Лестница к самому себе - Страница 6

Наряду с этим, это невозможно было не заметить, Альма всё чаще стала обращаться к Богу – каждый день благодарит за то, чему научилась, молится, а потом просит сделать так, чтобы ее рисунки были самыми лучшими.

Думаю, когда она вырастет, станет весьма спесивой и категоричной, хотя, надеюсь, у меня получится подкорректировать эти недостатки. Тем не менее, упрямство помогает ей добиваться своего. Просто нужно найти правильный подход, ведь она по натуре все же лидер и никогда не опускает руки, если ей говорят, что ее работа не нравится. Для нее главное, что нравится ей, а остальное приложится.

Глава 4

Я и мои родные

Семья, в которой я росла, дала мне жесткое строгое воспитание. Как говорится, прошла закалку. Мой отец всегда был добрым и порядочным человеком. Работал в Обкоме партии заведующим отделом, но, несмотря на большинство людей, он славился демократическими взглядами. Порой его слова имели вес в моем воспитании, но мягкость, с которой он вносил коррективы, не всегда была оценена по достоинству, потому часто склонялся в сторону мнения жены, моей мамы. С ней мне, мягко скажем, не очень повезло. Она работала заведующей детским садом и, скорее всего, отрывалась на мне по возвращении домой.

Мы жили в достатке, финансовых трудностей никогда не испытывали. Мой брат Марат был старше на четыре года, и мама сдувала с него пылинки, особенно когда он болел. У него были самые лучшие игрушки, его оберегали со всех сторон, потому он рос абсолютно не закаленным и постоянно болел. В такие моменты он становился оранжерейным цветком, над которым тряслись с еще большим энтузиазмом. Мама никогда не относилась ко мне так бережно, как к нему, наоборот, мне казалось, что она меня ненавидит. Брат был желанным ребенком, а меня мама не хотела, потому сразу невзлюбила, когда я родилась.

Подруги постоянно говорили, что моя мама относится ко мне, как мачеха, а я Золушка. Она никогда меня не понимала и всегда относилась с особой жестокостью. Мне до сих пор любопытно, чем я это заслужила. Может, тем, что при родах акушерки сломали маме два ребра, когда выдавливали меня из живота: настолько я не хотела выходить на свет, где никто меня не ждал. А может, тем, что я постоянно плакала. Может, чем-то еще или всем вместе. Вся любовь, которую я слышала от мамы, сводилась к одной фразе:

– Как же я не хотела тебя рожать!

Она избивала меня, и это мягко сказано. Деликатный папа влияния на нее не имел. Брат жалел меня, но естественно ничего поделать не мог.

Кормить меня мать не хотела из-за сломанных ребер, и меня начали кормить козьим неразбавленным молоком. На протяжении двух недель я ревела в три ручья, кричала, и козье молоко изменили на коровье. Я продолжала рыдать. Спустя месяц мама решила покормить меня своим молоком. И то только потому, что у нее начался мастит, и сцеживать молоко было сложно.

Сейчас я понимаю, почему так дико орала. Ребенок в утробе хорошо чувствует все эмоции матери, и из-за того, что я была нежеланной, это проявилось в яростном нежелании выходить на свет. К тому же козье молоко настолько специфическое и жирное, что грудному ребенку совсем не подходит. Ирония судьбы: я родилась в год Козы, но не переношу даже запах молока этого животного.

В общем, еще с младенчества мама относилась ко мне с пренебрежением. Думаю, если бы со мной что-нибудь случилось, она бы не особо жалела и уж тем более плакала.

Помню, как в восемнадцать лет я спросила у папы:

– Пап, а я на самом деле была плаксивой и не давала никому покоя?

– Нет, конечно, – ответил отец с теплой улыбкой. – Ты плакала, пока не стала сосать грудь, а после ты была само спокойствие.

А потом рассказал, что лежа на пеленальном столе, могла описаться, но никому не было до меня дела. Отец был на работе, кроме матери, никто не мог меня перепеленать, но ей было не до меня. Она занималась всем, чем угодно, кроме грудной дочки.

С четырех лет мама убедила меня в том, что бабушка умерла потому, что я громко плакала, и та не выдержала моего крика. С этими мыслями я прожила до двадцати пяти лет. Однажды я набралась храбрости и спросила у тети:

– Тетя Мария, на самом ли деле бабушка умерла от моего плача и крика?

Мария пришла в ужас.

– Ты что? Не думай даже так! Ты плакала до месяца, потому что у тебя болел живот от молока. Наша мама при жизни тебя не видела, она вообще жила в другом городе и очень сильно болела.

Я рассказала про то, что говорила мне мама, и тетя Мария искренне сожалела и плакала. Ей было стыдно за сестру.

– Когда-нибудь ты узнаешь все о своей матери, – сказала она, когда более или менее успокоилась. Она сказала это вскользь, негромко, но фраза отложилась в памяти.

В пять лет мы ездили в город, где жила и была похоронена бабушка. Добирались очень долго на нескольких автобусах по жаре. Утром мы были в той самой деревне, успев на поминки. Это было мое первое знакомство с деревней. Было много людей, все суетились, на улицах варили много еды. Я начала чесаться, и мне становилось все тяжелее дышать. Я подошла к маме, но она отмахнулась. Отец был чем-то занят. К вечеру мне стало совсем невыносимо, я уже не дышала, а хрипела. Я плакала молча, стараясь не привлекать внимания. Я лежала на скамейке, мучаясь и пытаясь вздохнуть больше воздуха, но по-прежнему была никому не нужна.

Подошла Мария и взяла меня на руки. Температуры не было, я только свистела при каждом вдохе. Все вернулись с кладбища, отец увидел меня на руках у тети и запаниковал. Он подбежал и испуганно спросил, что случилось. В деревне и врачей толком нет, нашли ветеринара. Тот посмотрел меня и сказал, что надо срочно увозить меня, иначе я могу умереть еще до наступления утра.

– Ой, да пройдет все, ничего страшного, – безразлично сказала мама, положив в рот какую-то закуску, и вернулась к гостям.

В город меня повезла тетя Мария. Всю дорогу мы тряслись в каком-то транспорте, я не помню, как дожила до следующего дня, потому что была в полуобморочном состоянии. Почему-то в больницу мы не поехали, а зашли к бабушке со стороны отца. Я поспала, но все еще свистела при дыхании, хотя и чувствовала заметное облегчение. Оказалось, у меня произошёл анафилактический шок, все могло закончиться моей смертью.

Однажды со мной произошел случай. Это случилось летом перед 1 сентября. Каждое воскресенье мои папа и брат ходили в баню. Проснувшись утром, мама отправила меня в магазин за хлебом. Это по одной дороге, что и поход в баню. Я надела сарафан и шлепки на босую ногу и выбежала во двор. Было безлюдно, только дворовая собака Чапа, которую я позвала за собой. Дорога петляла между школой и садиком мамы, затем три пятиэтажных дома и как раз в последнем доме располагался хлебный магазин. Пройдя расстояние до школы, уже возле первого дома ко мне подошел мужчина и остановил.

– Девочка, здравствуй! Ты знаешь, твой папа просил мне передать тебе видеокассету.

– Но мой папа только что с братом проходил по этой дороге в баню, почему вы ему не отдали? – спросила я.

– Они шли в баню и сказали, что ты будешь проходить и надо передать тебе. Пошли, я живу в этом доме на пятом этаже, он указал на следующий дом перед магазином.

Чапа начала немного рычать. Мой мозг работал на полную мощность, я не понимала, что происходит. В голове проносились мысли – «мой отец никогда бы так не сделал», «почему так происходит», «откуда он такой». Я приняла решение и выдала:

– Хорошо, я пойду с вами и возьму видеокассету, только для начала я схожу и куплю хлеба.

– Нет, за хлебом ты сходишь после, – настаивал незнакомец.

– Вы же понимаете, что если я пойду с кассетой в магазин, ее могут отобрать. Я только лишь куплю хлеба, чтоб с кассетой не идти.

Незнакомец все сильнее закипал и переставал мне нравиться.

– Ну, хотите, пойдемте в магазин вместе?

Он молчал и думал, держа меня за плечо.

– Хорошо! Купи хлеб, а я тебя подожду.