Левый глаз (сборник) - Страница 8

– Я триста лет живу среди новусов. Я отлично знаю этих вежливых чистюль.

– Ты не знаешь нас вовсе. Ты не слышишь нас. Большая часть того, что мы хотим сказать, не произносится вслух. Язык людей изменился, стал совсем другим, но ты не хочешь слышать этого. Ты замазал свои уши воском и предпочитаешь ходить полуглухим. Тебе нравится играть тупого обиженного мальчика. Сколько ты еще сможешь выдержать эту роль?

– Ну, и что же мне делать, великий умник Беркут? – спросил Клаус. – Может, посоветуешь что-нибудь дельное?

– Найди свое место. Думаешь, у меня никаких проблем нет и не было? Как бы не так! Я метался по всей планете, ненавидел людей, психовал, уходил в запои, даже подумывал о самоубийстве. – Беркут тяжело вздохнул, покачал головой. – Всякое бывало… Много лет прошло, пока я не убедился, что в этом мире может реализовать себя каждый, в том числе и закоренелый индивидуалист-одиночка. Если тебе неприятно жить в обществе новусов, уйди от них. Построй свою личную резиденцию, такую как эту, – Захаров махнул рукой, показывая на свои владения. – Обратись за помощью к людям, тебе помогут со строительством. Я сам тебе помогу.

– Покажи мне свой дом, – сказал Клаус. – Покажи мне все. Я хочу посмотреть. Хочу подумать.

Клаус и Беркут стояли на горном склоне, над крутым обрывом. Оба они были одеты в теплые непродуваемые куртки. Голову Клауса, кроме того, украшал круглый шлем. Беркут заявил, что самому ему шлем не нужен – мол он, если что, всегда сумеет "переправиться".

То, что Алексей называл планером, лежало рядом на скалистой площадке. На планер, как его представлял себе Клаус, это никак не походило. Это не было похоже вообще ни на что, предназначенное для полета – непонятный длинный куль, обтянутый брезентом, с лямками для того, чтобы нести его на спине.

Здесь, почти на километровой высоте, дул постоянный ветер – не холодный, но сильный. Беркут послюнявил палец, определяя направление атмосферных потоков.

– Отлично, – сказал он, – самое то. Отнесет нас в сторону моей избушки – меньше будет потом пешком топать. В одиночку я люблю полетать против ветра, но вдвоем с пассажиром – тяжело.

– А мы как будем, – поинтересовался Клаус, – сидеть или висеть?

– Мы будем летать. – С этими словами Беркут поставил на попа свой куль и располовинил его застежкой-"молнией" сверху донизу. – Ты высоты не боишься?

– Не боюсь, – сказал Клаус, озадаченно наблюдая за конструкцией, со щелчками расправляющейся в руках Алексея. – Когда-то я даже летал на параплане – давно, когда люди еще не вымерли. Параплан – это такой парашют…

– Знаю я, что такое параплан, – ворчливо заявил Беркут. – Парапланы, дельтапланы – это не то, это как костыли для ходьбы. Если хочешь научиться ходить по-настоящему, выбрасывай в мусор костыли и начинай ковылять собственными ногами. А если уж решил летать, то что тебе нужно?

– Крылья! – выдохнул Клаус потрясенно, не веря своим глазам.

– Вот именно, – Беркут удовлетворенно, даже с любовью, поглаживал черные кожистые перепонки, натянутые между многометровыми титановыми спицами. – Почему-то прочие называют это планером – наверное, не могут поверить в то, что кто-то из людей научился не просто планировать, а именно летать. А по мне – крылья, они и есть крылья.

– А почему они как у летучей мыши, а не как у птицы?

– Это летние, для сухой погоды. На них летать попроще, но только медленно, и дождя они не переносят. А так-то у меня и птичьи есть – не с перьями, конечно, но со специальным покрытием. Есть орлиные, есть альбатросьи для долгого аэропланирования, есть быстрые, голубиные. Здорово, правда? Птицы могут позавидовать мне – у них крылья одни на всю жизнь, а у меня сменные, полный ассортимент: какие хочу, такие и использую.

– А вот колибри умеют зависать в воздухе, а также летать задом наперед, – заявил Клаус. – Ты такие крылышки еще для себя не сделал?

– Такие не будут функционировать, – уверенно заявил Алексей. – У них восьмеркообразная траектория движения крыла, и частота взмахов – от восьми до восьмидесяти в секунду. Не получится из меня колибри, да и ни к чему это.

– И как же ты летаешь?

– А очень просто – сейчас увидишь. Знай себе культяпками машу, хвостом подруливаю, клювом пощелкиваю да каркаю как ворона…

– Не пудри мне мозги, – сказал Клаус. – Махать с такой частотой, как птица, ты не сможешь. И подъемной силы этих крыльев никак не хватит на такую тушу, как у тебя. Страусы, как известно, не летают.

– Ну, допустим так, – Беркут склонил голову, хитро прищурил глаза. – И что из этого?

– Руна. Ты наверняка придумал руну – одну из тех, которые ты не хочешь отдавать прочим новусам. Она делает тебя, предположим, невесомым. А крылья нужны тебе для маневрирования в воздухе, это всего лишь дополнительное оборудование, как ласты у подводных ныряльщиков.

– Ты удивительно догадлив, друг мой, – сказал Беркут. – Ставлю тебе пятерку за сообразительность. К сожалению, Роб Бракен, придумавший телепорт, застолбил название "Руна Полета" раньше меня. Не по делу, прямо таки скажем, он это название употребил. Ну да ладно, я выкрутился. Угадай, как я назвал свое детище?

– Руна Беркута, – произнес Клаус, нисколько не сомневаясь.

– В самую точку! – удовлетворенно крякнул Захаров.

– Хорошо звучит. Простенько, но со вкусом.

– Еще бы!

– Ну что, полетели? Мне тоже крылья положены?

– Тебе – нет. Что ты с ними делать будешь?

– А как же я тогда?

– Пассажиром полетишь. Потащу тебя в могучих когтях, как горный орел –барана.

– А если надоем – бросишь?

– Зачем же? Орлы, как известно – умные птицы. Хорошими баранами не разбрасываются.

– Ты кого-нибудь уже катал так?

– Конечно, и не раз. Ко мне заглядывают друзья и подружки со всех концов света. Любят они попорхать под облаками – с визгом, с воплями. Восторгу нет предела.

– А мясом ты их угощаешь? – Клаус сглотнул слюну, вспомнив отменнейший копченый окорок из медвежатины.

– Некоторых угощаю. А что тут такого? – Захаров пожал плечами. – В Сибири почти все новусы едят мясо. И в Канаде тоже, насколько я слышал.

– А Патрик… Он тоже… Тоже ест?

– Патрик мяса не ест, – отрезал Беркут.

– Ты его лично знаешь?

– Знаю. – Беркут усмехнулся. – Как же его не знать – мы ведь соседи. Всех, кого он принимает, я к нему на вездеходе отвожу. Переправа у него в резиденции не работает. Аномалия там…

– Ну и как он? Что за человек?

– Хороший он человек, – сказал Беркут. – Вот такой человек.

И показал большой палец.

– А почему же он остальных новусов чурается, живет в такой дали отшельником? Аномальную зону себе выбрал, чтоб добраться до него тяжелее было. Так же не любит остальных людей, как ты? Ему-то, вроде бы положено любить всех поголовно.

– Ты Патрика не трожь, – тяжеловесно сказал Захаров. – И инсинуации свои гнусные оставь, понял? А то я тебе собственными руками таких затрещин надаю, что мало не покажется.

– Понял, – быстро произнес Клаус. – А ты катал его, Патрика? В смысле, на крыльях.

– Его – нет. Патрика ни к чему катать.

– Почему?

– Смотри туда, – палец Захарова показал в небо. – Видишь, большая птица летает? Породу угадаешь?

– Гигантский хищный какаду, – сказал Клаус.

– Сам ты какаду. Это Патрик. Патрик Ньюмен собственной персоной. Он знает все руны, в том числе и мои. Он умеет летать. Крылья ему делал я.

– Так что, он видит нас сейчас?

– Само собой. Он наблюдает за нами. Точнее, за тобой. За мной ему наблюдать неинтересно – он и так все про меня знает. Он слушает наш разговор.

– Так почему бы ему не спуститься к нам сюда прямо сейчас, не поговорить?

– Если не спускается, значит так нужно. Значит, время еще не пришло.

– А когда оно придет?

– Надоел ты мне своими вопросами, – заявил Беркут. – Пожалуй, я тебя все-таки уроню. Нечаянно. Патрик мне это простит.