Легенды о старинных замках Бретани - Страница 32

Целых три года провел рыцарь в чужих краях и, наконец, вернулся домой с богатой добычей: бился он в Испании с сарацинами, и много всякого добра привез он оттуда. Привез он с собою и юношу с черными курчавыми волосами, пламенным взором и мужественным лицом. Юноша был родом испанец, но в детстве украли его сарацины, и теперь, когда отбил его у них рыцарь, — сам не знал он, где искать ему своих родных, а потому добровольно последовал за своим освободителем.

— Не было у тебя оруженосца, Гиацинта, и вот, я привез тебе его, — он тебе совсем под стать, — сказал рыцарь дочери, указывая на юношу.

— На что мне твой оруженосец? Лучше привез бы ты мне сарацинский ятаган да дамасский кинжал, — отвечала девушка.

— Ну, и за этим дело не станет: довольно привез я тебе всякого добра.

Поступил юноша в оруженосцы к Гиацинте, — всюду следовал он за молодой девушкой, нося ее оружие и следя за нею пламенным взором.

Понемногу привыкла Гиацинта к своему оруженосцу, а потом и полюбила его, — полюбила всею силою своей дикой и необузданной души и не могла скрыть этого. И сам юноша был столь же дик и необуздан и с такою же страстью любил Гиацинту.

И стала вдруг Гиацинта такой тихой и смирной, — словно прирученная птичка: забыла она охоту и все свои воинственные забавы, и целыми днями сидела со своим оруженосцем, не спуская с него глаз. Рыцаря опять не было дома, но видела это мать девушки, замечали слуги замка, и все со страхом ждали возвращения отца. И вот, вернулся он вдруг неожиданно ночью и тут же случайно подслушал пламенные речи юноши и своей дочери.

Никому не сказал он ни слова и только позвал к себе своих верных пажей и телохранителей и тихо отдал им какое-то приказание.

Наутро позвал он к себе дочь свою и сказал ей:

— Просватал я тебя за старого графа Тулузского. Храбр и отважен он, хотя и немолод, и будет он тебе под стать по привычкам и вкусам.

Побледнела, как смерть, Гиацинта, но, гордо выпрямившись, сказала:

— Нет, отец, не бывать мне графиней Тулузской.

— Почему же не бывать тебе графиней Тулузской? Или, быть может, выбрала ты уже себе мужа по сердцу из храбрых рыцарей, приезжавших в наш замок? Хотя, правду сказать, и не пристало девушкам самим выбирать себе женихов, — дело это их отца и матери, но назови своего избранника, — может статься, и я найду возможным сделать тебе угодное, хотя рыцарское слово мое и дано уже графу Тулузскому.

— Люблю я Карлоса, моего оруженосца, — отвечала она, — ему поклялась я в верности, и ничьей женой не буду я, если не отдашь ты меня за него.

— Позови же его сюда и спроси при мне, согласен ли он взять тебя за себя. Сдается мне, что, сколько ни ищи, не найдешь ты его в этом замке. Этот нам не помеха! Нынче осенью приедет сюда граф Тулузский, и, не теряя времени, тогда же сыграем мы свадьбу.

Побледнела Гиацинта и бросилась искать своего оруженосца, но так и не нашла его нигде, сколько ни искала. Наконец, верная собака его выдала ей тайну: не умолкая, выла она во рву замка, охраняя тело своего господина, и на вой ее пришла туда Гиацинта, — с раздробленным черепом, без дыханья лежал там ее милый. Стала было она приводить его в чувство, обмывать его раны, но мертвого не вернешь уже к жизни!

Зарыли тело оруженосца слуги Гиацинты у самой ограды парка; посадила она иву на его могиле и так обильно поливала ее слезами, что вскоре разрослась она в большое развесистое дерево.

Весна и лето, осень и зима сменяли друг друга обычной чередой, и вот, снова настала весна, а вместе с нею вернулись в замок радость и веселье: снова готовился в замке пир на весь мир. В замковом зале пылало саженное пламя, на столах приготовлены были жареные бараны, телята и чуть ли не целые быки; целые бочки с вином, медом и вином стояли на подставках, а те, что были величиной с любой крестьянский дом, стояли прямо на полу. Гости пили, ели, веселились. Но не крестины праздновали на этот раз в замке, а праздновали свадьбу Гиацинты с графом Тулузским.

Настоял-таки на своем рыцарь, да только на радость ли ему это? Невеста сидела, разодетая в шелка и бархаты, вся сияла драгоценными каменьями, но была бледна, как смерть; жених сидел в полном рыцарском вооружении и был красен, как молодое вино. Не смотрела на него Гиацинта, — не спускала она глаз с неба, усеянного звездами; жених же только и смотрел, что на свою невесту.

Кончился наконец свадебный пир. На завтра назначены венчание и отъезд молодых: очень спешил граф Тулузский домой, в свой замок.

Вот наступила и ночь, — последняя ночь, которую проводила Гиацинта в родном своем замке. Щемила ей сердце тоска, не могла она заснуть, и, пользуясь тем, что весь замок погружен был в глубокий сон, вышла она в парк, а оттуда за ограду, и села на могиле своего оруженосца. Долго сидела она тут, — не хотелось ей возвращаться в свою башню. В воздухе было тихо, и мягкий лунный свет озарял могилу, и, казалось, даже ива подняла свои ветви, стремясь к небу.

Подняла и Гиацинта взор свой к этой темной синеве, и показалось ей, будто какой-то прозрачный светлый образ спускается к ней с высоты.

Узнала в нем она своего оруженосца и, протянув к нему руки, стремилась обнять его. Но видение было слишком воздушно и прозрачно для того, чтобы рука смертного могла ощутить прикосновение к нему.

Прозрачный образ, казалось, уже снова готов был подняться в свою темно-синюю высь.

— Не улетай без меня, возьми меня с собою! — умоляла его Гиацинта, простирая к нему руки.

Протянул к ней руку светлый призрак, и почувствовала Гиацинта, что она как будто отделяется от земли и поднимается на воздух, все выше и выше. Вот уже летит она выше облаков, которые, казалось ей, проносились где-то там, далеко внизу. Пролетала она под светлыми звездами, и они словно становились все больше и больше, разгорались все ярче и ярче. Переживала Гиацинта чудные мгновения, но все же какая-то тоска щемила ее сердце, — сладко, томительно сладко было ей и вместе с тем так страшно больно.

— Пора вернуться на землю, — тихо шепнул ей призрак.

— Нет, нет! Еще минутку! — молила она, прижимаясь к нему.

— Пора! Время здесь не имеет значения.

— Нет, нет! Еще минутку, еще одну секунду! — умоляла она.

Наконец, спустились они на землю. Нежно поцеловал Гиацинту призрак и растаял в прозрачном воздухе чуть забелевшего утра.

Вернулась Гиацинта в свою башню и удивилась, — было там темно и пусто; в полном упадке и запустении стояли ее мрачные своды, и только выбежавшие на шум ее шагов мыши со страхом бросились в стороны и попрятались в камнях обвалившихся стен.

Страшно стало Гиацинте, и поскорее вышла она из башни.

Хотела было она пройти в главную часть замка, но и ее уже не существовало: уцелели только две стены, по которым вился дикий плющ.

Бродила по развалинам старуха, набирая на заре каких-то трав. Обратилась к ней Гиацинта с расспросами, но та не поняла ее и только очень испугалась.

Вышла девушка на дорогу и пошла по направлению к горам, но ничего не узнавала она тут: все было здесь новое, — и дороги, и места, и люди, и говор.

Увидала она, наконец, церковь и пошла к ней. У церковных дверей на пороге встретила она незнакомого священника в странной одежде и, с удивлением глядя на него, стала рассказывать ему, как в прошлую ночь на одну минуту поднялась она к небу, провела там всего лишь три мгновенья, и за эти три мгновенья все изменилось здесь, на земле, — не нашла она ни своих близких, ни своего родного замка: все было уже здесь другое и чужое.

С трудом понял ее кюре новой церкви и сказал ей:

— В эти три мгновенья твоего полета протекло триста лет человеческой жизни. История твоя записана в хрониках замка, и там сказано, что исчезла ты в ночь перед свадьбой, и нигде не могли отыскать тебя. Пойдем, помолимся вместе, чтобы Господь умилосердился над тобою и послал тебе успокоение.