Лев Гумилев - Страница 51

Дорогой Лев Николаевич! Простите меня грешного и давайте считать "все бывшее не бывшим". Поверьте, что для меня работа и статья с Вами – большая честь. Мой вклад в нее – невелик; но, я думаю, что нам, биологам, удалось, к обоюдостороннему удовольствию выправить ряд чисто естественно-исторических неправильностей в приводившихся Вами вначале примерах и интерпретациях. На это, будучи чрезвычайно заинтересован Вашей проблемой и желая ей "зеленой улицы" не только среди историков и этнологов, но и среди естественников – я и потратил максимум своей пассионарности в спорах с Вами. Еще раз повторяю – мой последний наскок в воскресенье был ненужен, полусознателен, и, очень прошу Вас, не рассматривайте его всерьез. Опять прошу Вас и умоляю – простите! <…>

Не следует нам с Вами обижаться друг на друга и ссориться. Мы с Вами оба пассионарии, но Вы тихий и сдержанный, а я – громкий и несдержанный. В основе же мы с Вами люди близкие, "одного поля ягоды" и, несмотря ни на что, любим друг друга. Так давайте же похороним конфликт тихо и доведем дело, на которое потратили много сил, споров и в котором, думаю, достигли, наконец, в основном, взаимопонимания – до победного конца. Конечно, если это Вам приятнее, печатайте всю статью под одним своим именем, хотя мы с Колей Глотовым с удовольствием примкнем к Вам в качестве соавторов.

Еще раз – простите меня грешного, похороните инцидент, и доведем дело до победного конца! Не будем радовать врагов!

Простите, не сердитесь, я люблю Вас и уважаю, крепко обнимаю, целую

Ваш Н. В. Тимофеев-Ресовский».

Гумилёв отвечал с горьким осадком на душе: «Дорогой Николай Владимирович!

Ваше искреннее и теплое письмо меня весьма тронуло, и возможность возобновления отношений, как личных, так и научных, обрадовала и утешила. За этот год Вы стали мне близким другом, а потеря друга – это почти ампутация руки. Но второе Ваше предложение – "счесть бывшее небывшим" вряд ли целесообразно. То, что Вы обидели меня "полусознательно", еще более грозно, чем если бы это было сознательным, продуманным шагом. Ведь из всех наших совместных бесед с очевидностью вытекает, что подсознательная стихия, слабо контролируемая разумом, есть источник поступков, того самого этологического момента, который не только порождает этносы, но и доминирует в отношениях между отдельными людьми. Те нотки, которые меня неожиданно резанули, видимо, возникли по какой-то причине, мне неизвестной. Но я не могу их оставить без внимания именно потому, что об источнике Вашего необъяснимого раздражения против меня Вы мне ничего не сказали. Следовательно, и впоследствии, когда работа наша будет обсуждаться (а это неизбежно, ибо что за новая концепция, если ее все примут как трюизм!), возможна несогласованность между нами. А она, в свою очередь, может принести вред и правильной плодотворной научной идее, и нам обоим, и, наконец, редакции журнала, где нас приняли очень хорошо, по-товарищески. Я привык за мою мятежную жизнь заботиться не только о себе, но и о своих друзьях <…>».

Уже при первой их встрече обнаружились существенные расхождения по многим проблемам и, в частности, в истолковании ключевого понятия «этнос»: Тимофеев-Ресовский и Глотов придерживались традиционной точки зрения, Гумилёв, естественно, — новаторской. Лев Николаевич составил подробный перечень вопросов, по которым он расходился со своими потенциальными соавторами. Работа над совместной статьей застопорилась. Личные контакты также застопорились. Одновременно начались бюрократические осложнения и с редакцией самого журнала. В результате статья, которая несомненно могла бы стать настоящей научной сенсацией (или даже переворотом в естествознании), так и не увидела свет.

С точки зрения генетики пассионарность — это мутация. Пассионарии-мутанты — и древнеегипетские, и римские, и монгольские, и русские — были одинаково активны, что генетически объясняется рекомбинацией (или разрывом) фрагментов хромосомы как определенной, повторяющейся от толчка к толчку химической реакцией, происходящей «весьма быстро и необратимо под воздействием неизвестного пока излучения в оптической части спектра». Известно, что подобные перестройки на генном уровне легко стимулируются лучом лазера, что давно уже нашло применение в сельском хозяйстве для получения высокоурожайных сортов полезных растений. По Гумилёву, характер «пассионарного излучения» должен быть близок по своей природе к подобным лучам. Испускают ли их Солнце и звезды или же какие-то неизвестные пока источники в глубинах Галактики – покажет дальнейшее развитие науки.

Если высказанная гипотеза о возможных источниках пассионарных толчков подтвердится, прогнозирует Гумилёв, то наука получит неопровержимые данные о состояниях ближнего Космоса и «его контактах с поверхностью Земли в эпохи, строго фиксируемые абсолютной хронологией». «Допуск в плюс-минус 50 лет — величина ошибки для определения длины инкубационного периода — невелик, а практическая ценность данных об энергетических вариациях в ближнем Космосе за 4—5 тысячелетий несомненна», – заключает автор.

«Ну, а если найдется талантливый психолог, — спрашивает ученый, — который откроет физиологический механизм пассионарности и свяжет его не с вегетативной нервной системой организма, а с гормонами или влиянием микроорганизмов, живущих в симбиозе с их носителем? Или если он объяснит повышенную активность пассионариев не как выброс излишней биохимической энергии живого вещества, а как способность выдавать эту энергию целенаправленно, наподобие электрического разряда? Или генетик уточнит способ передачи пассионарности как признака? Что изменится в описании феномена этногенеза? Ничего! Потому что этногенез — явление, наблюдаемое не на молекулярном и даже не на организменном уровне, а на популяционном, имеющем особенности, присущие только этому уровню».

По Гумилёву, космические и планетарные вариации стоят на несколько порядков выше конкретных этногенетических процессов, влияют на всю биосферу, включающую не только совокупность живых организмов, но и почвы (а это не что иное, как «трупы» растений) и свободный кислород воздуха. Хотя этносы — мельчайшие капли в бескрайнем океане биосферы, они не могут не реагировать на ее флуктуации, число которых бесконечно и неисчерпаемо. Именно поэтому Гумилёв иногда называл Космос Бездной, следуя традиции, заложенной еще Ломоносовым: «Открылась Бездна звезд полна…»

Гумилёв непрерывно искал те «зацепки» в новейших открытиях науки, которые, как ему казалось, могли существенно прояснить этот животрепещущий вопрос. Так, одно время (в конце 1980-х годов) он пытался увязать собственную концепцию с входившей в моду теорией «биополя», которое, по Гумилёву, представляет собой некую биофизическую реальность. Оно возникает вследствие мутационного толчка, а толчок возникает вследствие жесткого облучения из ближнего Космоса – в пределах Солнечной системы. Космические явления на Земле банальны. Луна вызывает приливы и отливы, Солнце влияет на пути циклонов. А солнечный ветер – это явление, хорошо известное физикам. Но вот оказывается, что эти биополя возникают постоянно. Что такое этнос? Это носитель биополя. Но на какой энергии он работает, ведь самосознание не может создать энергию? И тут нас вновь выручает Владимир Иванович Вернадский, описавший этот вид энергии. Это – биохимическая энергия живого вещества биосферы. Та самая энергия, которая заставляет саранчу летать, а муравьев ходить в походы и т.д.

И далее Л.Н. Гумилев поясняет: «Эта энергия того же порядка, той же природы, она толкает людей на походы, на создание культур, миграции, реадаптацию и т. п. За 1200— 1500 лет, которые реально исторически существует этнос (плюс еще 150 лет инкубационного периода и 150 лет полной эскалации), энергия успевает закончить свой цикл. А циклы развития разных этносов накладываются один на другой. Это форма движения. Все движется, но не все движется прямолинейно. Прямолинейное движение — это, в общем-то, абстракция, есть она или нет, но она очень удобна для системы отсчета. Мы ею пользуемся. Циклическая — мы ее наблюдаем в реальности. Год сменяется годом, век веком. Двенадцатилетие двенадцатилетием у восточных народов (кстати, очень удобный календарь), неделя — неделей. Это тоже искусственный подсчет. А вот реальный подсчет, он был открыт и сформулирован в шестом веке одной китайской царевной из дома Чен. Ее захватили в плен представители дома Сунь и затем продали ее в жены тюркскому хану. Она очень скучала там и написала стихотворение, которое имеет большое научное значение: