Лев Троцкий - Страница 4
Реальное училище Св. Павла было казенным и одновременно немецким, при лютеранской общине. Что властям предержащим казалось подозрительным. Поэтому последний, выпускной класс предписывалось окончить в ином училище, где русский, не немецкий дух. Кто знает, как бы сложилась судьба Льва, если бы ради аттестата ему не пришлось покидать Одессу и отправляться в седьмой класс училища в Николаеве… Кстати, в Николаев шестнадцатилетний Лев приехал возмужалым, но пока еще индифферентным к марксизму. Когда в 1895 году пресса сообщила о кончине Энгельса, Лев понятия не имел, о ком речь.
Благодаря немецкой обстоятельности, замешанной на лютеранской дисциплине, Лев получил в училище Св. Павла блестящее образование и овладел языком философии, немецким. В младших классах немецкий преподавал сам директор Шваннебах. Основной курс читал Струве, честнейший человек, который страдал от неудач учеников, волновался, уговаривал. Преподавали в училище и французский. Фундаментально, с немецкой обстоятельностью обучали естественным наукам. Именно здесь Лев овладел тем знаменитым на весь мир подходом к труду, который иной цели, чем перфекционизм – совершенство любого процесса, – не признает. Вот почему, кстати, машиностроение – основа экономики Германии при всех ее режимах.
Троцкий был первым образцом для подражания в классе. С тех пор он, как и все отличники, терпеть не мог троечников и недоучившихся выскочек. Иногда доходило до эпатажа. В период ожесточения борьбы вождей за власть, после смерти Ленина в 1924 году, Троцкий позволял себе на партийных ареопагах заниматься чтением немецкой и французской прессы. Возможно, в пику сопернику у Сталина в приемной раз и навсегда было заведено раскладывать ведущую мировую прессу. Будто в любой момент ждали возвращения с чужбины изгнанного и странствующего вождя.
Еще учась в подготовительном классе, Лев открыл для себя театр – спектаклем «Назар Стодоля». Когда Лев приехал на первые каникулы, в Новом Буге его встретил на фургоне отец. Ночью, в степи, закутанный в бурку, сын пересказывал Бронштейну-старшему «Малороссийскую дию Тараса Шевченка» от первой до последней сцены в лицах. Драматизм отношений между людьми школьник испытал на себе в полной мере уже во втором классе. Одноклассники решили проучить жестокого, по их мнению, преподавателя французского. Прибегли к испытанному способу дружного подвывания, не разжимая губ. Хулиганская проделка завершилась расследованием у директора училища. Смелые гуртом, поодиночке на ковре его кабинета многие становились ябедами. Льва несправедливо выставили зачинщиком и исключили с правом возвращения в училище. Первый ученик в классе отлично сдал экзамены и перешел в третий класс. Он получил урок первого политического конфликта: завистники и доносчики на одном полюсе, отважные и гордые, с внутренним стержнем – на другом, а между ними зыбкая бесцельная и равнодушная масса, трясина, ни вашим, ни нашим, приспособленцы, слабые духом.
Одесса открыла школьнику радость чтения, сделала из любознательного и мечтательного сельского мальчика профессионального книгонавта. В первых классах Лев зачитывался Пушкиным, Некрасовым, Салтыковым-Щедриным. В училище приобрел первый самостоятельный опыт издателя, основал рукописный журнал «Капля» и с энтузиазмом первопроходца помещал там свои стихи и рассказы на украинском. «Все, что в дальнейшем жизнь давала интересного, захватывающего, радостного или скорбного, было уже заключено в переживаниях чтения, как намек, как обещание, как осторожный и легкий набросок карандашом или акварелью».
Любовь к художественной литературе была первой, но не единственной. Пытливый ум, который методично тренировали добросовестные преподаватели, носители германской обстоятельности, четкости, выверенности фразы, воспылал страстью к классической философии, обществознанию, высокой теории. Одним из первых таких произведений для юноши стала «Эристика, или Искусство побеждать в спорах» Шопенгауэра. Так, шаг за шагом постигал Троцкий вершины мировой литературы, учился у великих искусству обобщать явления жизни и формулировать собственные подходы. Александр Солженицын обратил как-то внимание на то, что годы пребывания в Одессе оставили Троцкого равнодушным к морю. Да, его влекли другие дали, пыль библиотечных полок была милее всего на свете. Вообще само восприятие Троцким природы, окружающей натуры, образов открывает в нем личность, как говорят, не от мира сего. Он предстает дервишем, шаманом, проповедником, в немалой мере носителем догм, он оторван как от природы, так и от самого человечества. Да, на трибуне он без труда завораживал на несколько часов кряду массы слушателей. Но при этом был не в состоянии объяснить то, что им было просто недоступно. Или же сам сомневался в провозглашаемых лозунгах?..
Маленький горожанин Лев не отрывался от книг из-за неуемной тяги к знаниям. Ему не хватало времени побольше узнать, запомнить. Только на каникулах в Яновке он позволял себе транжирить время, мог проскакать верхом на гнедом жеребце до Бобринца, покрасоваться на улицах в назначенных одесским окулистом очках, грамотным, отличником, да еще и лихим наездником, и гордо вернуться домой.
Когда со времен гражданской войны Троцкий превратился в страстного охотника и рыболова, яновская закалка помогала ему в многодневных походах. Школьником Лев уже ходил с отцом в поле на уборку озимой пшеницы, в кожаном поясе с медной бляхой и картузе с желтым сверкающим на солнце гербом. Отец брал у старшего косаря Архипа косу попробовать, «яка озима солома». Косит справно, режет низко-низко, ровно-ровно бреет. Лев замечал, как по-разному наблюдали работники за хозяином. Архип явно одобрительно, некоторые холодно, мол, хорошо ему свое для показу косить. Школьник помогал отцу со счетоводством, вел учет выданных работникам продуктов и денег. Обманов никто не допускал, но отец неизменно жестче сына толковал условия найма. Сын его сторону не принимал, бывало, ссорился и уходил из дому с книгой. Ему был чужд инстинкт приобретательства. От мелкобуржуазного жизненного уклада Яновки он отчалил резким толчком на всю жизнь. А суета торговой, разноплеменной, пестрой, крикливой Одессы навсегда останется в памяти у Льва как годы возмужания, освоения науки мыслить: «Мальчик не был лишен самокритики. Он был даже скорее придирчив к себе… Мысль о том, что нужно стать лучше, выше, начитаннее, все чаще щемила у него в груди. Он думал о назначении человека вообще и о своем в особенности».
Вторая жена Троцкого Н. И. Седова (1882–1962) познакомилась с ним в Париже, где она, местный старожил, помогала обустроиться эмигранту. Первое ее желание состояло в том, чтобы поделиться своими впечатлениями от парижских достопримечательностей, показать красоту музеев. И после первых прогулок услышала в ответ о Париже: «Похож на Одессу, но Одесса лучше». Троцкий пояснял: «В сущности, это была борьба варвара за самосохранение. Я чувствовал, что для того, чтобы приблизиться к Парижу и охватить его по-настоящему, нужно слишком много расходовать себя. А у меня была своя область, очень требовательная и не допускавшая соперничества: революция».
Льву запомнилось 20 октября 1894 года. На другой день отменили занятия, чему тихо радовались школьники. На входе швейцар препровождал всех в большой зал, где батюшка в золотых очках отслужил панихиду по Александру III. «Событие казалось громадным, – вспоминал Троцкий, – даже невероятным, но далеким, вроде землетрясения в чужой стране».
Когда шестнадцатилетний Лев покидал Одессу, он и подумать не мог, что через два года его ожидает узилище, ссылка, что вот-вот придет конец размеренному ходу жизни отличника, который благодаря успешному отцу, крепкому и зажиточному роду не знал, что такое материальная нужда. Но высокообразованный благодаря семье Шпенцеров и добросовестным преподавателям немецкой школы юноша с пытливым умом наверняка осознавал и почувствовал атмосферу конца эпохи, конца столетия. Царская Одесса являла собой блестящую иллюстрацию неразрешимых противоречий, сопровождавших развитие экономики, общества и вековых монархических устоев, замешанных на отсталости и постыдных суевериях (вроде «тяжелого» понедельника или попа, который перешел дорогу). Там, в школе, Троцкий столкнулся однажды с извечной формулой раболепия, с которым он будет всю жизнь бороться. Он критически отозвался о директоре. Одноклассник возмущенно одернул его, потому что о директоре нельзя так говорить. Лев изумился: «Почему?» И удостоился назидания: «Да ведь он же начальник. Если начальник прикажет тебе на голове ходить, то ты обязан ходить, а не критиковать».