Легенды Освоенного Космоса. Мир-Кольцо - Страница 27

Мейсни задумался.

Они доедали десерт, когда Ллойд прервал затянувшуюся паузу.

— М-мм, — сказал он. — М-мм. — Судорожно сглотнув, продолжил: — Какого… ты мне морочишь голову!

Ты ведь продвигался по служебной лестнице в отделе по расследованию убийств. И никогда не касался дел, связанных с мошенничеством!

— Да, ты прав…

— Зачем же было лгать?

— А зачем было спрашивать, почему я ненавижу официантов? Вот мне и пришлось придумать историю.

— Здорово ты меня надул. И все-таки… почему ты ненавидишь роботов-официантов?

— Отнюдь. Ты просто неправильно истолковал выражение моего лица. Я думал: «До чего по-дурацки выглядит официант в этой мини-юбке».

Вуаль анархии[11]

Не верилось, что на месте этого парка была когда-то окружная автострада Сан-Диего. Теперь здесь тянулись к небу ветви деревьев, и сквозь темно-зеленые кроны пробивались золотистые лучи солнца.

Скоро мне придется покинуть дубовую аллею — мы с Джил договорились встретиться у Уилширского выхода в половине первого. Но пока можно было стоять, прислонясь к шершавому стволу, и вдыхать аромат нагретых солнцем прелых листьев.

Денек выдался на славу — на небе ни облачка — и Королевский Парк Свободы был полон людей. В такие погожие полдни здесь всегда много народа, поэтому к полудню в парке скапливается вдвое больше полицейских «глаз», чем можно увидеть над его лужайками ранним утром. Золотистые шары размером с баскетбольный мяч то и дело проплывали в двенадцати футах над землей. В каждом таком шарике находилась полицейская телекамера и ультразвуковой парализатор; каждый из них поддерживал порядок в Парке, руководствуясь единственным правилом: никакого насилия. Ни один человек не смеет причинять вред другому, а в остальном — можно делать все, что угодно!

В Парке не существовало никаких законов, кроме закона о неприкосновенности личности, безопасность и свобода считались главными здешними развлечениями.

На другом конце аллеи какой-то тип нес белый квадратный транспарант. На таком расстоянии я не мог рассмотреть, что на нем написано, но уж наверняка что-то ультрарадикальное и ультраглупое — что-нибудь такое, с чем не помаршируешь нигде, кроме Королевского Парка Свободы. В другом месте группка парней швыряла камни в полицейский «глаз», но золотистый шарик ловко уворачивался от летящих в него снарядов. Не будь в этих шарах системы защиты, их все перебили бы еще в день открытия Парка.

Какое-то время я наблюдал за метателями камней, но потом напрочь забыл про них при виде девушки, идущей по дорожке между вязов.

Она была очень красива. Нет, больше того — ослепительно прекрасна! Длинные загорелые ноги, густые рыжие локоны, тело настолько соразмерное, что могло показаться нереальным, как юношеская мечта. И в придачу — танцующая походка и лицо высокомерного ангела. Скорей всего, она была профессиональной моделью, привыкшей чувствовать себя уверенно под взглядами множества зрителей в любом самом фантастическом наряде. Но сейчас ее единственной одеждой была длинная накидка из легчайшей густо-синей ткани, закрепленная двумя золотыми пряжками на плечах. Накидка парила в воздухе, как невесомая вуаль, и переливчатыми изгибами повторяла каждый поворот, сделанный девушкой между деревьев.

Я услышал, как хрустнули шейные позвонки у всех посетителей Парка, оборачивающихся вслед волшебной красотке. Даже метальщики камней забыли о полицейском «глазе» и переключили внимание на девицу.

А потом я увидел, как от их группки отделился растрепанный черноволосый мужчина и не очень уверенно направился к девушке. По этой робкой походке я и узнал его — ну конечно же, Рон Коул!

Я не слышал, что мой приятель сказал сказочной фее, зато увидел результат их недолгой беседы. Рон дернулся, будто его ударили, резко повернулся и с низко опущенной головой побрел прочь…

Я перехватил его на скрещении двух дорожек.

— Привет, Рон! Не принимай все так близко к сердцу.

Он вздрогнул и вскинул голову.

— А, это ты, Рассел… Привет.

— Не знаю, что тебе сказала эта дива, но в ее словах не было ничего личного. Точно так же она отшила бы любого другого.

— Ты что, ее знаешь?

— В первый раз вижу. Просто Джил недавно прочла мне длинную лекцию насчет последнего вопля моды… Я имею в виду эту синюю накидку. Если хочешь, могу поделиться полученными знаниями.

Рон пожал плечами, и, посчитав его жест за согласие, я начал:

— Так вот, вся хитрость в том, что вуаль должна находиться в постоянном движении. Если девушка остановится, накидка просто повиснет, как кошачий хвост, и это будет ужасно глупо выглядеть. Но еще глупее получится, если хозяйка вуали сядет или ляжет. Тогда ее одеяние поднимется футов на пять, а потом застрянет в каких-нибудь кустах — представляешь себе такую картинку? Хозяйка накидки должна непрерывно двигаться, иначе весь эффект пропадет. Теперь понимаешь, почему любого, кто пытается ее остановить, девушка встречает так неласково?

— Спасибо, что просветил. — Рон посмотрел туда, где вдали между деревьями мелькал язык синего пламени. — В следующий раз, увидев красотку в такой одежде, я сперва пойду рядом с ней, а уж потом начну делать ей комплименты.

— Правильно сделаешь. Такие накидки стоят бешеных денег, и девушки, сумевшие их купить, не пожертвуют полученным эффектом даже ради самого Казановы…

Рон тяжело вздохнул, и я решил сменить тему:

— А где вы набрали камней? Мне казалось, что в Парке нелегко раздобыть метательные снаряды.

— Каких камней? А, да. Мы нашли одно место, где на поверхность выходит главный делитель водозабора, и отбили несколько кусков бетона.

Рон взглянул на своих товарищей по борьбе, вернувшихся к камнеметанию, и вдруг крикнул:

— Вот это да! Кажется, они его сбили! Пошли, Рассел, пошли скорей!

Королевский Парк Свободы представлял собой модель добропорядочной анархии: за соблюдением единственного здешнего закона «Не подними руки на ближнего своего» следили маячившие над головой полицейские системы наблюдения. Всякий акт насилия немедленно пресекался, причем превентивная мера была одинакова как для нападающего, так и для потенциальной жертвы. Стоило кому-нибудь нарушить правило о ненападении, и ближайший золотистый шар тут же обездвиживал обоих противников. Потом полицейский «глаз» наблюдал за тем, как оба парализованных приходят в себя. Как правило, этого оказывалось достаточно.

Конечно, люди время от времени кидали камни в полицейские шарики. Разве это не Парк Свободы, в конце концов? Но я еще ни разу не видел, чтобы кому-нибудь удавалось сбить «глаз», хотя и слышал о двух-трех подобных случаях.

— Да пойдем же скорей, пока они его не растоптали! — Рон тащил меня за рукав, то и дело порываясь перейти с шага на бег трусцой. — Я, правда, говорил им, что система нужна мне целехонькой, но разве людям что-нибудь втолкуешь?

— Это же Парк Свободы, вот они и пользуются ею…

— Да, но сбили-то они мячик моими камнями!

— Кстати, где ты набрал таких снайперов, Рон? В первый раз вижу, чтобы кому-то удалось сбить полицейскую систему слежения.

— Эти парни играли в бейсбол, а я подошел и сказал, что мне нужен полицейский глаз, вот они и пообещали, что достанут его… Понимаешь, для моей новой работы мне позарез требуются золотистые оболочки — чем больше, тем лучше. Тогда я создам нечто потрясающее!

— Понятно.

Рональд Коул отдал душу сразу двум всепоглощающим страстям: он был и художником, и изобретателем. Причем тем и другим он занимался совершенно бескорыстно. С помощью паяльника, проводков, отражательных пластин, кусков пластика и тому подобного хлама Рон умудрялся сотворять невиданные вещи.

Спрос на авангардное искусство всегда был не слишком велик, и все же время от времени Рону удавалось кое-что продать. Вырученных денег с лихвой хватало на приобретение новых материалов для его шедевров, тем более что большая часть «сырья» попадала к Коулу с чердаков и помоек. Иногда (очень редко) он натыкался на богача, который отваливал ему за приглянувшееся творение жирный кусок; тогда Рон надолго забывал о нужде, но нормальнее не становился. При всем том он был гением — на свой лад — и добрейшим парнем.