Летние забавы в Ривенделле (СИ) - Страница 4
– Англахель нам в задницу, – выругался Элрохир беззлобно – после испытанного им наслаждения его охватывала сладкая нега. – Он нас заметил.
– О, сколь дивный вид открылся моему взору! – воскликнул Линдир, рассеянно перебирая струны своей лютни. – Солнце рассыпало отблески червонного золота на лазурной прохладе воды, лягушки запели в камышовой роще, прославляя медвяное лето, и в этом торжествующем царстве прохлады и блеска трое прекрасных юношей предавались упоительной страсти…
– А-а-а, я этого не вынесу! – простонали Элладан и Элрохир хором и плюхнулись лицом в воду.
Линдир, нисколько не обескураженный репликой близнецов, продолжал:
– На изумрудном берегу искал я неуловимую птицу своего вдохновения, и – о чудо! – я отыскал россыпь слов-самоцветов для своей новой песни! О, прошу вас, нежные влюбленные, продлите наслаждение и продолжите свои грациозные игры, а я, любуясь вами, создам лучшую из песен о всепоглощающей Любви, что пелись в Арде!..
Близнецы многозначительно переглянулись.
– Нет уж, славный наш Линдир, – сказал Элладан. – Знаем мы эти твои «песни о Любви»: сначала получишь удовольствие, глядя, как мы трахаемся, а потом еще и раззвонишь об этом на весь Ривенделл, да еще и в дурацких подробностях.
– Но разве таинство Любви не прекрасно? – возразил Линдир, беззастенчиво пожирая глазами обнаженного Леголаса. – Разве оно не достойно прекраснейшей из песен?..
– Похоже, уговаривать его бесполезно, – категорично заявил Элрохир. – Давайте просто стащим его в пруд вместе с лютней и устроим нашему менестрелю такое таинство Любви, после которого он еще долго… – рассказать свой страшный план до конца Элрохир не успел: как раз в этот момент на берегу показалась могучая фигура Глорфинделя. Он расстегнул и скинул ремень с ножнами, за ножнами в траву отправился легкий кожаный доспех, который Глорфиндель носил летом, вслед за ним – сапоги, а потом и рубаха. Близнецы и Линдир притихли, завороженные бесхитростным – но оттого ничуть не менее соблазнительным – обнажением статного эльфийского воителя.
– Вот решил тоже окунуться, – объяснил тот, стягивая с себя штаны. – А то сердце чего-то колотится, – Глорфиндель похлопал себя по широкой, золотистой от загара груди (близнецы, Леголас и Линдир тихо выдохнули), – как будто три дня в полном обмундировании бежал. Что это со мной – не знаю… Наверное, солнечный удар. Думаю, искупнусь в холодной водице – может, полегчает…
Глорфиндель наконец избавился от штанов, явив восхищенным зрителям длинные, крепкие ноги, упругие бедра и крупный, красивой формы член (поэтичный Линдир тут же окрестил его про себя «божественным произведением искусства»). Глорфиндель прошествовал мимо потерявшего дар речи менестреля, крикнул близнецам и Леголасу: «Поберегись!» и прыгнул в воду, подняв тучи брызг – казалось, весь пруд всколыхнулся от рухнувшей в него туши могучего воина.
– Дядя Глорфиндель, дядя Глорфиндель, как хорошо, что ты пришел! – загомонили близнецы, облепив Глорфинделя с обеих сторон, как только он вынырнул из воды. – А то Линдир чуть было не замучил нас своими песнями!
Глорфиндель, отфыркиваясь, откинул с лица густые, чуть потемневшие от влаги волосы и взглянул на Линдира.
– Ты зачем мальцов неволишь, а, Линдир? – пожурил он менестреля, одновременно притискивая к себе восторженно заверещавших Элладана и Элрохира. – Не хотят твои песни слушать – и ладно, зачем же заставлять?
– Но… Но… Но это песня о таинстве Любви! – ответил Линдир, вновь хватаясь за свою лютню. – Лучшая из всех, что я создал! Уверен, ты изменишь свое мнение, как только ее услышишь…
– Нет, только не это, не-е-ет! – заорали близнецы в притворном ужасе.
Элладан и Элрохир быстренько заткнули уши пальцами; Леголас же, замешкавшись, заткнуть уши не успел, и оттого великая сила искусства Линдира обрушилась на него с неотвратимостью горной лавины. Нисколько не заботясь о том, чтобы бряцать на лютне в такт, менестрель закатил глаза и запел:
Твои нежные бедра подобны шелковому лепестку лилии,
А укромный грот удовольствий манит обещанием неземного блаженства;
О, как я жажду приникнуть к трепещущему жезлу наслаждения
И испить пьянящий нектар страсти, коим ты щедро меня одаряешь…
– Кажется, я это уже слышал, – пробормотал Леголас.
– Мы все это уже слышали! – подхватил Элрохир.
– Ага, – сказал Элладан. – Линдир, твоя «новая песня о Любви» ничем не отличается от всех твоих старых песен о Любви!
– Все-таки надо его утопить, – решил Элрохир. – Пусти нас, дядя Глорфиндель – сейчас мы отправим нашего менестреля на дно!
– Точно, пусть теперь там ищет свой «укромный грот удовольствий»! – хохотнул Элладан.
Близнецы затрепыхались, удерживаемые могучими руками Глорфинделя, не понимая, почему тот их не отпускает, – а Глорфиндель, к вящему удивлению Элладана и Элрохира, вдруг прикрикнул:
– Цыц, головастики! – и даже пару раз окунул близнецов в воду – чтобы охладить их пыл. – Дайте песню послушать. Вот ведь как интересно получается, – Глорфиндель, наконец, отпустил притихших близнецов и, зачерпнув полные пригоршни воды, плеснул ее себе в лицо, – слова-то ты какие, Линдир, находишь – загогулистые, никогда не понимал, об чем ты воешь, а сейчас что-то вдруг за душу взяло… Ну-ка спой еще про эту… как ее… какую-то там любовь. Только погромче, не мямли: хорошую песню надо громко петь!
Линдир, обрадованный тем, что неожиданно обрел поклонника своего творчества, встал в картинную позу… Но не успел менестрель ударить по струнам, как кусты слева от него затряслись, и из них высунулась зубастая рожа. Линдир от неожиданности так и уселся, и, прикрываясь лютней, начал отползать от кустов в сторону пруда.
Первыми пришли в себя близнецы.
– Бо-о-ольг! – заорали они в полнейшем восторге. – Леголас, смотри, Больг приехал!
Они резво выпрыгнули из воды на берег и выдернули из кустов утробно хохочущего молодого орка: Больг ухмылялся от уха до уха, тискал виснущих на нем Элладана и Элрохира и гордо выпячивал грудь в новеньком доспехе, покрытом золотыми пластинами. Вытянув шею в сторону пруда, он звал:
– Ла-а-аси! Дядя Гло-о-ори! Больг приехать быстро!..
Подхватив Леголаса подмышку, Глорфиндель вылез из воды.
– Ласи! – опять прогудел Больг, ласково склонив голову набок. – Больг скучать много…
– Больг! – выдохнул Леголас, окинув Больга восхищенным взглядом снизу вверх. – Какой ты красивый! И… огромный! Я тоже по тебе скучал…
Больг радостно осклабился: должно быть, те немногие эльфийские слова, которые он знал, от радости вылетели у него из головы.
– Ого, какой детина вымахал! – воскликнул Глорфиндель, хлопнув статного орка по плечу. – И чем тебя Трандуил кормит? В плечах уже шире меня! Да и ростом под стать отцу, – он шутя обхватил Больга и попытался подкинуть, но смог только несколько раз приподнять. – Здоро-о-ов… лось, – одобрительно выдохнул Глорфиндель.
Больг, решив, что это такое ривенделльское радушное приветствие, тоже подхватил Глорфинделя и несколько раз поднял его над землей, чем вызвал у того еще большее восхищение; а потом несколько раз подкинул Леголаса.
– И нас, и нас подкинь, Больг! – близнецы уцепились за Больга. – Мы тоже хотим!
– Ну, я вижу, здесь все хотят орка, – вдруг раздался ядовитый голос.
Глорфиндель вздрогнул. Подняв ясные серые глаза, он увидел Эрестора: советник стоял на пригорке, скрестив руки на груди, и, поджав губы, наблюдал за всеобщей возней с Больгом.
– Эрик, что ж ты без коня-то? – растерянно проговорил Глорфиндель. – В такую жару от самого дворца пешком сюда шел!.. Не ровен час солнце голову напечет. Вот меня уже вроде того… никак не остужусь…
– Да я уже заметил, как Вы тут разгорячились, мой друг, – съехидничал Эрестор. Он хотел было для пущего эффекта смерить Глорфинделя презрительным взглядом, но замер, наткнувшись взглядом на выдающееся достоинство этого выдающегося эльфа. Глорфиндель, неожиданно застеснявшись, прикрылся рукой.