Лесь с Ильинки-улицы - Страница 4

– Буду! – тут же согласился Лесь и понял, что до смерти проголодался. Известие это неожиданным не было, но всё-таки малость огорчило.

Когда Лесь подошёл и присел на краешек мата, Лена достала из сумки и вручила ему большое зелёное яблоко:

– Дарю!

– Спасибо, – Лесь с удовольствием вгрызся в сочную мякоть, так что аж брызги полетели. Не обед, но хоть что-то.

– Пожа-алуйста, – Лена снова улеглась, на сей раз пристроив голову на куртке Филиппа. Тот милостиво терпел – чего с Лены взять? Она вся была такая, словно малый ребёнок. Рюрик играл и играл что-то, не песню, а мелодию какую-то, однообразную, но не заунывную. А когда ему надоело, Костя встал и ушёл к пианино, где, подтащив немножко хромой стул, уселся и принялся подбирать тему из «Пиратов Карибского моря».

Потом Виталик вспомнил, что собирался домой, и начал прощаться. Костя доиграл «Пиратов», захлопнул крышку фортепьяно и тоже ушёл, аргументируя это всё тем же обещанием маме. Рюрик, Лена, Филипп и Лесь остались вчетвером.

Лесь лежал на мате, подложив под голову свёрнутый спальник, глядел в потолок и думал, что ему хорошо. Кто знает, кто он, – не знает, где он, а кто знает, где он, – и не догадывается, кто он… И вообще, вот, новые друзья появились, а в желудке обитает целое яблоко… Вот такое незамысловатое счастье.

– Лесь, а тебе сейчас к какому метро? – спросила вдруг Лена, не поворачивая головы.

– В смысле? – даже не понял вопроса Лесь.

– Ну, на какой ветке ты живёшь?

– На ветках живут птицы, – буркнул мальчишка, не желая покидать такую тёплую и уютную полудрёму, и повернулся на бок, спиной к Лене.

– Я про метро! Ты вообще откуда?

– Ниоткуда.

– Это как? Ты где живёшь-то? – Лена села. – А то всё-таки нехорошо, что мы все такие взрослые, сейчас свалим и бросим ребёнка одного…

– И чё со мной тогда случится?

Лена вздохнула и тронула его за плечо:

– Чего ты как ёжик, иголками колешься и фырчишь?

– Ничего, – ответил Лесь мрачно, не поворачиваясь.

– Ну, не хочешь говорить – и не надо, – обиделась девушка. – Юр, пошли?

– Ну, пошли…

Лесь какое-то время молчал, а потом бросил тихо:

– Да нигде я не живу…

– Это как? – заинтересовался Рюрик.

Лесь мысленно обозвал себя придурком: мог бы сочинить себе адрес! Но сказанного не воротишь:

– А вот так. Нигде.

– А до этого?

Лесь покосился на Рюрика, но тот был не похож на человека, замышляющего какую-нибудь гадость новому знакомому.

– У знакомых жил, – буркнул мальчик неохотно и покрепче обнял свой рюкзак.

– Ну, а раньше?

– У других знакомых…

– А родители?

– Ну, и с мамой – раньше. И с папой тоже, только ещё раньше.

Лена и Рюрик долго молчали, а Филипп вдруг спросил:

– А потом?..

Лесь поёжился, свернулся клубком и понял, что хочет выговориться, хоть раз – и осталось ему только надеяться, что «варяги» всё поймут правильно.

– Потом в марте мама поссорилась с папой и уехала со мной сюда, в Москву. А потом она в больницу угодила…

– А что с ней? – участие в голосе Лены было самое настоящее и поэтому даже не очень обидное.

– Да так… Потом расскажу как-нибудь, – солгал Лесь. Понятное дело, «как-нибудь» никогда не случится. Уже завтра он забудет про Лену, Рюрика и Филиппа, а они – про него.

Если, конечно, всё закончится хорошо. И интуиция не просто так молчит.

А вот если всё не так…

– И ты вообще один остался?

Лесь потихоньку расстегнул молнию рюкзака и сунул руку внутрь. Холод металла его немного успокоил. Если что… Если хоть кто-то из этих троих что-то замыслил…

– Один… – Лесь почти совсем повернулся на живот и незаметно сунул в рюкзак и вторую руку. Теперь, если что, он успеет выхватить…

Но никто не торопился никуда выходить, ничего говорить, вроде: «Посиди немного, мальчик, я сейчас вернусь…» – о, Лесь уже слышал это и знал, что после этого случится. Нет уж, стоит интуиции завопить о малейшей опасности – Лесь предпочитал валить, сразу же, без рассуждений. Рассуждать можно потом, сидя на скамейке в парке где-нибудь в другой части города. За эту неделю Лесь узнал Москву лучше, чем за всё остальное время.

– М-да… А родственников в Москве нет – у них пожить? – кажется, Рюрик всерьёз озаботился вопросом, что делать с Лесем.

– Тётка есть, мамина сестра. Но мне нельзя у неё появляться, – Лесь очень старался, чтобы голос у него звучал как обычно.

Повисло удивлённое молчание. Лесь замер и крепче стиснул рукоять.

– Почему нельзя? – как-то очень глупо спросила Лена.

– Ю-Ю, – раздельно произнёс Лесь и, когда ничего не произошло, скосил глаза на Рюрика. Но тот, кажется, вообще не понял, что имеется в виду.

Лена тоже недоумённо молчала. Филипп – тот вообще был личностью молчаливой и загадочной.

Лесь медленно разжал руки и вынул одну из рюкзака. Потом вторую, перевернулся на спину и сел. Молодые люди глядели на него с разной степенью недоумения, но внимательно и участливо.

Лесь сглотнул. Кажется, пронесло…

– Ювеналка, – пояснил он, потихоньку расслабляясь.

– Так у тебя же родители… оба есть! – удивилась Лена, которая, похоже, слышала всё-таки что-то про «ювенальную юстицию» и проблемы с тем, в какой форме она «случается» в России.

Лесь хмыкнул: ага, есть. Мама в больнице, папа – так вообще неизвестно где. Тётка одна троих детей растит, куда ей ещё Лесь? Он к ней и не совался даже. Вот и заявились в один далеко не прекрасный день «ювенальщики» за Лесем…

– И… как ты теперь? – спросил Рюрик, когда выразительная пауза затянулась.

– Да так, – Лесь неопределённо пожал плечами. – У соседки сначала обедал, у себя ночевал. Потом, когда они , – он выделил местоимение голосом, – в школу нагрянули, свалил, пожил два дня у одноклассника. Хотел к тётке, но… короче, по дороге передумал и просто всю ночь по городу бродил. А потом с утречка пораньше меня господа полицаи повязать попытались у метро… Я сказал, что из дома сбежал, а они – мол, пошли родителям звонить. Ну я и дал дёру. Куртку им оставил, правда, на память, но дождя нет, а ночью и в свитере тепло…

– Понятно.

– Чего тебе понятно? – немедленно напрягся Лесь. – Что я выдумываю, что ли?!

– Ты не выдумываешь, – Филипп не спросил, Филипп констатировал факт, очнувшись от своей загадочной дрёмы.

– Почему ты так решил? – Лесь с недоверием взглянул на парня. Он ожидал двух реакций: неверия и звонка в полицию. Третий вариант – что поверят и посочувствуют – не рассматривался как излишне сказочный. В этом мире, хорошо усвоил Лесь, сказочного мало. И чужие проблемы никому не нужны.

Филипп молча рассматривал мальчика. Лесь, напряжённый и недоверчивый, незаметно сунул руку в рюкзак – чтобы успокоиться от прикосновения прохладного металла.

– Во-от, – кивнул Филипп. – Что у тебя в рюкзаке?

Лесь сглотнул и покрепче сжал рукоять.

– Пистолет.

– А когда врут – за оружие не хватаются…

Рюрик переводил взгляд с Филиппа на Леся и обратно, медленно переваривая какую-то мысль. Переварил. Обдумал немножко. И выдохнул, удивлённо хмурясь:

– Оружие?!

– Макар, – буркнул Лесь, выпуская рукоять. – ПММ, точнее.

– Так если менты узнают… – охнула Лена, хлопая глазами.

– Если полицаи меня возьмут – мне и так, и сяк кирдык будет, – пояснил Лесь мрачным и трагичным голосом. – А так… может, и не возьмут. Так спокойнее. Патроны у меня есть – полный магазин.

Ну, он, конечно, малость привирал, но по сути-то… Пистолет Макарова – он в любом виде пистолет Макарова. И если выстрелить в лицо – мало врагу не покажется, ой, как не покажется…

– Ты стрелять-то умеешь? – поинтересовался Рюрик недоверчиво.

– Папа учил, – гордо ответил Лесь. Только гордый голос дрогнул, и горло самую малость прихватило. Но Рюрик деликатно сделал вид, что не заметил.

Некоторое время все четверо молчали, разглядывая друг друга. Их свёл случай – и вот они силились понять, зачем. Ради чего? Как теперь поступить? Разойтись и не воспоминать, делая вид, что это просто всем приснилось? Или…что-то сделать?..