Леопард в изгнании - Страница 73

Театр был пуст, хотя носил на себе отметины разнузданного вандализма. Внутри его стен не так слышны были рев и грохот барабанов, и Уэссекс смог немного поразмыслить.

Сейчас слишком поздно выжимать из де Шарантона сведения о Саре. Слишком поздно для слишком многого, возможно, даже слишком поздно спасать Корде. И если бы Уэссекс прямо сейчас убил де Шарантона, кто знает, какие приказы тот отдал солдатам и когда будут взорваны заложенные под дома заряды? Луи снова может оказаться коронованным королем без земли, даже если де Шарантон нынче ночью подохнет.

Они подошли к задней двери театра. Она была заперта на цепь, но нескольких ударов сломанной кувалды хватило для того, чтобы сорвать замок. Костюшко чуть приоткрыл дверь, затем, покачав головой, снова закрыл.

— Тут нам не пройти, — сказал он, осмотрелся по сторонам, потом задрал голову. Высоко от земли в стенах были прорезаны окна, а дотянуться до них можно было с железных лесенок, шедших к лесам над сценой. Театр, так поспешно покинутый, был полон приспособлений, годных для целей Костюшко.

— Посмотри — багры, веревки, мешки с песком. Если сумеем выбраться на крышу, то сможем перебраться на следующую. И никто даже не сообразит посмотреть вверх, — добавил Илья.

Запасшись веревками, приятели подобрались по спиральной лесенке к окну футах в шестидесяти над землей. Костюшко вылез первым, Уэссекс задержался, чтобы снять сюртук, и, проклиная себя за то, что надел белую рубашку, полез следом. Освободившись от узкого сюртука, он с большей легкостью мог поспевать за напарником. Как он и предполагал, все заранее заготовленные планы — ради которых он и оделся так элегантно — полетели к чертям после первых же неожиданностей. Придется работать с тем, что посылает ему фортуна.

Они выбрались на крышу, но площадь по-прежнему не просматривалась из-за здания Арсенала. Видны были лишь шпили собора, ярко сверкавшие от пламени факелов, зажженных внизу. Между театром и Арсеналом шла улица, узкая для пешеходов, но слишком широкая, чтобы перепрыгнуть с крыши на крышу.

Уэссекс подошел к краю крыши и посмотрел вниз. На площади могло собраться более двух тысяч народу, и, похоже, там сейчас столько и было. И хотя они оба могли незамеченными смотреть на толпу, шансов приблизиться к де Шарантону, похоже, не было.

— И что теперь? Полетим, что ли? — спросил Уэссекс. Он начал привязывать груз к концу веревки, понимая, что все это бесполезно. Вероятно, он сможет закинуть веревку на соседнюю крышу и, если повезет, зацепиться за одну из горгулий на крыше Арсенала, но вряд ли ломкий камень выдержит его вес.

— Вроде того, — загадочно ответил Костюшко. — Я видел такой трюк в венецианском цирке. И мне всегда хотелось его повторить.

Поляк попробовал прочность принесенного из театра багра — двенадцатифутовой ясеневой жерди с крюком на конце. Его использовали для подъема противовесов, опускавших занавес.

— Ты мне не рассказывал, — удивился Уэссекс. Костюшко хмыкнул и направился к дальнему углу здания, неся на плече тщательно уравновешенный шест. Уэссекс отошел в сторону, готовый ко всему.

Костюшко разбежался, причем бежал он как-то странно, боком, держа шест на плече. Он достиг края крыши, и Уэссекс уже готов был схватить его и оттащить назад от неминуемой смерти. Но в последнее мгновение Костюшко опустил шест и оттолкнулся им от края крыши. Другой конец, распрямившись, бросил Илью вверх и вперед.

Мгновение шест стоял прямо, а Костюшко взлетел в воздух и отпустил его. Шест упал на крышу. Уэссекс быстро подхватил его прежде, чем он упал вниз.

Подняв взгляд, он сначала не увидел напарника. Где же Илья? Уэссекс в тревоге осматривал крышу соседнего дома, и вдруг заметил какое-то движение: это Костюшко поднялся на ноги и махал ему рукой, показывая, что с ним все в порядке. Шест помог ему преодолеть расстояние между двумя домами.

— Ну, и нахватался же ты всякого по циркам! — пробормотал Уэссекс. Он взял веревку и, уверившись, что она разматывается свободно, шагнул вперед и метнул конец с грузом как мог далеко.

Бросать пришлось дважды, но вот Костюшко поймал конец и привязал к одной из каменных горгулий, украшавших крышу Арсенала, затем натянул веревку получше.

Теперь была очередь Уэссекса прыгать. Он взялся за конец веревки — слава Богу, надел перчатки — и шагнул вниз.

Несколько мгновений герцог камнем летел вниз, затем веревка начала тянуть его вверх. Едва коснувшись ногами стены, он тотчас начал взбираться по веревке вверх, как можно быстрее перебирая ногами по кирпичной стене.

Последние несколько футов Костюшко протащил его, затем свернул веревку.

— Думаю, ты будешь рад услышать, что тут есть люк, который ведет вниз, — сказал он. Уэссекс перевел дыхание. — Но лучше посмотри-ка на площадь.

Голос Костюшко звучал глухо, несмотря на легкомысленность его слов, и Уэссекс приготовился увидеть нечто жуткое. Но то, что предстало его глазам, превосходило худшие предположения.

В неверном свете факелов он разглядел вход в собор. На виселицах, установленных на ступенях, висели трупы. Под повешенными сидели трое человек с барабанами, черная их кожа блестела от пота. В центре площади стояли три железных столба. К центральному был прикован Шарль Корде. Все тело его представляло сплошную рану, лицо изуродовано, но он был еще жив.

Перед Корде стоял де Шарантон в алых ризах Сатаны, а вокруг него лежали трупы молодых женщин с перерезанными, как у свиней, глотками. Толпу, заполнившую всю площадь, исключая небольшой участок перед столбами, окружали солдаты. Вот стражники подвели к де Шарантону очередную жертву. Ее вопли заглушил голодный рев толпы — словно смерть доставляла им не меньшее наслаждение, чем сатанисту. Солдаты поставили женщину на колени.

Уэссекс чуть не упал в обморок. Ему страстно захотелось отвернуться, чтобы не видеть этого ужаса. Затем он взял себя в руки. Потянулся было за пистолетом, но передумал. Слишком далеко, не удастся точно прицелиться, да еще в неверном свете факелов.

— Мне надо подойти поближе, — неохотно сказал Уэссекс. Опять раздался рев толпы. Герцог посмотрел на своего напарника. Костюшко отвернулся. Лицо его было бледным, но бесстрастным.

— Пошли.

Люк был закрыт снизу на цепь, но она оказалась достаточно длинной, чтобы приоткрыть его и сунуть в щель дуло пистолета. Уэссекс выстрелил, цепь со звоном разлетелась, и он откинул железную крышку. Он не боялся, что их услышат среди адской какофонии внизу на площади.

Лестница была пуста. Спустившись, они увидели в отблесках факелов, пробивавшихся снаружи сквозь окна, что весь запас пороха и оружия, который должен был здесь храниться, исчез. Оба посмотрели на лестницу, ведущую к выходу на площадь.

— Дай мне пять минут, — сказал Костюшко. — Я найду окно, из которого можно стрелять. Это отвлечет их внимание.

— Быстрее, — сказал Уэссекс. Каждое мгновение стоило кому-то жизни.

Костюшко отвернулся, а Уэссекс еще мгновение постоял в темноте среди отблесков факелов, затем достал оставшийся пистолет. Лучше бы, конечно, зарядить оба, но было слишком темно, чтобы перезарядить первый. С пистолетом в левой руке и рапирой в правой герцог снова стал спускаться.

Арсенал был весьма впечатляющим строением. Его соорудили во времена расцвета власти испанских донов. От основания лестницы до огромных, окованных железом дверей было не менее тридцати футов. Уэссекс осторожно пересек это пространство, пытаясь уловить какие-нибудь звуки, кроме грохота барабанов и рева толпы, но ничего другого слышно не было. Де Шарантон стянул все свои силы к площади Кабильдо.

Руперт осторожно потянул одну из дверных створок. В воздухе висел тяжелый запах крови, и он еле справился с позывом рвоты.

Де Шарантон стоял справа от него, между Кабильдо и собором. Руки его были по локоть в крови — казалось, что он в красных перчатках. Даже алые его одежды были забрызганы кровью, засыхающей ржавыми пятнами на красном шелке. Уэссекс навел было пистолет, но из-за окружавших де Шарантона солдат прицелиться было невозможно. Нужно попасть с одного выстрела: времени на перезарядку пистолета не будет. Но если Костюшко начнет стрелять, солдаты разбегутся, и Уэссекс сумеет поразить свою жертву. Секунды шли, а из окна наверху никто не стрелял.