Ленинград Довлатова. Исторический путеводитель - Страница 4

В 1974 году, когда Довлатов был в Таллинне, Нора Сергеевна и Елена обменяли коммунальные комнаты на отдельную двухкомнатную квартиру на той же улице Рубинштейна (дом № 22, кв. 29). Тем не менее, когда в 2007 году было решено создать памятный знак к 65-летию писателя, доску скульптора Алексея Архипова установили именно на доме архитектора Барышникова, где происходили главные события ленинградской жизни Довлатова.

По паспорту Довлатов был армянином. Армянскую родню матери, жившую поначалу в Тифлисе, и деда Степана, колоритного и презрительного старика, пугавшего близких криком «Абанамат!», Довлатов описал в повести «Наши». Со временем четверо детей Степана Довлатова перебрались в Ленинград. 34 метра в коммунальной квартире – большая по советским меркам площадь, поэтому родственники временно прописывались у сестры Норы на улице Рубинштейна, пока не получали свое жилье. Анель Сергеевна до войны работала в советском диппредставительстве в Копенгагене. С 1944 года она жила у сестры на Рубинштейна и работала начальником отдела кадров предприятия «Севэнергомонтаж» (Фонтанка, 76), затем вышла замуж за русского немца и переехала жить в Невскую Дубровку. В 1950-х ненадолго останавливался на Рубинштейна и бывший тогда в чине майора дядя Довлатова Роман Степанович, «тифлисский кинто»[3], которого «война сделала человеком». Но самые близкие отношения у Довлатовых были с семьей третьей сестры, Маргариты Степановны, Мары, сделавшей карьеру в издательстве «Советский писатель» – она жила в двух кварталах, на той же улице Рубинштейна.

Сама Нора Сергеевна была человеком разносторонне одаренным, поступила одновременно в Консерваторию и в Театральный институт, но выбрав сцену, продолжала любить музыку – в квартире Довлатовых на Рубинштейна был рояль. Сергей унаследовал от матери музыкальные способности, но музыке не учился. После рождения сына и расставания с Донатом Мечиком Нора оставила театр и вплоть до выхода на пенсию работала корректором. Любопытно, что еще в молодости она, как и сестра Анель, сменила неблагозвучное по ее мнению отчество «Степановна» на «Сергеевна», и сына назвала в честь некоего Сергея.

Отец Довлатова, Донат Исаакович Мечик, родился в Харбине, окончил театральное училище во Владивостоке. Сергей Довлатов воображал юность отца так: «Владивосток был театральным городом, похожим на Одессу. В портовых ресторанах хулиганили иностранные моряки. В городских садах звучала африканская музыка. По главной улице – Светланке – фланировали щеголи в ядовито-зеленых брюках.

Нора Сергеевна Довлатова. 1930-е. Из архива сестер Плисецких

В кофейнях обсуждалось последнее самоубийство из-за неразделенной любви…». Яркого эстрадного артиста, смешившего публику исполнением рассказов Зощенко, заметили гастролировавшие на Дальнем Востоке артисты Молодежного театра, будущие знаменитости Василий Меркурьев и Юрий Толубеев. Они посоветовали ему перебираться в Ленинград. В 1929 году Мечик поступил сразу на 4-й курс Техникума сценических искусств (Театрального института), а к началу войны стал одним из ведущих театральных режиссеров города. С 1930-х он ставил спектакли в филиале «Молодого театра» Сергея Радлова, в Театре транспорта, руководил Республиканским драмтеатром в Мордовии и Ленинградским районным драматическим театром, где, по-видимому, и познакомился с Норой Довлатовой, артисткой этого театра. С конца 1920-х совместно с Леонидом Вивьеном Мечик работал режиссером и в театре им. А. С. Пушкина (Александрийском), а в эвакуации был назначен завлитом труппы.

Александринка славилась звездным составом: здесь служили молодые еще Черкасов, Меркурьев, Толубеев, Борисов, Бруно Фрейндлих, Николай Симонов. Служба Мечика в престижном театре и добрые отношения с лауреатом Сталинской премии Николаем Черкасовым и его женой Ниной помогли семье спастись в годы блокады и благополучно вернуться в Ленинград вскоре после его освобождения. Мечик вместе с театром оказался в эвакуации в Новосибирске, Нора Сергеевна на последних месяцах беременности была вывезена в Уфу и после рождения сына воссоединилась с мужем. В эвакуации в Новосибирске и семья Анели, и Мара с маленьким сыном Борисом жили в комнате Мечиков, предоставленной Александринкой. Раннее возвращение семьи в Ленинград также было связано с реэвакуацией труппы: салют в День Победы трехлетний Сережа смотрел с балкона Александрийского театра под квадригой Аполлона. Спустя год родители разошлись, но сохраняли дружеские отношения. Донат Мечик жил неподалеку от первой семьи, на улице Восстания, 22, часто виделся с сыном. Спустя восемь лет он женился, у Сергея сложились отличные отношения с его дочкой от второго брака Ксенией. После эмиграции обоих детей в США в конце 1970-х Мечик был уволен из Музыкального училища при Консерватории, где он руководил эстрадным отделением, и, в конце концов, решил воссоединиться с детьми.

Донат Исаакович Мечик. 1939 год

Довлатов, как известно, любил шаржировать и преувеличивать смешные черты своих знакомых и близких, ставших героями его прозы. Донат Мечик вовсе не был местечковым и забавным околосценическим деятелем, каким рисует его сын в своей прозе, и в жизни их отношения были гораздо ближе, чем можно судить по повести «Наши». Чтобы в этом убедиться, достаточно заглянуть в армейскую переписку Довлатова с отцом, которого в письмах он дружески называет Донатом.

Два с половиной года, с января 1944 по август 1946, не предвещали ленинградской интеллигенции никаких особых неприятностей. Казалось, что начавшаяся в войну некоторая идеологическая либерализация будет продолжена. Открылись многие закрытые в прошлом церкви; 25-ти улицам центра города вернули их исторические названия; Смольный сумел добиться беспрецедентного решения о восстановлении, а по сути – воссоздании полностью разрушенных ансамблей Павловска, Петергофа и Царского Села. В ленинградской писательской организации состояли такие приличные люди, как Анна Ахматова, Михаил Зощенко, Евгений Шварц, Вадим Шефнер, Израиль Меттер, Ольга Берггольц, Вера Панова. Партийные верхи и беспартийную интеллигенцию соединяла память о трагедии Ленинградской блокады. Пришедший на должность первого секретаря обкома вместо Андрея Жданова его бывший подчиненный Алексей Кузнецов в официальной речи заявил, что подвиг защитников Ленинграда можно сравнить только с подвигом защитников Трои. В Соляном городке работал Музей обороны Ленинграда, где с огромным портретом Сталина соседствовали чуть меньшие портреты ленинградских руководителей. Из эвакуации вернулся университет, драматические театры, музеи, театр оперы и балета имени С. М. Кирова. В мае 1946 года Сталинскую премию получил Михаил Лозинский за перевод «Божественной комедии». Застраивались Московский проспект и район Автово. Были разбиты Московский и Приморский парки Победы. Круг родителей и близких Довлатова, скорее всего, испытывал счастье некоторого оазиса после войны и репрессий. События августа 1946 года стали для ленинградской интеллигенции ушатом холодной воды и напомнили ей, в какой стране она живет.

По разным причинам Сталин решил идеологически «подтянуть» разболтавшихся за годы войны писателей. Вначале жертвами должны были стать Борис Пастернак и журнал «Новый мир». Но неожиданно в голову ему пришла другая загогулина: ответственными за идейные ошибки были названы ленинградские журналы «Звезда» и «Ленинград». В постановлении, напечатанном во всех газетах и специально озвученном ленинградскому партийному руководству, Андрей Жданов назвал главных виновников: Анну Ахматову, Михаила Зощенко и Александра Хазина (последнему ставилась в вину поэма «Возвращение Евгения», написанная онегинской строфой пародия на послевоенный ленинградский быт, где среди прочего были строки, по поводу которых впоследствии острил Довлатов, приписавший их поэту-фронтовику Семену Ботвиннику: «И вновь сверкает без чехла Адмиралтейская игла»). ЦК призвал «мастеров художественного слова» к разоблачению реакционной буржуазной идеологии и лживых теорий апологетов капитализма.