Лев Гумилев - Страница 63

Но, похоже, иного лекарства против воинствующего сепаратизма, кроме применения силы, история просто не знает (о чем, между прочим, свидетельствуют и события уже нашего времени). Ведь новгородцы не внимали словам разума и убеждения. Увещевательных грамот им было отправлено предостаточно. И если бы царь Иван проявил мягкость или нерешительность и дальше продолжал слать грамоты и ждать когда их обсудит вече и примет решение путем голосования, то сегодня бы Новгород (а вслед за ним и Псков) входил бы в состав Шведского королевства или Польши, а внешняя граница России проходила бы невдалеке от Москвы, где-нибудь под Можайском (как это и было в середине XV века). Впрочем, пришлось, опережая события, несколько забежать вперед, хотя в этом большой беды нет: повествование настоящей главы двигается не только историческим (хронологическим), но и логическим путем…

Гумилёв развеял ряд исторических мифов, по сей день бытующих в учебной и справочной литературе и касающихся соседей Руси, например половцев . В обыденном сознании закрепилось представление о них как о типичных кочевниках, вихрем налетающих на врагов и так же быстро испаряющихся в степи. В действительности (и Гумилёв это блестяще показал) основу хозяйства у половцев составляло не коневодство (как у печенегов или татаро-монголов), а скотоводство с преобладанием крупного рогатого скота. Отсюда их медленное кочевание по степи в телегах, запряженных волами с обязательными затяжными остановками на зимовье (что также требовало подходящих условий). Что касается их набегов на русские княжества, то Гумилёв подсчитал на основании данных Лаврентьевской летописи: за 180 лет (с 1055 по 1236 год) половцы нападали на Русь 12 раз и столько же раз нападали на половцев русичи. Зато совместных «операций» оказалось значительно больше — 30 (один только Владимир Мономах приводил половцев на Русь 19 раз). У русских князей в непрекращающихся междоусобных войнах стало почти правилом приглашать половцев для борьбы с соперниками. Плата же за союзнические услуги обычно была самая простая — кочевникам отдавали на разграбление русские земли.

Естественно, что во время подобных акций кровь лилась рекой, а жестокость не знала предела. Но жестокость по отношению к противнику — закономерное и неизбежное следствие всякой войны. Причем национальность противоборствующих сторон не имеет никакого значения. Русские дружинники и ополченцы по отношению к соотечественникам подчас были более жестокими, чем степняки-инородцы. Для сравнения достаточно привести сведения из Ипатьевской летописи о взятии Киева армией Андрея Боголюбского и ордой хана Батыя (спустя неполных семь десятилетий).

Сначала в трехдневном погроме, учиненном владимиро-суздальскими войсками: «В лето 6679 (1171). <…> Взят Киев, месяца марта в восьмой день, на второй неделе поста в среду, и грабили в течение двух дней весь город, Подолье и Гору, монастыри, Св[ятую] Софию, Десятинную Богородицу, и никому не было пощады: церкви горели, христиан убивали, других вязали, жен уводили в плен, насильно разлучая от мужей своих, младенцы плакали, смотря на своих матерей, захватили множество добра, в церквях ограбили иконы, ризы и книги и все колокола вынесли Смоляне, Суздальцы, Черниговцы и Олегова дружина; были захвачены все святыни; погаными был зажжен Печерский монастырь, но Бог сохранил его от такого зла. В Киеве у всех людей стоял стон, горе и скорбь неутешная и слезы непрестанные. Эхо все случилось ради наших грехов» (перевод с древнерусского).

Действия татаро-монголов в той же Ипатьевской летописи описаны более сдержанно: «В лето 6748 (1240). Пришел Батый к Киеву с большой силой, со множеством своих воинов окружил город. <…> Поставил Батый стенобитные орудия к городу подле Ляшских ворот (туда подступали дебри). Орудия били беспрестанно день и ночь, пробили стены; взошли горожане на разбитые стены, и было там видно, как ломались копья, как разбивались на куски щиты и стрелы помрачали свет. [Горожане] были побеждены, а Дмитр [воевода] был ранен. Татары взошли на стены и сидели там; в тот день и ночь горожане построили снова другую стену около Богородицы [Десятинной церкви]; на другой день [татары] пошли приступом на них, и был между ними сильный бой; люди взбежали на церковь и на церковные своды со своим имуществом; от тяжести завалились с ними церковные стены; город был захвачен. Димитра вывели раненым и не убили по причине храбрости» (перевод с древнерусского). Трудно сказать, какой эпизод красноречивее — жестокости явно больше в первом. Отношение же Батыя к воеводе Дмитру выглядит вообще как в рыцарских романах: от соплеменников он вряд ли бы дождался такого благородства…

Сказанное вполне соответствует главной идее Л. Н. Гумилёва в понимании данного вопроса: в результате татаро-монгольского нашествия и последовавшего вслед за тем так называемого 300-летнего «ига» в действительности было положено начало формированию симбиоза двух народов — татарского и русского, что привело в конечном счете к формированию российского суперэтноса . Однако такой подход вызвал категорическое неприятие со стороны научной и писательской общественности.

В начале 80-х годов XX столетия широкую известность среди разных категорий читателей получил роман-эссе Владимира Чивилихина «Память», распечатанный миллион тиражом в популярном издании «Роман-газета» и получивший Государственную премию. Писатель, выполняя, судя по всему, «социальный заказ» высших идеологических и станций, обрушился с критикой на историческую концепцию Л. Н. Гумилёва и евразийства вообще — в особенности по вопросу татаро-монгольского нашествия. Аргументация автора выглядела поверхностной и была рассчитана главным образом на эмоции. Сегодня, спустя четверть века, замшелым анахронизмом веет от таких, к примеру, пассажей В. Чивилихина:

«<…> "Отражение реальной истории в исторической литературе нельзя назвать зеркальным!" — восклицает Л. Н. Гумилёв, убедительно подтверждая это бесспорное положение собственными работами, и продолжает пользоваться любым случаем, чтобы тиражировать свои "открытия" о причинах грабительских войн, "пассионарности", политическом союзе и даже — внимание, читатель, сверхновая идефикс! — "этническом симбиозе" Руси с Золотой Ордой в XIII веке и прочем-прочем, внеисторическом и внесоциальном. Попутно напомню любознательному читателю, что после Великой Октябрьской революции группа белоэмигрантов образовала за рубежом так называемую школу "евразийцев", которые не признавали объективных законов развития общества, преувеличивали роль религиозных, психологических, природных, этических и этнических факторов в истории, отрывали домонгольскую Русь от последующего процесса становления нашей государственности, полностью игнорировали самостоятельный экономический, социальный, политический и культурный опыт Киевской Руси, пытаясь лишить русский народ его исторических и национальных корней».

Самое скверное и обидное: Лев Николаевич не имел абсолютно никакой возможности по достоинству ответить своим вошедшим в раж оппонентам. Отправленные в редакции различных журналов письма клались под сукно, на обстоятельные контраргументы автора не обращалось никакого внимания, хотя сам Гумилёв получал десятки и сотни писем в свою поддержку. Из далекой Монголии писатель и академик Б. Ринчен (1905—1977) пытался поддержать своего русского друга: «<…> Вы слишком близко к сердцу воспринимаете людское невежество, зависть и все злое, исходящее от этого. Вы должны быть достойны именно своего «Лев»! И работать, делать то, что велит ученому делать его высокий долг Человека, поднявшегося над стадом двуногих <…>. Помните, что путник в долгой дороге не считается с собаками стойбищ, его встречающими и провожающими».

Российская история, по Гумилёву, как уже было сказано, распадается на две части — историю Древней Руси и историю Московской Руси (России) в соответствии с двумя пассионарными толчками и последовавшим за ними полным перечнем стадий (фаз) этногенеза. Первый пассионарный толчок произошел на территории Евразии в I веке новой эры, привел к взрыву этногенеза многих индоевропейских и неиндоевропейских этносов, включая прапредков славян, и завершился Великим переселением народов[56].