Легенды о старинных замках Бретани - Страница 15

Последним отпрыском этого рода был мрачный Ивон Кербеннес, — «Кровавый барон», как звали его в Бретани. Много ходило слухов о его жестокости и об ужасах, совершавшихся в его замке, и никто, при таком соседе, не мог считать себя в безопасности. Но весь страх соседей перед Ивоном был ничто сравнительно с тем ужасом, который овладел ими, когда вдруг распространился слух о смерти младшего его брата, еще юноши, будто бы застигнутого на берегу приливом, а в действительности найденного рыбаками во время отлива в прибрежных камышах, с привязанными к ногам гирями. Времена тогда были крутые: над Бретанью тяготела рука страшного Людовика XI, женившего сына своего на единственной наследнице бретонского герцога, Анне, почти против ее воли. Барон Ивон Кербеннес пользовался большим расположением любимца Людовика, известного Оливье, и всегда мог рассчитывать на его покровительство, а потому никто не посмел поднять дела о смерти юноши. Но в народе с тех пор прозвали Ивона «Кровавым бароном», и каждый думал только о том, как бы не попасться ему на глаза.

Вскоре после гибели брата задумал Ивон жениться и кстати вместе с тем округлить и свои владения, порядком уже округленные благодаря смерти младшего брата. Принялся Ивон разъезжать по соседним замкам, высматривая себе невесту, но как-то ни одной не находил себе по мысли. Из страха всюду принимали его с большими почестями, и мысль об отказе никогда не приходила ему в голову, — лишь бы невеста оказалась ему по вкусу.

Но вот узнал он, что у одного богатого соседнего дворянина была единственная дочь, — необыкновенная красавица. Брак с нею показался ему подходящим во всех отношениях и, не раздумывая долго, послал он сватов.

— Клотильда посвятила себя Богу и на днях уезжает в монастырь, — отвечал сватам отец молодой девушки.

Остолбенел от удивления Ивон, узнав об этом ответе, вскочил на лошадь, помчался, не помня себя, и как ураган ворвался во двор к соседу, — бретонскому дворянину. Почтенный старик вышел к нему навстречу и вежливо пригласил его в свой дом.

— Я хочу видеть дочь вашу и от нее от самой узнать решение моей судьбы, — проговорил Ивон, задыхаясь от злости.

Клотильда вышла к нему, и ахнул барон от восторга, — никогда еще не видал он такой красавицы: сама Мадонна, казалось, сошла с полотна и стояла пород ним.

Выслушал Ивон ее отказ и засмеялся.

— Даю вам обоим три дня на размышление, — сказал он и уехал.

Через три дня явился он снова с вооруженной шайкой, но Клотильды нигде не оказалось, хотя Ивон со своими людьми тщательно осмотрел все углы и закоулки большого дворянского дома. И как ни пытал он отца Клотильды и его слуг, так и не узнал он, куда она скрылась. В досаде и злости приказал тогда Ивон перевязать обитателей замка и поджечь его со всех четырех сторон.

Так прошло года два, и вот, донесли ему, что Клотильда живет у своей тетки, аббатисы монастыря в Понт-Круа, и скоро должна произнести обет полного отречения от мира. Не теряя времени, поскакал Ивон в Париж, уверил Оливье, будто обе монахини участвовали в заговоре бретонских патриотов, стремившихся передать Бретань Максимилиану Австрийскому, и без труда добился приказания арестовать их.

Когда привезли монахинь в Париж, старую аббатису подвергли допросу и пытке. Невыносимо тяжело было Клотильде сознавать себя хотя бы и невольною причиною гибели своего отца и страданий старой тетки и, наконец, согласилась она выйти замуж за Ивона.

— Отпустите на свободу мою тетку, и я соглашусь быть вашей женой, — сказала она Ивону.

Обрадовался Ивон, обещал исполнить ее просьбу и на третий же день пышно отпраздновал свою свадьбу, на которой присутствовал сам Людовик XI. Свадьба пришлась как раз в Иванов день.

На другой день после свадьбы спросила Клотильда о своей тетке, но оказалось, что Кровавый барон на радостях забыл отдать приказание о прекращении пытки, и старушка уже умерла.

Ничего не сказала Клотильда своему мужу и во всю свою недолгую жизнь не сказала с ним больше ни одного слова, не бросила на него ни одного взгляда. Тем не менее, Ивон любил ее как безумный, и чем грустнее и бледнее становилась она, тем сильнее разгоралась его страсть и с тем большим наслаждением он ее мучил.

Ровно через год, в Иванов же день, родилась у них дочь, и Клотильда не прожила и пяти минут после ее рождения.

— Одна жизнь приходит на смену другой, — сказала она, улыбнувшись в первый раз со дня своего замужества.

Но улыбка эта была обращена не к Ивону: как жила Клотильда, так и умерла, не бросив на него ни взгляда, не сказав ему ни слова.

В отчаянии диким зверем кидался Ивон по своему замку, богохульствовал, кричал, бился головой о стены, но было поздно.

Еще мрачнее стал Ивон после смерти своей жены. Крепко-накрепко заперся он в своем замке и жил в полном уединении, почти никуда не выезжая и никого к себе не принимая. Все свое время проводил он с маленькой дочкой, — второю Клотильдой.

Опасаясь, как бы кто-нибудь не восстановил ее против него, рассказав ей о судьбе ее матери и обо всех совершенных им ужасах и жестокостях, он охранял ее, как коршун стережет свою добычу, и всем, жившим в доме, было строжайше запрещено заговаривать с нею во время его отсутствия.

Так девочка росла одна-одинешенька, бледная и грустная, и как ни трудно было ей узнать историю своей матери, но, видно, и у немых стен являются иногда уста, и вторая Клотильда, подобно покойной, никогда не могла смотреть на Кровавого Барона без ужаса и отвращения.

Долго ждал Ивон ласки от своей дочери, наконец, начал терять терпение. Он не мог не любить ее всеми силами своей души, и в то же время как будто начинал и ненавидеть ее и постоянно искал случая чем-нибудь досадить ей и как-нибудь выместить на ней свою душевную муку и тоску. Но Клотильда была так ко всему равнодушна и холодна, что все усилия его, казалось, разбивались о ее холодность.

Время шло, и вторая Клотильда выросла такою красавицей, что, несмотря на весь ужас, внушаемый соседям Кровавым бароном, в замок начинали наведываться женихи. Ревниво следил за своею дочерью Ивон, — хотелось ему выдать ее хорошо замуж, и в то же время он приходил в ярость при мысли, что кто-нибудь другой мог получить то, чего не мог добиться от нее отец, — ее привязанности. Но как пристально ни следил он за нею, Клотильда по-прежнему оставалась неизменно равнодушна и холодна.

— Знаешь ли Клотильда, что граф Руанский присылал к тебе сватов?

— Что же, батюшка, вы ведь ответили уже, как нашли нужным.

— Да, я отказал им.

— Вот и прекрасно.

— Вот, горбун-маркграф Магдебургский заслал разведчиков, не отдам ли я тебя за него замуж. Это отличная партия, и я охотно согласился бы, если бы ты не была против него. Говорят, все горбуны очень злы, но ведь ты, конечно, сумеешь с ним поладить.

— Если вам угодно, чтобы я вышла за этого маркграфа, я послушаюсь вас, батюшка.

Но и маркграфу отказывал Ивон, — боялся он, что Клотильда будет счастливее даже и за таким мужем, чем в своем родном доме, и что даже злой горбун будет видеть от нее больше привета, чем родной ее отец.

Но вот, с тревогою в душе начал он замечать, что Клотильда как будто совершенно изменилась: не осталось в ней ни прежней холодности, ни прежнего равнодушия: веселее расхаживала она по замку, непринужденнее беседовала с приезжавшими гостями, охотнее принимала участие в празднествах и увеселениях, устраивавшихся в соседних замках.

«Что это могло так изменить ее?» — с ревнивою тревогою спрашивал себя барон, но ничего не мог доискаться.

Кроме погибшего так ужасно младшего брата, была у Ивона еще сестра, — единственное существо, которое никогда не могло поверить, чтобы он оказался способен на такое низкое вероломство. Она была вдова и на смертном одре поручила Ивону своего единственного сына, — круглого сироту. Мальчика звали Луи ле Ренн. Луи под влиянием матери сначала обожал дядю, один только никогда не боялся его и выказывал ему полное доверие. Зол и жесток был Кровавый барон и с радостью смотрел, как тряслись перед ним все, с кем ни приходилось ему встречаться, но со смерти жены его преследовали такая тоска и такое чувство одиночества, что доверие и привязанность мальчика тронули даже и его черствое сердце. По мере того, как подрастала Клотильда, в сердце отца ее рядом с безграничною любовью росла и крепла такая же безграничная ненависть к ней. Ничего подобного не чувствовал он к своему племяннику: любовь его к нему становилась все нежнее, крепче; на него возлагал он все свои надежды, в нем видел наследника своих родовых земель. Пока Луи и Клотильда были еще детьми, глядя на них, Ивон не раз мечтал, что со временем он соединит их браком и после смерти своей нераздельно передаст им все свое богатство.