Лето в Михалувке и Вильгельмувке - Страница 40

Позже, как утверждали некоторые, в глазах у него стояли слезы, но он в этом не признавался:

— Ты видел, чтобы я плакал? Значит, врешь!

Суд рассмотрел дело в этот же день. И представьте: даже свежие ветки отдали Бартызеку, так как по уставу конфискованные ветки должны быть переданы на общественные цели, а разве есть более прекрасная цель, чем опека над сиротами, одинокими и бездомными?

— И что, будем опять строить? — спрашивает Поглуд после окончания суда.

— Нет смысла, — отвечает Бартызек.

— Ветки есть… может, у нас сразу получится.

— Если сразу получится, то ладно; но только тут уже не будем строить.

Неудивительно, что он охладел к тому месту, где им пришлось претерпеть столько испытаний.

Ветки перенесли выше, на горку, в тень, подальше от дороги в купальню. Но привычка и привязанность к родным пенатам вернули их на старое место. Три часа они копали в три лопаты, а потом засыпали яму и пришли опять на оставленный участок.

— Знаешь что? Может, сделаем теперь не круглый, а четырехугольный?

А это самая сложная система строительства, и работа никак не шла. Хотели сделать четырехугольный, а он как-то сам собой стал круглым. Над мальчиками начали смеяться, они и развалили шалаш. Второй раз уже дошли до крыши — рухнули вспомогательные конструкции…

— Черт возьми! — выругался Бартызек, но тут уж в нем проснулось упорство.

В третий раз шалаш вышел прямо загляденье, верх совершенства, прекрасный как Аполлон, крепкий как Геракл.

— Только, Копка, не забудь: больше не ломать свежие ветки.

А Копка то ли обиделся, то ли ему стыдно стало — не хочет уже быть с ними: уходит к Корпачевскому и Пилавскому.

— Не уходи, Копка, — предупреждает Бартызек. — Потом жалеть будешь, вот увидишь.

Потому что шалаш Корпачевского пользуется неважной репутацией. И действительно, уже на следующий день вернулся Копка к своим.

Для защиты в шалаш взяли Пражмовского, и он же был избран бургомистром. Трошкевич основал здесь Второе общество друзей чтения; но так как он не всегда ответственно относился к делу, председателем выбрали Грудзиньского. Пришли Войдак, Синявский — гостей в шалаше всегда полно.

И так, уже без приключений, дружно и весело жили они до самого конца смены. На палке рядом с шалашом сушились грибы, которые Поглуд собирал для Викчи — той самой Викчи, которая, когда ее называют «малявкой», не сердится, потому что знает, что вырастет, а когда «сплетницей» — плачет, потому что сплетничать позорно.

Девочкам больше всего нравился этот шалаш бургомистра с Лысой Горы, с развевающимся флагом на крыше, — тем более что его искусные строители поставили потом немало шалашей и для девочек в Зофьювке.

Корпачевский раз десять брался за строительство шалаша. Тут с ним могли тягаться разве что братья Беднарские, у которых было чуть ли не больше всего веток и они нигде не могли долго усидеть, так и переезжали с места на место и до конца смены вели цыганскую кочевую жизнь.

Два раза Корпачевский пробовал строиться в Милосне, но там ему было слишком тесно, а может, и слишком спокойно; он переехал на Лысую Гору, поселился на день около пня, потом на день у березы, потом напротив бургомистра, потом слева от бургомистра, потом немного выше, на горке, и, наконец, построился и осел — весь гордый и довольный.

(Корпачевского прозвали Бубнилой, потому что когда он ссорится с кем-нибудь, то начинает говорить так быстро и невнятно, что его невозможно понять.)

И то ли Корпачевский после окончания строительства хотел выгнать из шалаша Пилавского, то ли Пилавский Корпачевского, то ли их обоих хотел выгнать Боркевич, то ли они Боркевича, но так или иначе, в шалаше этом всегда есть один обиженный, один пострадавший, один рассерженный и один побитый.

Теперь вы понимаете, почему Бартызек не советовал Копке идти к ним и почему Копка так быстро вернулся в шалаш Бартызека?

Намучился с ними и бургомистр Лысой Горы.

— Кто у вас хозяин?

— Я, — говорит Ольсевич.

— Значит, не Корпачевский, Пилавский, Боркевич и Пшибыльский, а Ольсевич?

— Ну да, Ольсевич. Нам так нравится. Тебе-то что?

И вот уже Ольсевич выгоняет Боркевича, Боркевич — Пилавского, Пилавский — Пшибыльского, Пшибыльский — Корпачевского, и всегда есть двое обиженных, один пострадавший и двое побитых.

Боркевич спрашивает, почему Пилавский ссорится с Корпачевским, а Пилавский недоволен, что Пшибыльский задирает Ольсевича. Мальчики понимают, что нужно кого-то из шалаша выгнать, потому что иначе не будет им покоя, вот только не знают, кого выгнать, с кого лучше начать.

— Почему вы не отдаете лопаты после сигнала трубы? — строго спрашивает бургомистр Ольсевича.

— А я брал у тебя лопаты?

— Все равно, кто брал. Брали в ваш шалаш, а ты отвечаешь, раз ты хозяин.

— Я хозяин? — удивляется Ольсевич. — Я даже и не думаю быть хозяином.

Десять минут назад Ольсевич перестал быть хозяином, его место занял Лобаньский.

Теперь Лобаньский выгоняет Ольсевича, Ольсевич — Боркевича, Боркевич — Пшибыльского, Пшибыльский — Пилавского, Пилавский — Корпачевского, а Корпачевский выгоняет Лобаньского.

Одно следует поставить в заслугу этому шалашу: любого они легко к себе примут и охотно сделают его хозяином, и все им подходят, любой им брат. Даже если у нового жильца ужасная репутация, даже если до этого его выгоняли изо всех шалашей — они его приглашают: может, с ним будет лучше? Постоянно думают, как бы навести порядок, всегда кого-нибудь выгоняют, а вместо него принимают нового.

— Вот увидите, Караськевич научит вас уму-разуму.

С того момента, как их стало шестеро, в шалаше всегда двое обиженных, двое пострадавших и двое побитых; и все они хотят жить дружно.

— Эй, бургомистр, давай две лопаты!

— А ты кто такой?

— Кто такой? Караськевич, новый хозяин шалаша.

— А что вы делать будете?

— Ступеньки и погребок для грибов.

Берутся за работу.

— Здесь начнем копать.

— Нет, лучше здесь.

— Я тебе говорю…

Молчание.

— Дай лопату.

— Ага, сейчас.

— Отойди.

— Пусти.

— Отойди, я сказал.

— Не дам тебе копать.

— Это твой шалаш?

— Мой!

— Твой?

— Мой!

— Ты отдашь лопату или нет?

И Караськевич начинает выгонять Лобаньского, Лобаньский выгоняет Ольсевича, Ольсевич — Боркевича, Боркевич — Пшибыльского, Пшибыльский — Пилавского, Пилавский — Корпачевского, а Корпачевский — Караськевича.

Подрались, шалаш разрушили, теперь трое обиженных, трое пострадавших, а Пилавский вернулся в Варшаву с подбитым глазом и расцарапанным носом.

Обычно на последней странице научной работы автор приводит список книг, которые он прочитал. Автор так делает, чтобы было понятно, что он ничего сам не придумал, а все честно и старательно переписал из готового.

И я, не желая отставать от коллег, привожу здесь источники, из которых брал материал для своего исторического труда.

1. Устав строителей шалашей.

2. Документы таможенной службы.

3. Дневники Трошкевича.

4. Дневники Ленговского и Пшибыльского.

5. Отчеты бургомистра Милосны.

6. Отчеты бургомистра Лысой Горы.

7. Певческое общество «Лютня».

8. О самоуправлении Милосны и Лысой Горы.

9. Суд присяжных в Вильгельмувке.

10. Отчет о деятельности Общества друзей книг.

11. Деятельность аптеки и биография Виктора Малого.

12. Документы главного морского штаба Насосного моря.