Легенды леса 1. За краем леса (СИ) - Страница 34

Снег на дне чаши был изрядно вытоптан. Люди собирались тут группками, что-то обсуждали, непрерывно курсировали то вверх, к кострам и палаткам, то вниз. Со стражами здоровались, но не как со знакомыми. Должно быть, представители каких-то дальних поселений. Но вдруг один из мужчин оглянулся и тут же решительно зашагал в сторону новоприбывших. Очень широкоплечий, с маленькими глазами и большим мясистым носом; больше ничего не удавалось разглядеть, поскольку на голове его красовалась настоящая грива: копна густых длинных волос, усы и мохнатая борода, – с такой никакой шапки не нужно. На поясе у него висел длинный меч, несколько неуместный в контексте сборища. Страж, сразу понял Кайтен. При виде этого человека Ан-Таар остановился; его лицо приняло отрешенное выражение, мускулы закаменели.

– Таар! – громогласно взвыл бородатый страж. – Явился, наконец, несносный мальчишка!

Кайтену показалось, что его наставник слегка вздрогнул. Впрочем, скорее всего показалось.

– Что это за панику ты поднял? – продолжал непонятный бородач. Хоть он уже подошел к собеседнику вплотную, голос его не стал тише. – Круг собрал, ну надо же! Что, сам не мог разобраться?

Ан-Таар смотрел в глаза этого человека холодно и безразлично. Тот расхохотался.

– Разговорчивее не стал за эти годы. Надеюсь, хотя бы на круге молчать не будешь? Ладно, ладно, – он потрепал Таара по плечу. – Не дуйся. Но смотри у меня, – тут голос его стал строг, – чтобы рассказал что-нибудь по-настоящему интересное. Если окажется, что я ехал в такую даль из-за ерунды, получишь.

Он резко развернулся и пошагал обратно к прежним своим собеседникам. Таар весь как-то обмяк. Он выглядел смущенным.

– Да, это мой учитель, – нехотя проворчал он.

– Ничего себе! – выдохнул Кайтен, расправляя плечи. Он только теперь обнаружил, что невольно сжался при первых трубных звуках этого голоса. – Но… как бы это сказать… он не показался мне особенно… сдержанным.

– Так и есть, – Таар вздохнул. – Я ведь говорил тебе, что каждый страж находит свой способ управлять эмоциями. У него способ самый неприятный: он просто немедленно сбрасывает все, что возникает, на окружающих. В каком-то смысле, он действует так же, как и лес. Он не дает чувствам осесть в душе и закрепиться. Избавляется от них немедленно. И тут самое главное, чтобы его собеседник не подхватил эмоцию, а погасил ее. Естественно, что самое большое раздражение вызывают именно ученики. И он не смог бы учить кого угодно, но ему повезло с нами. Ноэн всегда был себе на уме и не обращал внимания на его вопли, а я научился не поддаваться злости еще до того, как попал в ученики. Поэтому только ему и удалось выучить нас обоих. Но в то время… – Тут Таар отвернулся и рассеянно поглядел в небо. – В общем, тогда я дал зарок, что никогда не стану орать на своего ученика.

– Я этому только рад, – Кайтен неловко улыбнулся. – Знаешь, если бы мне попался учитель вроде него, я бы давно сбежал.

Таар криво усмехнулся и кивнул. Кайтен видел, что он стыдится произошедшей сцены. Еще бы: взрослому человеку на ровном месте получить выволочку от бывшего учителя, да еще в присутствии ученика! Кайтен решил больше не напоминать о случившемся.

***

Круг состоялся на следующее утро. Кажется, все, кого оповестили, уже собрались, и решено было больше никого не ждать. Люди расселись внизу на шкурах, ветках и просто на снегу. Были здесь не только стражи, но и прочие члены элитарного сообщества: ведьмы, следящие, ученые и писцы, – представителей этих последних профессий Кайтен прежде не видел.

Первым говорил Ан-Таар, как организатор. Он подробно рассказал обо всем, что произошло с ним, не умолчав и о самом натуральном предательстве со стороны одного из стражей (сообщение это было встречено возмущенным ропотом). Пересказал он и услышанное от Ретофы; вряд ли кто-то из присутствующих понимал, что происходит вне леса. Затем началось обсуждение. Говорили по очереди, потом принимались галдеть все разом, спохватывались, наводили порядок, снова давали слово оратору.

А ситуация складывалась неприятная. Она даже производила впечатление неразрешимой. Прежде всего: воевать нельзя. Страшно подумать, как отреагирует лес на подобное побоище. Другой оратор, из стражей, пытался отстаивать ту точку зрения, что зимой оно ничего, можно, лес-то спит и ничего не поймет. Ему возражали хором несколько следящих. Даже если ты спишь, это вовсе не значит, что ты не реагируешь на внешние раздражители. Если ты вина напился и спишь мертвым сном, это же не значит, что тебя можно безнаказанно палкой в ребра тыкать. Проснешься с синяками, то-то будешь доволен. Да и во сне непременно что-нибудь гадкое приснится. И в каком настроении проснется весной лес после таких ночных кошмаров?

Прочие предлагали посмотреть на ситуацию под другим углом. Ну, допустим, можно зимой воевать. А кто станет это делать? Держать в руках оружие умеют только стражи. Сколько их наберется по окрестным селениям? Десятка три? Даже если посчитать дееспособных учеников, цифра смешная. И даже если предположить, что существуют еще охотники с их луками, то на них никакой надежды. Они не смогут стрелять в человека.

– Я тоже не смогу рубить человека! – заорал кто-то из стражей.

Пустить дело на самотек означало несколько лет выдерживать нашествия тысяч тварей. Сколько? Этого никто не мог сказать, поскольку даже Ретофа понятия не имела, сколько потребуется времени, чтобы прорубить лес насквозь. Это означало не только постоянную опасность, но и голод. Не выйти из дома, не отойти от дверей, не поработать в поле, не собрать плодов. Можно забыть и об охоте. А сколько погибнет стражей? Семьи будут поставлены на грань уничтожения, все семьи, с севера до юга. Где можно укрыться? Разве что за хребтом, но он неодолим. А поселения семей никогда не были огорожены даже хилым забором, не говоря уж о крепостной стене.

Собрание постепенно приходило в отчаяние. Нужно сражаться, говорили одни. Это самооборона, лес нас поймет. Другие возражали, что лесу это совершенно безразлично. И что сражение изначально обречено на поражение. У тех-то люди не закончатся! Придет армия с огнестрельным оружием (это уж Кайтен, не удержавшись, взял слово), и всех вояк попросту перестреляют.

Тогда попросила слова Ретофа. Кажется, у нее уже появилась некая идея, потому что сообщила она кругу несколько больше, чем стражам за столиком ресторана. Свою идею она не озвучила, но речь составила так, чтобы кто-нибудь непременно подумал о том же.

Железная дорога, говорила она, проект довольно странный. В том смысле, что в него никто по-настоящему не верит. Это глобальный замысел, стройка века, рискованное предприятие, которое, если удастся, прославит в веках действующего премьер-министра. И, несомненно, позволит ему дольше продержаться на этом посту. Это его, премьера, единоличная затея. Но точно так же, как он не верит в монстров леса, так же все остальные министры не верят в железную дорогу. Что-нибудь непременно сорвется, говорят они. Не зря же лес для стольких поколений – строжайшее табу. Нет, они не знают точно, что там, за краем леса. Нет, они не суеверны. Просто не уверены.

Собрание начинало многозначительно переглядываться. Забрезжила надежда, начало вырисовываться некое решение, которое могло позволить с некоторой долей вероятности разрешить ситуацию. Да что там, из всех предложенных здесь вариантов этот оказывался единственным, у которого были хоть какие-то шансы. Но никто не решался высказать эту мысль вслух. Надо полагать, все опасались, что исполнять ее придется тому, кто первым озвучит.

И тогда поднялся Ан-Таар.

– Я понял, к чему клонит разведчица из-за гор. Обезглавить тварь – достаточно надежный выход. Без главного лидера и вдохновителя есть шанс, что стройка загнется. Если больше никто не считает этот проект осуществимым, скорее всего, они решат не продолжать. Особенно после загадочной кончины главного руководителя. Думаю, я сумею не попасться.

– Ты? – воскликнул кто-то с долей сомнения, но больше в этом голосе было надежды и облегчения.