Легенды о самураях. Традиции Старой Японии - Страница 5

Когда они были уже на пути к Таканаве, предместью, где находился храм Сэнгакудзи, стало рассветать, и народ высыпал на улицы, чтобы посмотреть на сорок семь человек, которые в окровавленных одеждах и с покрытым кровью оружием в руках представляли ужасное зрелище. И все как один восхваляли их, удивляясь их доблести и преданности своему господину.

Но каждую минуту ронины ждали, что тесть Коцукэ-но Сукэ нападет на них и отнимет у них голову, поэтому были готовы храбро умереть с мечом в руке. Однако они спокойно достигли Таканавы. Мацудайра Аки-но Ками, один из восемнадцати главнейших даймё Японии (покойный Асано Такуми-но Ками принадлежал к младшей ветви этого дома), был в высшей степени доволен, услышав о событиях последней ночи, и приготовился помочь ронинам в случае нападения на них. Поэтому тесть Коцукэ-но Сукэ не осмелился преследовать их.

Около семи часов утра они проходили мимо дворца Мацудайры Муцу-но Ками, князя Сэндай, который, услышав об их подвиге, послал за одним из своих советников и сказал ему:

– Слуги Асано Такуми-но Ками убили врага своего господина и теперь проходят мимо моего дворца. Я не могу не восхищаться их преданностью, и так как они, должно быть, устали и голодны после геройской ночи, то пойдите, пригласите их сюда и дайте что-нибудь перекусить и выпить вина.

Советник вышел и обратился к Оиси Кураносукэ:

– Господин, я – советник князя Сэндай, и мой господин приказал мне просить вас, так как вы, должно быть, измучены после всего, что вам пришлось вынести, зайти к нему и отведать скромного угощения, которое мы можем предложить вам. Это я говорю от имени моего господина.

– Благодарю вас, господин, – отвечал Кураносукэ, – как мило со стороны его светлости утруждать себя заботой о нас. Мы с благодарностью принимаем его любезное приглашение.

И вот сорок семь ронинов вошли во дворец, где их угостили кашей и вином, и все приближенные князя Сэндай приходили и всячески восхваляли их.

Тогда Кураносукэ обратился к советнику и сказал:

– Мы в долгу у вас за ваше гостеприимство, но, поскольку нам еще предстоит путь в Сэнгакудзи, вынуждены смиренно попросить у вас прощения за то, что покидаем вас так скоро.

И, рассыпавшись в многочисленных благодарностях хозяину, они покинули дворец князя Сэндай и поспешили в Сэнгакудзи, где их встретил настоятель монастыря, который вышел к главным воротам приветствовать их и проводить на могилу Асано Такуми-но Ками.

И когда они подошли к могиле своего господина, то омыли голову Коцукэ-но Сукэ в колодце поблизости и возложили ее перед могилой Такуми-но Ками в качестве подношения. После этого они пригласили храмового священника читать молитвы, пока ронины будут возжигать благовония – первым Оиси Кураносукэ, потом его сын, Оиси Тикара, а затем и каждый из сорока пяти остальных исполнил тот же самый обряд. Тогда Кураносукэ, отдавая все деньги, какие имел при себе, настоятелю монастыря, сказал ему:

– Когда мы, сорок семь ронинов, совершим харакири, прошу достойно похоронить нас. Полагаюсь на вашу доброту. Я могу предложить вам лишь ничтожную сумму, но, как бы мала она ни была, прошу вас употребить ее на заупокойные службы о наших душах.

И настоятель, дивясь преданности и мужеству этих людей, со слезами на глазах обещал исполнить их желание.

А сорок семь ронинов со спокойной совестью стали терпеливо ждать приговора правительства.

Наконец они были вызваны в верховный суд, где собрались префекты города Эдо и ёрики – помощники префекта, и там им был объявлен следующий приговор: «Поскольку вы, не уважая достоинство города и не боясь правительства, сговорились убить своего врага и насильно вторглись в жилище Кира Коцукэ-но Сукэ ночью и убили его, решение суда таково: за свой дерзкий поступок вы должны совершить харакири». После оглашения приговора сорок семь ронинов разделили на четыре партии и передали под надзор четырех даймё, во дворцы последних были посланы от правительства особые уполномоченные, в присутствии которых ронины должны были совершить харакири. Так как все они с самого начала были готовы к тому, что их ждет такой конец, то встретили смерть мужественно. Тела их были перенесены в храм Сэнгакудзи и похоронены перед могилой их господина Асано Такуми-но Ками. И когда молва об их подвиге распространилась повсюду, массы народа стали стекаться поклониться могилам этих преданных слуг.

Среди приходивших сюда помолиться оказался и знакомый нам человек Сацума. Распростершись перед могилой Кураносукэ, он сказал:

– Когда я увидел тебя лежащего пьяным на улице Ямасина в Киото, я не знал, что ты готовишь план отмщения врагу своего господина, и, принимая тебя за бесчестного человека, наступил на тебя ногою и плюнул тебе в лицо. Теперь я пришел попросить у тебя прощения и искупить свою вину перед тобою за прошлогоднее оскорбление.

С этими словами он снова распростерся перед могилой, вынул из ножен кинжал, вонзил его себе в живот и умер. Настоятель монастыря, сжалившись над ним, похоронил его рядом с ронинами, и его могилу до сих пор можно видеть рядом с могилами сорока семи товарищей.

На этом и заканчивается история сорока семи верных самураев.

Ужасная картина жестокого героизма, которой нельзя не восхищаться! В уме японцев это чувство восхищения является чистым и неподдельным; потому-то сорок семь ронинов получают почести, достойные богов. Благочестивые руки поныне украшают их могилы зелеными ветвями и возжигают благовония. Платье и оружие их заботливо сохраняется в несгораемой кладовой, принадлежащей храму, и выставляется ежегодно напоказ восторженным толпам, которые взирают на эти вещи с благоговением, и раз в шестьдесят лет монахи в Сэнгакудзи пожинают обильный урожай в пользу своего храма, устраивая памятную ярмарку или празднество, куда народ стекается на протяжении двух лун.

Однажды серебряный ключ допустил меня частным образом к осмотру реликвий.

Нас, меня и моего приятеля, проводили в задние покои просторного храма, выходящие в один из тех удивительных миниатюрных садов, затейливо украшенных искусственными скалами и карликовыми деревьями, в которых японцы находят особое удовольствие. Настоятель осторожно выносил и открывал для нас один за другим тщательно подписанные и пронумерованные ящики с реликвиями. Что за любопытное собрание старинных тканей, обломков дерева и металла! Самодельные доспехи из кожаных ремней, скрепленных железными полосками, свидетельствуют о той секретности, с которой ронины готовились к сражению. Купить вооружение значило бы обратить на себя внимание, поэтому они изготовили его собственными руками. Старинная побитая молью парадная верхняя одежда, остатки шлемов, три флейты, шкатулка с письменными принадлежностями, которая, должно быть, была уже не совсем новой в эпоху трагедии, а теперь рассыпается на куски, и эти превращающиеся в лохмотья штаны из бывшей роскошной шелковой материи, теперь уже истлевшие и обтрепанные, кожаные ремни, часть старой рукавицы, рукояти мечей, гребни шлемов и родовые гербы моны, острия копий и кинжалы, последние рыжие от ржавчины, но с отдельными более ярко окрашенными пятнами, словно фатальные кровавые пятна так и не были с них стерты, – все это почтительно показывали нам. Среди всего этого хлама было несколько документов, пожелтевших от времени и сильно потертых на сгибах. Один из них представлял собой план помещений Коцукэ-но Сукэ, добытый одним из ронинов путем женитьбы его на дочери строителя дома.

Три свитка показались мне столь любопытными, что я получил разрешение сделать с них копии.

Первым из них является расписка, данная слугам сына Коцукэ-но Сукэ в обмен на голову отца их молодого господина, которую храмовые священники вернули им. Вот она: