Леопард в изгнании - Страница 6

— На них слишком давили, — ответил Уэссекс. — Поскольку Миссисипи и Порт Нового Орлеана[10] последние четыре года закрыты для британцев, стоимость переправки товаров в Англию в два раза превышала их цену. И все же мне претят их сетования по поводу отмены рабства. Люди — не скот.

Отмена рабства во всех английских колониях — поскольку живущие в испанских и французских землях Нового Света до сих пор охотно покупали рабов — занимала парламент в течение почти двадцати лет. Поскольку в самой Англии рабство было отменено еще в 1772 году, каждый раб, ступивший на ее землю, сразу же становился свободным. К 1778 году закон распространился на все четыре части Объединенного Королевства.

Аболиционисты, возглавляемые Оладахом Эквиано, бывшим рабом из графства Кембридж, имели в своих рядах представителей всех слоев общества. Даже сам король Генрих подчас становился их сторонником, по крайней мере когда дело касалось определенных интересов государства. В марте того года король одобрил билль, выдвинутый Уильямом Уилберфорсом, который запрещал работорговлю в любых ее видах в Британии и всех ее доминионах, включая Землю Принца Руперта и Новый Альбион.[11] Британские корабли больше не могли законным образом перевозить рабов в зарубежные порты, никому из англичан не позволялось держать рабов.

— Но они все равно будут негодовать, — смиренно проговорил Сент-Джин. — А если мы будем принуждать их выполнять закон, у Короны останется мало сторонников. Но на что могут пойти эти недовольные — вот в чем вопрос. Мы должны выяснить, кто наши враги и чем они грозят нам в будущем. Сейчас Испания нейтральна, но если они начнут кричать, что мы, еретики, суем нос в дела католической нации, ей придется сразу же встать на сторону Франции, а как только Испания это сделает, к ней примкнет и Португалия из страха перед Корсиканским Чудовищем.

Это было правдой. Эти страны еще не подпали под ярмо Наполеона и балансировали на лезвии ножа, то враждуя, то действуя заодно. За мир с Ирландией пришлось шесть лет назад заплатить питтовским Актом о равноправии католиков. Ничто не должно было нарушить хрупкой сети европейских союзов — ни древняя вражда, ни нынешние обиды. Ренегатство Испании может стать такой же грандиозной опасностью, как восстание в Ирландии или в колониях.

— Талейран рано или поздно сумеет добыть информацию, которая позволит ему осуществить этот трюк, — причем получит ее от того же человека в нашей среде, кто помог ему заставить нашего малыша Фокса начать переговоры о союзе, который тот не был намерен заключать.

Хотя Уэссекс говорил об этом так открыто, в Англии только три человека знали о существовании предателя в стенах «Белой Башни». Барон Мисберн обсуждал эту тему с герцогом около года назад, но Руперт и до того был уверен в существовании предателя, даже более того — он знал, что этот оборотень ведет двойную игру уже более двадцати лет.

Когда Эндрю, герцог Уэссекс, отец нынешнего Уэссекса отправился во Францию, чтобы спасти дофина, восьмилетнего ребенка, он вдруг бесследно исчез. Предать его мог только тот, кто послал, — сама «Белая Башня».

И потому, когда Мисберн попросил, Уэссекс согласился выследить предателя любыми доступными ему способами. Он привлек на помощь Сент-Джина, поскольку Иудой не мог оказаться человек, занимавшийся внутренней политикой, тем паче что Сент-Джин не был членом «Белой Башни» пятнадцать лет назад, когда пропал герцог Эндрю.

— Ты не все мне сказал, — отметил Уэссекс. Пока они с Сент-Джином говорили лишь о том, что герцог уже знал, так что не это являлось причиной визита Сент-Джина, тем более в такой день.

— Я слышал из источников, не принадлежащих к «Белой Башне», что под прикрытием королевской свадьбы в Лондон прибудет один из шпионов Черного жреца для встречи со своим агентом. Я ни с кем, кроме тебя, об этом не говорил. Сегодня иду на доклад к лорду Уайту. Что я должен ему сказать? — Сент-Джин выглядел встревоженным.

— Не говори ничего, — отрезал Уэссекс. — Я возьму на себя ответственность — кто-то ведь должен.

Сент-Джин раскрыл было рот, но тут кто-то тихо поскребся в дверь.

— Ее светлость готовы, ваша светлость, — доложил Бакленд.

Шпили церквей все еще отбрасывали длинные синие тени, когда огромная карета герцога Уэссекского загрохотала по улице. Ее тянули шесть ширококостных фризских тяжеловозов, поскольку, как и многое другое у герцога, она казалась не тем, чем была на самом деле. Лакированные дубовые панели, выкрашенные в серебряный и зеленый цвета Уэссексов, закрывали металлическую обшивку, способную выдержать выстрел из винтовки Бейкера. В ее осях были спрятаны выдвигающиеся лезвия, чтобы в случае нападения подсекать ноги лошадей убийц. Внутри карета скрывала много тайничков, в одном из которых хранились пистолеты. Это хитроумное сооружение не предназначалось для быстрой езды, но сегодня скорость была весьма важна.

Уэссекс откинулся на темно-зеленые подушки сиденья и взглянул на жену. Карета была достаточно высокой, чтобы прическа герцогини, с перьями и эгретом, не помялась. Плащ Сары с капюшоном из темно-розового бархата, подбитый атласом в цвет платья, был сложен рядом на сиденье, а платье на жестких допотопных фижмах являло собой совершенно потешное зрелище.

— Думаю, потратим уйму времени, пока доберемся до центра Лондона, — заметил Уэссекс. — К счастью, Бакленд велел мисс Битон приготовить нам корзинку с едой, а то померли бы с голоду, не дождавшись свадебного пира.

Глаза Сары вспыхнули в полутьме, когда она глянула на хронометр, укрепленный в стене кареты.

— Восемь пятнадцать, — вздохнула она. Хотя герцогиня, в отличие от Уэссекса, была ранней пташкой, она терпеть не могла замкнутого пространства и вынужденного безделья. Перспектива просидеть пять часов в карете, медленно ползущей по улице, ее вовсе не вдохновляла.

— Жаль, что мы не можем пойти пешком, — тоскливо проговорила Сара.

— Конечно, не можем, — жестко ответил муж, хотя губы его дрогнули в усмешке. — Такие важные персоны, как герцог и герцогиня Уэссекские, не могут топать по улицам, как пехотинцы.

— Несомненно, вы правы, милорд, — покорно ответила супруга, но тут же сменила тон: — Руперт, а кто приходил к тебе утром? Я видела лошадь на улице.

Вопрос вернул Уэссекса к мыслям о его неприятных обязанностях. Во время свадебного обеда надо постараться переговорить с представителями колоний — в особенности католического Мэриленда, получившего привилегии в 1635 и ставшего ныне не только рассадником старой веры, но и гнездом тех, кто до сих пор хотел видеть на троне Англии католического монарха. Единственным благом от возвышения Наполеона было то, что якобиты-католики, которые предпочитали Джеймса, брата Карла, его сыну Монмуту, больше не могли надеяться на союз с Францией, поскольку сейчас она могла считаться католической страной лишь номинально. Что касается Вирджинии, голландского Нью-Йорка и квакерской Пенсильвании…

— Руперт, ты не слушаешь, — резко сказала Сара, и раздражение в ее голосе было слышно даже за грохотом колес.

— Я слушаю. Просто надеюсь, что мне не придется отвечать на вопрос, — ответил герцог.

— О, — Сара поскучнела, поняв, в чем дело. — Значит, это один из тех самых знакомых…

Уэссекс снова не ответил. Герцогиня с несчастным видом посмотрела на него. Хотя она и смирилась с его деятельностью, ее злило, что сама она ничего об этом не знает.

— Мы всего лишь обсудили глупые политические сплетни, — легкомысленно объяснил Уэссекс, пытаясь развлечь жену. — Кто бы назвал меня хорошим мужем, если бы я вознаградил тебя за твое терпение разговором, совершенно для тебя неинтересным, — о фракциях Нового Альбиона?

— Неинтересным? Новый Альбион — это же Америка! Я там родилась! — возмутилась Сара.

— Но ты родилась не в этой Америке, — напомнил Уэссекс. Он не в первый раз пытался представить себе мир Сары — совершенно немыслимо, чтобы колонии были вырваны из-под крыла английского закона, стали независимой республикой без короля и мало того — союзником французского тирана! Англия, о которой она рассказывала, казалась еще более чужой — страна, возглавляемая немецким выскочкой-принцем, чье вялое правление и жестокие налоги привели к мятежу в колониях.