Летний дождь (СИ) - Страница 6

Конечно – и меня тут поймёт всякий русский человек, который любит быструю езду – удовольствие от выпивки при этом теряется почти на нет. Это всё равно, что заниматься любовью в одежде, молча, ещё и в презервативе, в руку возлюбленной.

Но – тут уже середины не дано. Или – или.

Мы с Данькой тихо, интеллигентно, пронесли мимо вахтёрши свой контрабандный груз. Потом – ах! – какая это отдельная песня! – стали готовить закуску. Изысков особенных, правда, никаких. Как оно, впрочем, и положено в мужском застолье.

Я взял на себя приготовление горяченького: начистил картошки и построгал её на терке узкими полосками. Когда потом эти полоски жаришь с лучком на подсолнечном масле, картошка приобретает какой-то новый, особенный, вкус.

Фирменное моё блюдо. Готовится быстро. Так же быстро и поедается.

Данька выставил на стол домашние помидоры и целую тарелку морских языков, обвалянных и запечённых в муке. Данька сказал, что это называется «в кляре». Жена Лиза приготовила.

Так что стол получался не совсем без изысков. Если – ароматное вино, языки «в кляре», ещё и моя строганина из картошки…

Вина мы взяли на три дня. На ужин в день по полторашке.

Можно далеко вперёд не забегать и предположить, что из этого получилось.

Первая бутылка ушла совсем быстро, незаметно, оставив на губах привкус какой-то добавочной травы – то ли чабреца, то ли – полыни. Стали разливать вторую – новые оттенки! Может делать вино отечественный производитель!

Выпили и за производителя.

Ну, а тут и разговор пошёл. Вначале, конечно, о производстве, о предстоящих экзаменах. Постепенно перешли на бап.

А у меня, как у всякого мужика, после выпитого появляется, вылазит наружу скрытое и сдерживаемое в обычной жизни желание публично чего-нибудь предъявить. Ну, там – спеть, станцевать на столе, выпить без рук водку из стакана.

У меня был свой пунктик. Я писал коротенькие рассказы, которые не печатали ни в местной нашей газете, ни в «Новом мире». Ну и, когда собиралась компания, у меня, как будто бы сама собой появлялась аудитория, на головы которой можно было обрушить непечатные мои шедевры.

По-трезвому – робость, комплексы, неуверенность в силе своего дарования. После выпитого всё это куда-то пропадало.

Да и пьяный слушатель всегда оказывался более, чем снисходителен.

Тут мне Данька и попался.

Я ему один рассказ прочитал, мы выпили. Прочитал другой. Вина ещё много оставалось. Никто меня не останавливал, не просил поменять пластинку. Я вошёл во вкус.

Данька слушал внимательно, хихикал.

Потом, когда я всё-таки устал, спросил то, чего обычно спрашивали у меня все: – Это… Это всё правда с тобой было?..

Я привычно стал объяснять, что – нет, всё вымысел. Привёл в оправдание слова Высоцкого, что, мол – не сидел, не воровал, золотишком не промышлял, не воевал. Что настоящему художнику не обязательно садиться в подводную лодку, чтобы написать «Спасите наши души»…

И, что настоящему художнику – мне – совсем не обязательно было спать подряд со всеми женщинами, чтобы написать потом подряд столько рассказов почти на одну тему – про любовь. Которая, без её половой составляющей, практически не имеет смысла.

Данька слушал, а по виду его, по лёгкой усмешке было заметно, что свой вопрос он мне задал из приличия, а ему, в принципе, со мной и так всё ясно.

Он дождался, пока я изложил все пункты личной моей непричастности к половым злодеяниям моего героя и сказал, что у него тоже есть история. И что он – вот только мы разольём ещё по стаканчику – что он мне тоже её расскажет.

А история выглядела так.

В жаркий день середины лета ехал Данька на своей «Волге» на ГРС-ку, передавать режим. Обычно мы все ходим пешком, по километру туда и обратно. Но, когда под боком машина, или хотя бы велосипед, почему бы и не сократить время на прогулку?

Переезжает Данька через автотрассу, смотрит, а сбоку стоит молодая женщина, ожидает попутки в райцентр. Лёгкий на ней сарафан, на котором спереди одна-две пуговицы и поясок. Ветер снизу краешек сарафана шевелит, отдёргивает и на долю секунды можно было увидеть голую ногу женщины даже очень выше колена. Можно было и врезаться в любой встречный столб, камень или козу, если бы они в тот момент попались на пути Даньки.

Они не попались.

И Данька поехал дальше, на работу.

А женщина так и продолжала короткими кадрами вспыхивать в голове, вместе со своим сарафаном и бессовестным ветром.

Возвращается Данька обратно – женщина всё ещё на дороге. Никуда ещё не уехала, никто её не подобрал. Только отошла чуть дальше, в сторону движения на райцентр.

У оператора ГРС ёкнуло…

Крутанул руль, подъехал: – Тебе куда? Садись!

Села на заднее сиденье. Пригляделся в зеркало: симпатичная такая казашка. Стройненькая. Но – не доска. Грудки тянут где-то на третий размер. Накрашена, как городская. Зовут Клара.

Оказалось, что Кларе не в райцентр, а ближе, в Родниковку, в посёлок который от Данькиного Чилисая всего в пятнадцати километрах.

У Даньки, хоть и открыто было боковое окно, из головы никак не могло выветриться недавнее видение – Клара стоит на дороге, её голая нога в распахнувшемся сарафане…

– Слушай, Клара, а ты что, домой торопишься? – спросил, как бы мимоходом. – Жарко сейчас, может, пивка где-нибудь попьём?..

Клара домой не торопилась и захотела пивка.

Вернулись обратно в Чилисай.

Данька попросил Клару прилечь в машине, пока он сбегает в магазин.

В Чилисае он со своей «Волгой» – как вша на гребешке. Каждая собака знает. Очень оно надо, чтобы такая собака подошла, заглянула в машину, и, просунувшись по пояс в раскрытое окошко, попросила сигарету, или сообщила, какая жаркая сейчас на улице погода.

Наконец, выехали за посёлок, в лесопосадку. Клара из Родниковки. У неё сын, два годика. Разведена. Муж пил. Обычная сельская история.

Пиво закусывали мусорком из пакетиков, который назывался «анчоусы».

Клара сказала, что у неё сегодня день рождения.

У Даньки с собой была заначка в сто рублей. Достал он их из потайной щели в машине и сказал: – Клара, я тебя поздравляю. И осторожненько засунул ей сторублёвку за лифчик.

Пиво кончилось. И Данька предложил Кларе наугад: – А, может, нам это… Может, ты разденешься?..

Смотрю – рассказывает Данька, – а она стала раздеваться.

Получалось всё как-то очень просто. Но на тот момент уже было не до психоанализа.

Данька говорил, что всё, что Клара с ним там, в машине делала, было похоже на сон. Ну, само собой, он её и в рот, и в «гудок».

Данька заметил, что я не всё понимаю, о чём он рассказывает, пояснил: – Ну, в жопу.

– Вот ведь, – подумал я, – поотстал я от жизни. В наше время «Гудок» – это была всем известная железнодорожная газета. Гудок созывал нас на завод, идти выполнять с честью планы Родины. По призыву гудка наши отцы и деды, упрятав в штаны прокламации, ходили на маёвки.

А сейчас «Гудок» – дополнительный канал связи…

Данька отвёз потом Клару домой, в Родниковку.

Перед тем, как выйти из машины, она ему сказала: – Знаешь, у меня есть тут один мужчина… Приходит иногда… Если ты хочешь, я перестану с ним встречаться, буду только с тобой…

– Назови ты это, как хочешь, – говорил мне Данька, любовь с первого взгляда? Ну, какая тут любовь? Только встретилась – и уже так я ей понравился?

Но проходили дни. Данька никак не мог выкинуть из головы воспоминания о странном своём приключении. Когда он представлял Клару, у него неизменно вставал член, и с этим ничего нельзя было поделать. Только вспомнил – он тут же и встал.

В природе существует только один способ борьбы с этим явлением.

Данька срывался с места и мчался на своей «Волге» в Родниковку.

Днём, вечером, глубокой ночью, под утро – с первыми петухами.

– Сплю, – рассказывает Данька, – снится Клара… Просыпаюсь – торчит у меня – сил никаких нет терпеть. Жена лежит рядом, дышит ровно. Три часа ночи.