Лгуны или фантазеры. Правда о детской лжи - Страница 34

Пятнадцатилетняя Сара вернулась домой с баскетбольного матча и зашла в комнату к родителям, чтобы пожелать им спокойной ночи. Мама с тревогой спросила: «Сара, твоя куртка пахнет так, словно ты ее у погорельцев купила, ты что, курила?» А Сара быстро ответила: «Нет, мам, просто я сидела рядом с Тодом, это он курит».

Если родитель почувствовал, что от одежды ребенка пахнет сигаретным дымом, он может излишне беспокоиться о том, не курит ли тот, даже если ему будет предоставлено убедительное объяснение. В наших судах обвиняемого считают невиновным, пока не будет доказано обратное. А вот на семейном суде подростка считают виновным изначально, и ему приходится защищаться, доказывая, что он ни в чем не виноват.

В этом случае с предполагаемым курением худшее, что может сделать родитель, — назвать ребенка лгуном и попытаться вырвать у него признание. Лучше всего донести до ребенка, что его честность для вас важнее, чем то, курил он или нет. Если он курил, то пусть он вам об этом скажет, и вы оцените его откровенность, а это перевесит ваше огорчение из-за его курения. Если он продолжит отпираться, вам следует оставить его в покое. Могут возникнуть и другие ситуации (о них я еще расскажу), когда ставки гораздо более высоки и когда узнать правду абсолютно необходимо. Одно подозрение, что ребенок курил, — это не тот случай.

Даже если ребенка уличили в откровенной лжи, это не должно положить конец доверительным отношениям. Родитель может сообщить ребенку, что хотя из-за его обмана верить ему он будет уже меньше, но за единичный случай лжи простит. Если же ребенок продолжит врать, например, как мальчик, который кричал о волке, то в результате доверие к нему будет утрачено. Наш сын Том после недозволенной вечеринки (до которой он тоже нас несколько раз обманывал) потерял право оставаться на ночь без нашего присмотра. И это право ему вернут, лишь когда вернется доверие. Из таких ситуаций ребенок может извлечь урок, что доверие нужно заслужить.

В главе 3 рассказывается о том, как осознание доверия характеризует степень развития человека. Очень маленькие дети часто верят, что последствие лжи — это наказание. Еще маленькие дети твердо уверены, что врать — это плохо. К 10-12 годам дети уже не так убеждены, что врать плохо, они начинают различать разные виды лжи и судят об обмане по его последствиям. Например, если вы соврете подруге, что ее прическа выглядит отлично, то от этого будет только лучше. Том в написанной им главе рассуждает о том, что подростки умеют пользоваться не только белой ложью, но и ложью, связанной с общением, чтобы управлять своими взаимоотношениями со сверстниками.

Вступая в подростковый возраст, дети также начинают осознавать иные последствия лжи кроме наказания. Утрата доверия со стороны родителя или друга воспринимается ими как серьезное последствие. Большинство детей не могут по-настоящему выразить чувство утраты доверия, пока не вступят в средний подростковый возраст. А некоторые дети никогда этого не поймут.

В своей неоднозначной теории нравственного развития, которая упоминалась в главе 3, Лоуренс Колберг представляет описание того, что происходит с детьми на различных стадиях развития. Он утверждает, что дети от 4 до 8 лет действуют исключительно из страха наказания, когда сталкиваются с нравственно-этическим выбором, например, если нужно украсть еду для больного человека. Некоторые взрослые так и не перерастают этот этап развития. В начальной школе ребенок может считать, что быть осторожным — это один из наиважнейших мотивов поведения, но еще при этом важно быть справедливым по отношению к тем, кто справедлив к тебе. Через несколько лет, примерно в средних классах школы, ребенок может начать думать, что необходимо поступать хорошо, чтобы завоевать общественное одобрение и чтобы его считали порядочным человеком. На более высоких этапах нравственного развития, соответствующих старшему подростковому возрасту и начальному этапу взросления, считается, что нужно подчиняться законному источнику власти, например закону своей страны, а на еще более высоких этапах — действовать в соответствии с собственными этическими принципами, на которых строится система, обеспечивающая величайшее уважение к правам и достоинству каждого индивида [7].

В соответствии с теорией Колберга именно в подростковом возрасте дети осознают, что нужно быть порядочным человеком, чтобы уважали окружающие, в том числе собственные родители. В течение этих лет родители могут предъявлять более жесткие требования, чтобы разъяснить, как важно верить в то, что им говорят правду, что, как они надеются, им удалось воспитать в детях в их более юные годы; также важно, чтобы отошел на задний план страх перед наказанием. Кто-то из родителей может сказать (и не раз, потому что детям нужно повторять это снова и снова): «Нет ничего важнее доверия между нами. Если ты знаешь, что я не одобрю то, что ты сделал, не бойся рассказать мне об этом. Напомни мне, чтобы я не сердился. Может быть, тебе за это придется чем-то поступиться, но я буду очень гордиться тобой, если ты скажешь правду».

Дети, которые не росли в атмосфере доверия, иногда с трудом понимают, что потеря доверия — это последствие их лжи. В особенности если в их воспитании применяли жесткие наказания, тогда они будут рассматривать ложь с позиций более низкого уровня нравственного развития, действуя из страха наказания. Они могут так никогда и не приблизиться к более высоким уровням восприятия собственных действий в качестве гражданина своего общества или в конечном счете — человека мира.

Родители могут подать ребенку пример того, как быть честными и искренними, могут следить за тем, с кем ребенок дружит, и стараться развить с ним максимально доверительные отношения. Но даже самые лучшие из родителей (а никто из нас не святой) могут вдруг поймать своих чад на том, что можно считать неприкрытой ложью.

Для родителей честность — очень важное качество ребенка. Национальный исследовательский институт в Университете Чикаго между 1972-м и 1986 годом проводил исследование, в ходе которого выяснилось, что честность называлась самым главным качеством, которое родители хотели бы видеть в своих детях. Оно считалось даже более важным, чем хорошая учеба.

И вот для многих родителей самой важной становится именно ложь, а не то, что за ней скрывается. Отец может выйти из себя, выясняя, почему дочь-подросток пришла домой позже установленного времени, если она заявляет, что у ее подруги сломалась машина (ну да, уже в четвертый раз за месяц). Он более спокойно принял бы признание, что они хорошо проводили время и она не заметила, что уже так поздно.

Как родителям справиться с этой распространенной ситуацией, чтобы их дети в будущем говорили правду, а не вступали в яростную конфронтацию?

Все эксперты, имеющие дело с детьми, в один голос уверяют, что «перетягивать канат», требуя от ребенка признания в содеянном, — это наихудшая тактика. Как уже говорилось в главе 3, можно догадаться об обмане по лицу, голосу и позе, но мудрый родитель обычно не воспользуется этими подсказками, чтобы вытянуть из ребенка признание. Вот совет, который противоречит первому родительскому импульсу заманить ребенка в ловушку его собственной лжи.

Тот родитель, который закричит: «Ты врешь! Я сейчас позвоню родителям Сью и узнаю, правда ли, что у нее сломалась машина. И попробуй еще раз соври мне про это!», безусловно, выплеснет свою обиду и разочарование. И он уж точно спровоцирует у дочери враждебность и стремление защищаться. Он даже докажет, что дочь врет, если сделает этот телефонный звонок. Но принесет ли ей этот урок пользу в моральном отношении?

Все не так просто. Разоблачив дочь и обрушив на нее свой гаев, отец может запугать ее. Из-за страха она дважды подумает, прежде чем соврать в будущем, особенно по поводу позднего возвращения домой. Из-за страха она может стать более правдивой или как минимум начнет более изощренно лгать. Гнев отца произведет на дочь сильное впечатление, потому что она поймет, как серьезно он относится к обману. Но позволительно ли отцу строить отношения с дочерью, запугивая ее? Позволительно ли ему превращаться в полицейского?