Легенды о старинных замках Бретани - Страница 13

Надоела графине меланхолия ее маленького сына, и она всячески старалась развеселить его. Раз позвала она его в большой замковый зал и, показывая ему на портреты его гордых предков, закованных в латы, и их жен, в узких белых платьях, с огромными шляпами на головах, спросила его:

— Неужели не гордишься ты тем, что принадлежишь к такому знатному роду, и не хочешь продолжать их дела?

— А что же это за дело?

— Они бились с неверными и славились, как гордые и знатные властители Бретани!

— Что же это за дело, — быть властителем Бретани?

Рассердилась угрюмая графиня де Гралон, — не умела она объяснить сыну, чем, собственно, он должен был гордиться, хотя и чувствовала необходимость внушить ему родовую гордость.

— Ты вечно сидишь каким-то сиднем у окна своей башни и Бог знает, о чем думаешь! — сказала она недовольным голосом. — Лучше бы перечитывал историю Бретани, что прислал тебе в подарок святой отец!

— Мне трудно читать: я еще плохо разбираю, и мне хочется погулять вон в том саду, оттого-то я и сижу у окна и смотрю на деревья.

Послала графиня за вдовой бюргера и сказала ей:

— Мой сын, граф де Гралон, желает гулять в вашем саду.

— Я живу вдвоем со своей пятилетней дочерью и буду очень рада принять в нашем саду молодого графа! Мы беспокоить его не станем, — пускай гуляет себе на здоровье!

Поморщилась графиня от этих простых слов необразованной женщины, но делать нечего, — пустила к ней Даниэля: не было другого сада на милю кругом.

Сначала Даниэль приходил в сопровождении целой свиты и часами угрюмо сидел под деревом, но затем свиту перестали отпускать с ним, а слуга, что должен был находиться при нем неотлучно, предпочитал гостиницу бурга прекрасному саду, и Даниэль мало-помалу был предоставлен самому себе или, лучше сказать, хозяйкам сада. Очень дичился он сначала, но маленькая Синт вскоре так подружилась с ним, что дети стали почти неразлучны, и даже в глухую зиму Даниэль и Синт целые часы проводили вместе в саду. Графиня совсем не стесняла мальчика, находя, что на воздухе он становится и крепче, и здоровее.

Прошло несколько лет, и вот маленькая Синт не только выросла, но и стала настоящей красавицей; Даниэль, ее верный товарищ детства, не уступал ей ни в красоте, ни в ловкости, и детская дружба их незаметно росла вместе с ними и превратилась в неизменную всепоглощающую любовь.

Умерла мать Синт, и пришлось им расстаться: молодая девушка уехала в Париж к единственному своему родственнику, старому дяде, а ее дом и сад купила графиня де Гралон для своего Даниэля. Но юноша ни разу не заглянул туда: его родные ланды, замок и даже дом и сад Синт казались ему такой страшной пустыней, что не мог он оставаться тут и стал просить свою мать отпустить его ко двору французского короля: где же, как не там, следует находиться потомку такого знатного рода?

Уехал Даниэль, и осталась его мать в полном одиночестве; целыми днями ходила она по своим пустынным залам, и эхо разносило по всему замку гул ее звонких шагов.

Прошло еще несколько лет. Известия тогда доходили медленно и лишь случайно, но все же знала графиня, что из сына ее вышел доблестный воин: бился он бок о бок с рыцарем-королем[17] и в Италии, и в Пиренеях, и наконец делил плен своего сюзерена в Испании. Целыми днями ходила графиня по своим пустынным залам и не переставала думать о своем Даниэле.

Но вот достигла радостная весть до замка в серых ландах: вернулись и король, и Даниэль из Испании. А затем вскоре пришла и другая весть, — женился граф; сам король был сватом, и пышно отпраздновали свадьбу при дворе.

Какую герцогиню, из какого королевского рода выбрал он себе в супруги? Кто невестка гордой графини де Гралон? Бедная маленькая Синт, дочь хозяйки соседнего сада! Затаила свою злобу графиня и стала готовить замок к приезду молодых.

Весело звонили замковые колокола в один теплый сентябрьский день, извещая соседей о приезде Даниэля с красавицей-женой. Сама гордая мать его вышла навстречу молодым и на пороге замка, согласно обычаю, подала им по золотому кубку с вином, — только в кубке Синт заключался сильнейший на свете яд.

Не захотел Даниэль пить из своего кубка и, отдавая его матери, сказал:

— Вы наша мать и повелительница, вам принадлежит первое место в этом замке, и первый кубок на пороге его надлежит выпить вам; мы же с Синт разделим второй: муж и жена должны делить все пополам!

И с этими словами, смеясь, выпил он половину, а другую выпила Синт.

Побледнела графиня, но промолчала.

К вечеру стояли в парадном зале замка два гроба, а вдоль стен гордые рыцари и гордые дамы с ужасом смотрели из своих рам на это страшное дело.

Звонко раздавались шаги преступной матери: ходила она по опустевшему на веки замку, и люди в страхе отворачивались от нее.

Торжественно похоронили молодого графа в замковой часовне, а бедную Синт, как не принадлежавшую к знатному роду, в ландах, у окна часовни. Положила кормилица Даниэля ветку платана в его гроб, а священник — ветку липы в гроб Синт, и выросли из гробов их платан и липа. Тянулся из часовни платан, тянулся, пока ветви его не разбили окна и не сплелись с ветвями липы, а затем срослись и стволы обоих деревьев.

Преступная мать недолго пережила свое злое дело, и давно лежит она далеко от замка в серых ландах, где похоронили ее согласно ее желанию.

Никто никогда уже не жил в замке со дня ее смерти; шаги ее неумолчно и звонко раздавались по залам и пугали даже самых смелых из наследников. Мир с того времени постарел на несколько сот лет; замок превратился в груду развалин, но окрестные жители даже до сих пор слышат еще звонкие шаги по каменным плитам обрушившихся зал, и до сих пор еще оба сросшиеся дерева растут и покачиваются над этой пустынею, и до сих пор еще существует в народе поверье, будто сорванный с них листок оставляет на сорвавшей его руке неизгладимое пятно.

Сад Синт уничтожен, — его вырубили, и теперь на его месте, на берегу пруда, стоит мельница. Годы быстро и незаметно, как летние тучки, проносятся над этими серыми ландами и темными развалинами. Сгладят они понемногу и следы старинного сказанья, повергнут в прах и оба сросшиеся дерева, — но новая жизнь разовьется в этом царстве смерти и разрушенья, хотя нам и не суждено ее видеть.

Остров, называемый Замковым (Ile du Château), находится на севере Бретани, у самого входа в Порт-Бланк. Северная часть его представляет собой величественные скалы из серого гранита, покрытые густым сосновым лесом, среди которого до сих пор еще виднеются развалины не то огромного замка, не то каких-то укреплений с таким множеством фронтонов и с такими неизмеримыми трубами, что они кажутся целыми башнями; не верится как-то, чтобы это были развалины одного только замка.

Южная часть острова имеет низкий песчаный берег, служивший в прежние годы кладбищем, где хоронили тела утопленников, выброшенных морем на отмель.

До сих пор виднеются здесь кое-где грубые деревянные и каменные памятники. Остатки стены у самого берега указывают, что и тут когда-то была постройка, — всего вероятнее, церковь или часовня, от которой не осталось никаких воспоминаний.

На всей этой части острова лежит какая-то печать смерти: кое-где лишь пробивается здесь чахлая травка; камни, размытые вечным морским прибоем, точно отполированы и совершенно обнажены; они лишены даже обыкновенного украшения, которым наделяет море все прибрежные валуны и скалы, — гирлянд зеленых и белых водорослей.

Много преданий ходит в народе об этом острове и особенно о его старом кладбище, на котором лет пятьдесят-шестьдесят уже никого не хоронят.

Так, например, местные рыбаки уверяют, что в каждую рождественскую ночь сюда приплывает таинственная лодка, и на берег высаживаются какие-то молчаливые люди и, пройдя некоторое расстояние вдоль берега, исчезают на старом кладбище. Много новых песчаных бугров появляется на нем в эту ночь.