бы без его согласия. Нет, право на жизнь означает, что каждый человек имеет право предпринимать действия, поддерживающие его жизнь и процветание, а не на то, чтобы заставлять других удовлетворять его потребности.

Согласно наиболее распространенному подходу в теории нравственности — этическому универсализму, общезначимая этическая теория должна быть применима ко всем людям, в любое время и в любом месте. Естественные права на жизнь, свободу и собственность люди могут иметь в любых нормальных обстоятельствах. Однако не везде осуществимы так называемые права на жилье, образование, медицинскую помощь, кабельное телевидение или “оплачиваемый периодический отпуск”, щедро провозглашенные во Всеобщей декларации прав человека Организации Объединенных Наций. Некоторые страны слишком бедны, чтобы обеспечить всем досуг, жилье и даже пищу. И не забывайте, что нет никакой коллективной сущности, известной как “образование” или “медицинская помощь”; есть только конкретные, определенные товары: обучение в течение года в школе на Гудзон-стрит или операция, проводимая добрым доктором Джонсоном во вторник. Каждую конкретную единицу “жилья” или “образования” должен будет предоставить какой-то человек или группа людей, и предоставление ее одному человеку обязательно означает отказ в ней другим людям. Поэтому такие желанные вещи, как “всеобщие права человека”, логически принципиально нереализуемы.

Право на самопринадлежность непосредственно ведет к праву на свободу; мы даже можем сказать, что “право на жизнь” и “право на свободу” — это просто два способа выражения одного и того же. Если люди владеют собой и имеют как право, так и обязанность предпринимать действия, необходимые для своего выживания и процветания, то они должны располагать свободой мысли и действий. Свобода мысли — это очевидное следствие самопринадлежности, хотя в принципе свободу мысли трудно ограничить. Кто может регулировать содержимое чьего-либо ума? Свобода слова также логически подразумевается в праве самопринадлежности. Многие государства пытались запретить или ограничить свободу слова, однако речь по своей природе мимолетна, поэтому контролировать ее сложно. Свобода печати — в наше время сюда входят теле- и радиовещание, кабельное телевидение, электронная почта и другие новые формы коммуникаций — это аспект интеллектуальной свободы, на которую чаще всего покушаются деспотические правительства. А защищая свободу печати, мы обязательно говорим о правах собственности, поскольку идеи выражаются через собственность на типографии, учебные аудитории, автомобили с громкоговорителями, рекламные щиты, радиооборудование, частоты вещательного диапазона, компьютерные сети и т. д.

Права собственности

В действительности владение собственностью — это обязательное следствие самопринадлежности, поскольку все действия человека связаны с собственностью. Как еще можно искать счастье? Нам по крайней мере нужно место, где можно было бы стоять. Нам нужно право использовать землю и другую собственность для производства новых товаров и услуг. Мы увидим, что все права могут быть поняты как права собственности. Это положение часто вызывает споры и не всегда легко для понимания. Многие спрашивают, почему мы не можем добровольно совместно владеть нашими товарами и собственностью?

Собственность — это необходимость. “Собственность” не означает просто землю или какое-либо иное материальное благо. Собственность — это все, что люди могут использовать, контролировать или чем могут распоряжаться. Право собственности означает свободу пользования, владения и распоряжения объектом. Имеет ли эта необходимость порочный и эксплуатирующий характер? Вовсе нет.

Если бы наш мир не характеризовался редкостью благ, нам бы не нужны были права собственности. То есть, если бы мы располагали бесконечным количеством всего, что хотят иметь люди, не было бы необходимости в теории о том, как все это распределять. Однако редкость благ — основная характеристика нашего мира. Заметьте, что редкость не подразумевает бедность или недостаток предметов первой необходимости. Редкость просто означает, что желания человека в принципе неограниченны, поэтому нам всегда не хватает ресурсов для удовлетворения всех своих желаний сразу. Даже аскет, подавивший свое влечение к материальным благам и довольствующийся лишь самым необходимым, столкнется с наиболее фундаментальной редкостью: ограничениями своего тела, жизни и отпущенного ему времени. Время, посвящаемое молитве, он не сможет потратить на ручной труд, чтение священных текстов или совершение добрых дел. Ни увеличение богатства общества, ни безразличие к материальным благам не избавят нас от необходимости делать выбор, а следовательно, принимать решения о том, кто будет использовать производственные ресурсы.