Лесоруб Кумоха - Страница 30

«Молодец, козлобородый пономарь,— подумал Кумоха.— Все понял».

Ворон дрожащей рукой начал задвигать занавеску.

Кумоха поправил повязку на глазу и принялся ему помогать.

— Эта девушка все путает, она чего-то не поняла,—прошептал на ухо колдуну Кумоха.— Я сейчас пойду в хлев. А ты, хозяин, сваливай все на попа: дескать, он кричит там на улице… мешает…

Кумоха, раздвигая толпу, пошел в пристройку, откуда можно было пройти в хлев незамеченным.

— Этот проклятый поп,— сказал Ворон громко,— мешает мне. Он кричит, ругается, проклинает наших богов и лесного хозяина. Если не замолчит, чуда не будет.

Несколько мужиков вышли за ворота — поговорить с попом.

Ругань на улице прекратилась.

Ворон в третий раз сел на корточки. Лоб его блестел от пота, руки дрожали.

Заклинания были едва слышны в наступившей тишине.

Молчал и отец Василий на улице.

Толпа стала еще плотнее — в ворота протискивались все новые и новые любопытные.

Ворон, не вставая с корточек, жестом руки показал старушкам, что занавеску можно открыть.

Они бросились к ней, сначала схватили ее за разные концы, потом, сообразив, совместными усилиями стянули ее вбок.

Несколько мгновений после того, как занавеска открылась, еще стояла тишина. Потом сильный взрыв смеха, как грохот скалы, свалившейся в тихое озеро, заставил Ворона вскочить с корточек.

Посмеяться было над чем: две овцы, черная и белая, стояли рядом. На голове у белой был завязан — так. как это делают девушки,— платок, а на задних ногах черной красовались девичьи сапожки!

Даже Рыжий, отец девушки Улли, не то плакал, не то смеялся, всхлипывая и качаясь из стороны в сторону.

Испуганные смехом овцы жалобно заблеяли.

Старушки задвинули занавеску.

— Давай чудо, Ворон!—сквозь смех кричали зрители.

— Пусть обе овцы обратятся в девушек!

— Они сестры! Одна — беленькая, другая — черненькая!

Рыжий бросился к занавеске и отодвинул ее.

Овцы исчезли! На крышке от бочки сидела большая серая кошка!

— Гляди-ка! — раздался голос отца Василия.— Бесовская сила пропала! Что глаголил я вам, чада мои? Только бог единый и всемогущий может чудеса на земле творить!

— Уходи, уходи! — замахал на попа Ворон.— Ты мне чудо испортил! Девицу оставил в облике овцы!

— А вот прогони меня, если сможешь! Пусть тебе сам твой лесной леший помогает и все ведьмы! — басил отец, Василий.— А я их крестом! Крестом! А? Не можешь?

Ворон растерялся. Кумохи рядом не было. Рыжий задвинул занавеску, сам остался за ней.

— А я чудо свершу! — гремел поп, потрясая крестом.— Изыди сатана! Господи, соверши чудо в поддержание святой веры твоей! А ну, чада мои, вместе все, с молитвою!

Поп забасил молитву, развеселившаяся толпа, которой очень хотелось увидеть чудо, все равно кем совершенное — колдуном или попом, подхватила.

Когда молитва закончилась, Сийла сам отодвинул занавеску.

Толпа уже в четвертый раз за сегодняшнее утро ахнула.

В углу стояла, вернее, стоял в ярком девичьем нарядном кожухе, в огромных старых валенках… козлобородый звонарь-пономарь-сторож!

-— Тьфу, дьявол! — не удержавшись, выругался поп.— Ты-то чего сюда вылез?

Толпа засмеялась, сначала несколько сдержанно, а потом все громче и громче,

— Иуды! — забасил поп.— Христопродавцы! Меня позорить? Я вам покажу!

Он так разозлился, что метнул тяжелый крест в пономаря, но тот вовремя присел — крест вонзился в стену сарая.

— Что ты, батюшка…—успокаивающе проговорил Сиила.— Просто путаница вышла… Ворон ее тебе подстроил. Видишь, исчез старый черт! А Кумоха тут ни при чем! Да и он напутать может: столько чудес сразу, голова кругом идет!

Боком-боком, с помощью Сийлы поп выбрался на улицу и заторопился к дому. Так как все село было во дворе или возле двора Ворона, то улица вся была пустынной.

— Я сейчас, батюшка, следом за тобой буду,— сказал кузнец.— Сына приведу!

— И пономаря захвати! — крикнул поп—Я ему, дураку, покажу, как в чудеса вмешиваться!

Пока испуганный пономарь пытался скрыться той же дорогой, которой он появился, а хохочущие мужики, обнаружив лаз, вытаскивали его оттуда за ноги, в избе Ворона колдун разговаривал с Кумохой и Рыжим.

— За что вы меня так? — спросил Ворон.— Ты, рыжий, послан Игно, а ты, сын Сийлы?

Кумоха сорвал наконец надоевшую черную повязку с глаза.

— Еще одно чудо, а, хозяин? —спросил он весело.—Я такой же сын Сийлы, как ты сын лесного хозяина Хийси. Я — Кумоха, сын Ийвана, которого ты перед смертью обокрал и обманул.

Ворон обреченно закрыл глаза.

— А это мой друг Матти,—продолжал Кумоха.— Он заберет сейчас своих овечек и мою корову. Деньги твои мы вернем тем, кого ты обобрал…

— Но я ведь всех не успел узнать,—сказал смущенно Матти,— так что… придется тем отдать, кого знаем…

— Ладно, хоть они свое вернут,— согласился Кумоха.—

А тебе, хозяин, мой совет: бросай эти края. Скоро вся Карелия над тобой смеяться будет.

— Добрая весть далеко идет, а недобрая — еще дальше,— весело проговорил Матти.

— Какой же я колдун после этого? — вяло сказал Ворон.— Погубили вы меня… Что мне делать теперь?

— Хочешь под крышей жить, берись за топор или за соху.

А не хочешь, так и живи под забором!—равнодушно ответил

Кумоха.— Мне твоими делами заниматься недосуг — домой пора. Но если ты еще раз на нашем пути встретишься, знай. Ворон, не помилуем.

— Карелия велика, авось не встретимся,—пробормотал колдун.

— Разве что!— засмеялся Матти.

Дверь дрогнула, вместе с клубом морозного воздуха в нее. согнувшись, вошел Сийла.

— Ну, сынки, поехали!— раздался его сиплый бас.— Не забывайте: у гостя две заботы — прийти и уйти.

Ворон с ненавистью посмотрел на кузнеца.

— Но-но! — усмехнулся Сийла.— Мне и без тебя забот хватает — с приставом да с попом. А уж тебя-то я и не боялся никогда, и не боюсь, чудо овечье…

Когда сани Сийлы выбрались на лесную дорогу и Матти выслушал от Кумохи все упреки за то, что он долго торговался, продавая корову и овец («Не вести же их через леса и озера по домам!»), Сийла спросил:

— Чего никак не пойму: зачем Матти в рыжий цвет выкрасился? Его тут все равно никто не знает.

— А вдруг? — подхватил Матти весело.— А вдруг кто-нибудь из друзей носом к носу, а? «Матти, это ты?»—спросил бы он меня. А я бы ему ответил: «Нет. это не я. Разве ты у меня видел .когда-нибудь рыжую бороду?» Это что! А рыжая краска, смотрите, начала сползать… Я даже спал уже в шапке, чтоб колдун чего не заподозрил…

— Когда ко мне ворвался ночью этот рыжий Матти, то я его сперва не узнал,— сказал Сийла,— Но сразу согласился быть твоим отцом, Кумоха!

— Стражники пристава приехали за Сийлой, когда я уже пустился в обратный путь! — гордо произнес Матти,—Вот какой я быстрый! Помнишь. Кумоха, где мы с тобой расстались? Во дворе попа я еще рассказывал сказку стражникам, помнишь? Так только ты ушел, выходит пристав и приказывает стражникам ехать к Спиле! Я сразу смекнул, что к чему!

— Но как ты добрался до него так быстро? — удивился Кумоха.

— К дому друга дорога никогда не бывает длинной,— ответил Матти.— Разве ты этого не знаешь?

ПРИКЛЮЧЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

КАК КУМОХА С ДРУЗЬЯМИ В БОЛЬШУЮ БЕДУ ПОПАЛ И ЧЕМ ДЕЛО КОНЧИЛОСЬ

Богатый чужой бедой силен, бедный — дружбой.

(Карельская поговорка)

— Опять едет, чтоб его черти взяли! — с досадой сказала Айно и так швырнула горшок в печку, что чуть его не разбила.

Кумоха прислушался: громко скрипели полозья саней, слышалось ржание — возница горячил коня.

Этой зимой в их избушку зачастил неожиданный гость — сын богатого хозяина, бездельник Юсси.

После смерти матери Айно взяла в свои руки все хозяйство. Когда Кумоха уезжал на заработки — лес валить, дома строить, болота сушить,— то Айно приходилось самой и село косить, и рыбу ловить, и корову пасти.

Однажды она пошла стирать на лесной ручей. Деревянным вальком била-терла холст.