Лепестки на ветру - Страница 21

Мне надо было найти кого-то еще, чтобы он знал: между нами все кончено, кончено навсегда. Мысли мои обратились к Джулиану, который из кожи вон лез, чтобы доказать, что он лучший танцовщик, чем его отец. Совсем как я, которой во всем нужно было быть лучше матери.

Когда Джулиан прилетел в следующий раз, я была готова. Он назначил мне свидание, и я уже не колебалась. Этот так этот; у нас были одни цели. Мы пошли в кино, потом в клубе я выпила сока, а он – пива, затем он опять заехал в проулок влюбленных (кажется, такой есть в каждом городе). На этот раз я позволила ему не только целовать меня, но он слишком скоро задышал горячо и часто и стал ласкать меня с таким умением, что я стала отзываться на его ласки помимо своей воли. Джулиан повалил меня на сиденье. Внезапно я поняла, что он собирается делать, схватила свою сумочку и начала колотить его по лицу.

– Прекрати! Я же говорила тебе, не торопись!

– Сама напросилась! – рассвирепел он. – Сначала заводишь меня, а потом – отбой! Ненавижу, когда меня дразнят!

Я подумала о Крисе и заплакала.

– Ну пожалуйста, Джулиан. Ты мне нравишься, правда нравишься. Но ты не даешь мне времени в тебя влюбиться. Не надо со мной так быстро.

Он схватил мою руку и так беспощадно заломил ее за спину, что я закричала от боли. Я думала, он собирается ее сломать. Но он отпустил ее, когда я уже была готова визжать.

– Послушай, Кэти. Я уже почти влюбился в тебя. Но никакой девчонке не удастся вертеть мной, как деревенским простофилей. Найдется полно других, которые ни в чем мне не откажут, так что ты мне не так уж и нужна, обойдусь!

Конечно, я ему была не нужна. Я не была нужна никому, кроме Криса и Кэрри, хотя Крису я была нужна так, как не следует. Мама его испортила, изуродовала, бросила на меня, и теперь он уже не мог без меня. Этого я ей простить не могла. Она должна была заплатить за все то, что совершила. Если мы и согрешили, это она нас заставила.

Всю ночь я думала о том, как заставить маму расплатиться за содеянное, и наконец поняла, какую назначить цену. Не деньги, нет, у нее их было слишком много. Это должно было быть что-то, что она ценила дороже денег. Две вещи: ее репутация, уже подмоченная браком с наполовину дядей, и ее молодой муж. Я собиралась расправиться и с тем, и с другим.

Потом я заплакала. Я плакала о Крисе, о Кэрри, которая не росла, о Кори, от которого, наверное, остались только кости в могиле.

Я обернулась к Кэрри, хотела обнять ее. Но Кэрри была в частной школе для девочек в десяти милях от города. А Крис – в тридцати.

Пошел сильный дождь. Россыпь ударов по крыше над моей головой была как барабаны войны, зовущие меня в воспоминания, о которых мне хотелось забыть навсегда. Я была пленницей в комнате, забитой игрушками и темной массивной мебелью и увешанной картинами, изображающими ад. Я сидела на старой деревянной качалке, которая почти развалилась, и держала на руках маленького брата, похожего на призрак, он называл меня мамой, и мы все качались и качались. Скрипели половицы, завывал ветер, стучал по крыше дождь, а за нами, над нами, вокруг нас огромный дом с бесчисленными комнатами только и ждал момента, чтобы нас пожрать.

Я не выносила стука дождя над головой, он напоминал мне о той комнате наверху. Насколько хуже была наша жизнь, когда шел дождь: комната становилась промозглой и сырой, а на чердаке были только тоскливый полумрак и лица мертвецов по стенам. Мою голову сжимало тисками, тяжелыми, как старый чугунный утюг моей бабушки, мысли становились вязкими, и я чувствовала смятение и ужас.

Не в состоянии заснуть, я встала и накинула прозрачный пеньюар. По какой-то непонятной причине я прокралась к спальне Пола и осторожно приоткрыла дверь. Будильник на ночном столике показывал два часа, а Пол все еще не вернулся!

В доме не было никого, кроме Хенни, которая была так далеко, в другом конце дома, в своей комнате у кухни. Я тряхнула головой и опять уставилась на аккуратно застеленную кровать Пола. Сумасшедший Крис тоже хочет стать врачом. Ни одной спокойной ночи! А тут еще и дождь! В дождливые ночи так часто случаются аварии. Что, если Пол погибнет? Что мы тогда будем делать? «Пол, Пол!» – мысленно воскликнула я и помчалась к лестнице, слетела вниз и бросилась к выходу в сад в гостиной. Я надеялась увидеть белую машину, стоящую на аллее или сворачивающую к дому. «Господи, – молила я, – не дай ему попасть в аварию! Прошу тебя, пожалуйста, не забирай его, как Ты забрал папу».

– Кэти, почему ты не спишь?

Я резко обернулась. Пол сидел, удобно устроившись в своем любимом кресле, и курил в темноте. Я едва разглядела, что он в том самом красном халате, который мы подарили ему на Рождество. Меня захлестнула волна облегчения оттого, что он жив и здоров, а не лежит на столе в морге. Черные мысли. Папа, папа, я почти не помню, как ты выглядел, какой у тебя был голос, и даже твой особенный запах я почти забыла.

– Что-то случилось, Кэтрин?

Случилось? Почему ночью, наедине он называет меня Кэтрин, а днем только Кэти? Да все не так! Грингленнские и виргинские газеты, на которые я подписалась и которые мне доставляли в балетную школу, пестрели сообщениями о том, что миссис Бартоломью Уинслоу собирается обзаводиться вторым «зимним» домом в Грингленне. Делается капитальный ремонт дома ее мужа, и он будет как новый. Все лучшее – моей матери! По какой-то непостижимой причине я, как фурия, накинулась на Пола.

– Ты давно дома? – резко спросила я. – Я была наверху и так разволновалась за тебя, что не могла заснуть! А ты все это время был здесь! Тебя не было к ужину, ты и вчера не ужинал, вчера ты собирался сводить меня в кино и забыл об этом! Почему ты позволяешь своим пациентам распоряжаться всем своим временем и ничего не оставляешь на собственную жизнь?

Он долго не отвечал. Но едва я открыла рот, чтобы сказать что-то еще, он мягко произнес:

– Ты действительно чем-то огорчена. Наверное, единственное, что я могу сказать в свое оправдание: я врач, а время врача никогда ему не принадлежит. Мне стыдно, что я забыл про кино. Приношу свои извинения, что не позвонил и не предупредил о том, что у меня срочный вызов и я не могу приехать.

– Забыл? Как ты мог забыть? Вчера ты забыл принести то, что я просила купить, а я все ждала тебя, надеясь, что ты все-таки придешь и принесешь шампунь, который был мне нужен, но ты так и не пришел!

– Еще раз приношу извинения. Иногда я думаю о чем-то, кроме кино и необходимой тебе косметики.

– Это ты язвишь?

– Я стараюсь сдерживаться. Было бы очень мило, если бы и ты постаралась.

– Я не сумасшедшая! – завопила я.

Он был так похож на маму, всегда такой сдержанный и уравновешенный! Ему просто было все равно. Поэтому он мог так спокойно сидеть и смотреть. Его не волновало, если он давал обещания и не выполнял их, и ее тоже! Я бросилась на него с кулаками, но он схватил меня за руки и посмотрел на меня с неподдельным удивлением.

– Неужели ты можешь меня ударить, Кэтрин? Неужели для тебя так важно не пропустить кино и ты даже не можешь понять, как я мог забыть? Ну скажи, что тебе стыдно, что ты на меня накричала, ведь я сожалею, что я тебя огорчил.

То, что меня мучило, было больше чем огорчение. Во всем мире не было никого, на кого я могла положиться, – только Крис, запретный для меня. Только Крис никогда не забыл бы, что мне нужно или чего я хочу.

У меня мороз пошел по коже. Что же я за человек? Неужели я, как мама, всегда должна иметь то, что хочу, и немедленно, наплевав на цену, которую должны платить за это остальные? Не собираюсь ли я заставить Пола платить за то, что она сделала? В этом ведь не было его вины.

– Пол, извини, что я на тебя наорала. Я все понимаю.

– Ты, наверное, очень устала. Может, ты слишком серьезно относишься к своим занятиям балетом. Пожалуй, тебе надо немного расслабиться.

Как я могла сказать ему, что я не могу расслабиться? Я должна была быть лучшей, а это значило одно – бесконечные часы работы. Я совершенно серьезно собиралась отказаться от всех развлечений моих сверстниц. Мне не нужен был приятель, который не был танцовщиком. Мне не нужна была подружка, которая не занимается балетом. Я не хотела, чтобы что-нибудь встало между мной и моей целью, и все же, все же напротив сидел и смотрел на меня мужчина, который сказал, что я ему нужна, и которого я обидела своим отвратительным поведением.