Летняя история (СИ) - Страница 14

Это был тот же пляж, на котором они были вчера, это Ложкина поняла по очертаниям скалы, выступающей в море.

— И что мы тут будем делать?

— Мы проведём здесь ночь.

— Офигительный сюрприз, — Ложкина даже присвистнула от неожиданности, а Лёня что-то сказал, она сразу не расслышала, только поняла, что её бесцеремонно отворачивают в сторону моря и не дают повернуться к берегу.

Она слышала шёпот и даже смех за спиной, который был знакомым, очень знакомым, и почти взвизгнула, когда узнала его, в недоумении замерев и уставившись на чёрную гладь моря.

— Можно смотреть, — это был явно голос Яна, в этот момент Шувалов перестал держать Татьяну и развернул её к берегу, где по пляжу были расставлены свечи в стекле, они колыхались на лёгком морском бризе, какие-то гасли, но большая часть бодро горела и освещала свой клочок пространства вокруг. Сами же свечи были выставлены в форме сердец, отчего Ложкина, как ей показалась, чуть не потеряла глаза, а потом, в виде стрелы уводили куда-то за огромный валун.

— Ну? — Ян переступил с ноги на ногу и неуверенно посмотрел на отца, а потом на Ложкину.

— Это замечательно, парень, то, что надо.

— Да, да, — подтвердила Ложкина, удивляясь, что может разговаривать.

Лиля махнула рукой, и Татьяна, в сопровождении двух Шуваловых, двинулась между свечей, находя этот пейзаж столь же глупым, сколь и романтичным, таким, что она была готова расплакаться. Никогда она не тяготела к романтике, не мечтала об ужине при свечах или ванне с лепестками роз, но никто никогда и не делал ничего подобного для Татьяны. В самом лучшем случае её ждал дежурный поход в кино или театр, потом кафе или ресторан, да и это Ложкина считала напрасной тратой времени… Но сейчас, смотря немного с возвышения на пляж, уставленный свечами в виде сердец, на импровизированный стол за огромным валуном, накрытый белой скатертью и столовыми приборами, с парой свечей побольше, более ярких, и даже ведёрко с бутылкой шампанского в нём, лёд уже растаял, но…

Не меньше удивили и даже обрадовали Татьяну несколько одеял, пара подушек и её же одежда, сложенная ровной стопочкой.

— Одежду Лиля собирала, с ба, — пояснил Ян, — нууууу, чтобы не замёрзла, — добавил, и Ложкиной показалось, что он еле сдержал смех. — Палатка там, — он махнул рукой в сторону, где горел небольшой костерок, — мы пойдём?

— Идите, спасибо, Ян, и спасибо, Лиля, ты настоящая молодец, уверен, мой парень без тебя бы не справился.

— Спасибо, — проговорила зардевшаяся Лиля.

— Вы есть-то не хотите? — Фон Хер Шувалов покосился на внушительную корзинку для пикника, которая стояла рядом со столом.

— Не-а, ба нам столько еды дала с собой, — проговорил Ян.

— Словно мы на неделю собираемся, — добавила Лиля.

— Мы пошли? — ещё раз уточнил Ян.

— Идите, и смотри, аккуратней там, — Лёня показал куда-то в сторону скалы с лестницей.

— Куда это ты их отпустил, — возмутилась Ложкина, — тут до города чёрте сколько!

— Тань, я похож на идиота? Их там Олег ждёт, который и привёз их сюда вместе со всеми этими украшательствами, он же и помог всё устроить, но, по моей просьбе, удалился с твоих глаз.

— А мог сына не подключать? — Ложкина стала подбоченясь. — Просто представление для четырнадцати девочек и трёх мальчиков устроил.

— Мог, конечно, но парню полезно увидеть некоторые вещи своими глазами.

— Какие это?

— Что не зазорно ухаживать за женщиной, делать ей сюрпризы, большие и маленькие, что романтика — это не «ми-ми-ми», — тут Шувалов закривлялся так, что Ложкина засмеялась, — а то, что мужчина может сделать для женщины. По итогам беседы, так сказать…

— Так это воспитательный момент?

— Если тебе так угодно, — усмехнулся, — прошу к столу, — он галантно подал руку и даже отодвинул стул, потом достал то, что было в корзине, и накрыл на стол.

Ложкина наслаждалась едой, запахом моря, отблесками свечей и вкусом шампанского, уже второй бутылки, видимо от этого Шувалов становился всё ближе и даже как-то роднее. В голове Ложкиной стали появляться странные, даже крамольные мысли.

«А что, если это любовь?»

И даже, что ещё смешней:

«А вдруг мы поженимся?»

И самое абсурдное:

«А может, Шувалов в меня влюблён?»

Но вслух она, конечно, этого не сказала, до такой кондиции Ложкина пить не умела, нет, выпить она столько могла, но говорить при этом — уже нет.

— Вот скажи мне, Шувалов, — спросила Татьяна и поправила тёплую толстовку, протягивая свои ноги Лёне.

Они уже переместились в сторону покрывал, одеял и подушек, и устроились с максимальным комфортом. Особенно комфортно было ногам Ложкиной и рукам, ещё спине и даже шее… всему, до чего дотрагивался Лёня.

— Скажи мне, ты был когда-нибудь влюблён? По-настоящему?

— Может, я и сейчас влюблён, — подразнил Лёня.

— Ага, поэтому наставляешь сейчас рога своей Алёне, романтик от слова худо.

— Чтобы ты знала, я не наставляю никому рога.

— А как это называется?

— Мы расстались с Алёной.

— Ты не говорил.

— К слову не пришлось…

— Почему? Она такая… красивая и, кажется, умная и, кстати, талантливая, те фотографии были классными. Вы поругались?

— Нет, не ругались, просто расстались, наверное, пришёл конец отношениям… Когда мы приезжали в Питер — уже были врозь.

— И почему она приехала?

— Хотела город посмотреть, мы хорошо общались, почему нет?

— Действительно… почему нет? — Татьяна засмеялась, её саму удивил допрос с пристрастием, который она устроила фон Хер Шувалову. — Так ты был влюблён или любил, как правильней сказать?

— Знаешь, Таня, был, — как-то быстро ответил Лёня, — как-то забылось, но в последнее время я часто это вспоминаю и… горько так, что упустил её, — в голосе Шувалова действительно послышались нотки грусти, даже какой-то печали, что немало удивило Татьяну.

— Кто она, расскажешь?

— Кхм…

— Да ладно, Лёнь, мы почти родные люди, расскажи, ты-то мою эпик-лав знаешь, — вздохнула.

— Давно это было, ещё в Питере, я тогда на скорой работал.

— Оу, ночь перестаёт быть томной.

— Похоже, — Лёня провёл руками по лицу, по волосам, потряс головой и продолжил. — Пришла к нам девочка… девушка, на вид — сущий ребёнок, такая, знаешь, на ангела похожа. Или куколку.

Ложкина напряглась, посмотрела с подозрением на Шувалова, но промолчала.

— Продолжать?

— Да.

— В общем, она пришла, и никто не хотел её брать к себе, куда такого ребёнка? А она везде нос свой суёт, интересуется, ум живой, всё на лету схватывает, вот как родилась скоропошником, но наивная, Тань, она же дитё была, куда её родители смотрели, когда в эту клоаку устраивали?

Ложкина промолчала, она помнила те времена, когда никто не хотел брать её в бригаду, все находили причину отказаться от новенькой.

— И знаешь, влюбился я в неё, сильно, земли не чуял под ногами, так влюбился, весь бы мир к её ногам… «дом хрустальный на горе — для неё», а у неё глазки тускнеют, ей работать охота, а все нос воротят… какой врач из пигалицы? Только лишние проблемы бригаде. Ну, и взял я её к себе. Она на лету всё схватывала, буйных уговаривала, даже материлась пару раз, а уж какой успех имела у бабулек с дедками… И ты же знаешь неписанное правило — не спать с тем, с кем непосредственно работаешь. Я думал, вот подучу её, передам в другую бригаду и приударю за ней. Опоздал. Увлеклась она коллегой нашим, сильно увлеклась, не на шутку. А мне он не нравился, вот, знаешь, интуитивно так… всё подвоха от него ждал, а с другой стороны — понимал, что это ревность во мне говорит. Нормальный мужик, вкалывает, в квартиру вписался, к свадьбе вроде готовится, только проскакивало в нём дерьмецо, прости за слово, любил он поделиться в приватной беседе интимными подробностями, о чём нормальные люди молчат и напоказ не выставляют.

— Угу, — Ложкина уставилась на покрывало, разглядывая там рисунок.

— Я, Тань, виноват перед тобой, — вдруг сказал Шувалов, и Ложкина в онемении уставилась на мужчину рядом. Это был всё тот же фон Хер Шувалов, с тем же немного снисходительным и даже величественным выражением лица, но взгляд был другой, непривычный Татьяне, может, виноватый.