Лев Гумилев - Страница 55

При симбиозе на суперэтническом уровне оба компонента питаются дарами природы и сосуществуют, что не исключает эпизодических конфликтов. Но все ужасы суперэтнических столкновений при симбиозе меркнут перед ядом химеры на уровне суперэтноса. А вот метисация на уровне этноса или субэтноса может породить либо ассимиляцию, либо реликтовый субэтнос, что летальных результатов не дает.

С позиций предложенной Л. Н. Гумилёвым концепции этнического поля, колеблющегося с определенной частотой или ритмом, химера представляет собой наложение двух различных ритмов, создающее какофонию. Эта какофония воспринимается людьми на уровне подсознания и создает характерную для химеры обстановку всеобщей извращенности и неприкаянности, а также порождает антисистемные умонастроения.

Естественно, что крепкие, пассионарно напряженные этнические системы не допускают в свою среду посторонние элементы. Поэтому до XII века в Западной Европе химерные конструкции встречаются редко. Зато они появляются в начале XIII века. В качестве примера можно привести государство, созданное орденом меченосцев в Прибалтике, проводившим военные операции при участии воинственных ливов и кормившимся за счет закрепощенных леттов и куров. Ни ливам, ни леттам не была нужна кровавая война с псковичами и литовцами, но они оказались в системе, где чужеземцы ими помыкали, а деваться было некуда. Поэтому приходилось класть головы за чужое дело.

Другие примеры химер: контакт хуннов и китайцев в III веке новой эры (после захвата большей части Ханьского Китая хуннами). Контакт привел к гибели почти всех включенных в него этносов; Арабский халифат в X веке новой эры, где арабы путем создания гаремов смешались с другими суперэтносами (на этом фоне возникла антисистема исмаилитов). Аналогичные процессы протекали в Оттоманской Порте, но химера была безвредной (антисистем до XIX века не возникало). Химерой было Болгарское царство (созданное болгарами на славянских землях в 660 году новой эры). Здесь распространилась антисистема богумилов. Существовали химеры также в доколумбовой Америке (государства инков и муисков). Они были разрушены испанскими конкистадорами.

Большинство перечисленных химер сложилось за счет вторжения представителей одного суперэтноса в области проживания другого, после чего агрессор стал жить не за счет использования ландшафта, а за счет побежденных. Результатом в конечном итоге всегда бывает распад и гибель химер, так как победители деградируют не в меньшей степени, чем их жертвы. Для России эта проблема в целом оказалась исключительно болезненной, так как ни один этнос не соглашался признать себя «паразитирующей структурой». Кое-кто даже прямо обвинял Л. Н. Гумилёва в ксенофобии, но от приводимых ученым аргументов просто так отмахнуться было невозможно…

Перенеся акцент исследования на природное содержание понятия и увязав его с конкретно-историческим материалом, Гумилёв открыл перед своими последователями и читателями воистину безбрежные перспективы. Сама тема действительно оказалась неисчерпаемой и захватывающе интересной. В самом деле, разве может кого-нибудь оставить равнодушным вопрос о его собственной этнической принадлежности, которая к тому же изменяется в пространстве и во времени? Какие природные закономерности создают «лицо народа»? Почему этносы рождаются и умирают? Почему в их истории активные периоды жизнедеятельности сменяются пассивными? Отвечая на эти и другие поставленные вопросы, Гумилёв приводит замечательные слова Пришвина, представляющие собой подлинный гимн природному началу этнических явлений: «<…> Этногенезы — природные процессы, и потому они, "как иволги, поют на разные лады". М. М. Пришвин, отметив это в своей дивной поэме "Фацелия", вспомнил мысль Гёте о том, что природа создает безличное, а только человек личен. Нет, писал М. М. Пришвин, "только человек способен создавать… безликие механизмы, а в природе именно все лично, вплоть до самих законов природы: даже и эти законы меняются в живой природе. Не всё верно говорил даже и Гёте"».

По Гумилёву, этнос отличается от общества и от общественной формации тем, что он существует параллельно обществу, независимо от тех формаций, которые оно переживает и только коррелирует с ними, взаимодействует в тех или иных случаях. Причиной образования этноса, как мы знаем, Гумилёв считал особую флуктуацию биохимической энергии живого вещества, открытую Вернадским, и дальнейший энтропийный процесс, то есть процесс затухания толчка от воздействия окружающей среды. Каждый толчок рано или поздно должен затухнуть. Таким образом, исторический процесс представляется мне не в виде прямой линии, а в виде пучка разноцветных нитей, переплетенных между собой. Они взаимодействуют друг с другом разным способом. Иногда они бывают комплиментарны, то есть симпатизируют друг другу, иногда, наоборот, эта симпатия исключается, иногда это идет нейтрально. Каждый этнос развивается как любая система: через фазу подъема к акматической фазе, то есть фазе наибольшего энергетического накала, затем идет довольно резкий спад, который выходит плавно на прямую — инерционную фазу, и как таковой он затем постепенно затухает, сменяясь другими этносами. К социальным соотношениям, например, к формациям, это не имеет прямого отношения, а является как бы фоном, на котором развивается социальная жизнь.

Раздел о фазах этнического развития — важная и детально разработанная часть учения Л. Н. Гумилёва. Начало этногенеза он, как известно, связывает с механизмом мутации, в результате которой возникает этнический «толчок», ведущий затем к образованию новых этносов. Вследствие мутации возникает уже многократно упоминавшаяся пассионарность, образующая внутри популяции некоторое количество людей-пассионариев, обладающих повышенной тягой к действию. Пассионарии хотят изменить окружающее и способны на это (многочисленные примеры на сей счет уже приводились выше). Пассионарность — внутреннее стремление к действию, которое сильнее самого человека и с которым он не может ничего поделать. Если пассионарных людей в этносе много, система становится агрессивной и неуправляемой. Оптимум пассионарности в этносе приводит в конечном счете к процветанию, а дефицит ее — к нежизнеспособности, нежизнестойкости. При этом очень важны для любого народа связи с родным ландшафтом. Они определяют привычную среду жизни и систему хозяйства. Этнос приспособлен к своему ландшафту, ему удобно в нем. Если же он изменяет ландшафт радикально, то радикально меняется и сам. Иными словами, появляется новый этнос. Поэтому «жизнь порознь» подразумевает возможность для каждого этноса жить на привычной ему земле, работать так, как он считает нужным, на базе опыта своих предков, а не чужих. Исторический опыт показывает, что смешение народов, особенно с сильно отличающимися традициями, на пользу не идет…

Уровень пассионарности в этносе не остается неизменным. Этнос, возникнув, проходит ряд закономерных фаз развития, которые можно уподобить различным возрастам человека. Первая фаза — фаза пассионарного подъема этноса, вызванная пассионарным толчком. Важно отметить, что старые этносы, на базе которых возникает новый, соединяются как сложная система. Из подчас непохожих субэтнических групп создается спаянная пассионарной энергией целостность, которая, расширяясь, подчиняет территориально близкие народы. Так возникает этнос. Группа этносов в одном регионе создает суперэтнос (так, Византия — суперэтнос, возникший в результате толчка в I веке новой эры, состоял из греков, египтян, сирийцев, грузин, армян, славян и просуществовал до XV века). Продолжительность жизни этноса, как правило, одинакова и составляет от момента толчка до полного разрушения около 1500 лет, за исключением тех случаев, когда агрессия иноплеменников нарушает нормальный ход этногенеза.

Наибольший подъем пассионарности — акматическая фаза этногенеза — вызывает стремление людей не создавать целостности, а, напротив, «быть самими собой»: не подчиняться общим установлениям, считаться лишь с собственной природой. Обычно в истории эта фаза сопровождается таким внутренним соперничеством и резней, что ход этногенеза на время тормозится.