Легенды Космодесанта - Страница 90

Ярл упал на колени. Его генетически усовершенствованный организм поразила двойная доза яда — наркотики и безумие. В глазах Астартес потемнело. Даже могучее тело космодесантника не в состоянии было вынести большее.

Но с темнотой пришла ясность.

Лишенный воздуха, неспособный вдохнуть ни глотка кислорода, он беззвучно прошептал одно слово, так и не покинувшее темницы опаленного шлема:

— Завьен!

Завьен крутанул шею Ярла в сторону, ломая позвоночник и не ослабляя удушающего захвата.

Он стоял так некоторое время. На мертвую деревню опустилась ночь, когда перчатки воина наконец-то разжались и тело Ярла мешком повалилось на землю.

Там, среди убитых им, безумец обрел вечный покой.

— Все кончено, — сказал Завьен по вокс-каналу своего отделения.

Ответом ему было молчание. Воин прикрыл глаза.

— Ярл мертв, братья. Все кончено.

Он решил завершить то, что начал его брат. Крупица здравого смысла может таиться и в безумии.

Тела следовало сжечь. Не для того, чтобы очистить их от некой воображаемой ереси, а чтобы уничтожить следы случившегося.

Этого не должно было произойти. Ни здесь, ни на Высоте Гая. Они навлекли на себя проклятие, и единственное, что оставалось, — сражаться так истово, как только возможно, пока судьба их не настигнет.

Когда церковь вспыхнула и клубы черного дыма повалили к загрязненному небу, на горизонте раздалось ворчание моторов.

Орки. Враг наконец-то добрался сюда.

Завьен стоял среди языков пламени, безразличный к их жару. В руке он сжимал цепной топор. Огонь привлечет ксеносов. Завьену ни за что не удалось бы оборонять от них целую деревню, однако мысль о том, что он сможет перед смертью вкусить крови врага, воспламенила в нем жажду убийства.

Клыки его зачесались, когда машины затормозили за изгородью.

Нет. Моторы звучали слишком чисто, слишком ровно.

Это действительно был враг. Но не зеленокожие.

Я отхожу от церкви. В руке моей сломанный боевой топор.

Их двадцать. Они одновременно поднимают болтеры. Синхронность их движений, пусть и не столь отточенная, как у Астартес, впечатляет. Сестры из ордена Серебряного Покрова. Серебряные корпуса их танков и серебристые доспехи окрасились в мерцающий красновато-оранжевый цвет пламени — того самого огня, который должен был скрыть наши грехи.

Двадцать стволов направлены на меня.

Жажда исчезает. Желание отведать крови медленно отпускает. Я уже могу его контролировать.

— Мы были на Высоте Гая, — выкрикивает старшая из сестер.

Их глаза щурятся на свет пламени за моей спиной.

Я остаюсь неподвижным. Я просто отвечаю:

— Я знаю.

— Мы обратились в инквизицию с прошением об уничтожении твоего ордена, Расчленитель.

— Я знаю.

— И это все, что ты можешь сказать в свою защиту, еретик? После того как перебил отряд нашей сестры Амалии Д'Ворьен? После того как истребил целую деревню?

— Вы пришли, чтобы свершить правосудие, — отвечаю я. — Так сделайте это.

— Мы пришли, чтобы защитить эту колонию от твоего мерзостного святотатства!

Они все еще боятся меня. Даже теперь, когда я стою один против многих и в руке моей лишь сломанный топор, они меня боятся.

Я оглядываюсь через плечо, туда, где догорает наследие Ярла. Языки янтарного пламени вырываются из пожарища. Похоронный костер моего брата и свидетельство того, чем все мы стали. Памятник нашему падению.

На Кретации мы сжигаем мертвецов. Так много моих соотечественников погибает от яда, звериных клыков и становится жертвами гигантских хищных ящеров, что умереть и быть сожженным — честь для нас. Знак того, что тебя не забрали джунгли.

Этого не должно было произойти. Ни здесь, ни на Высоте Гая.

Двадцать болтеров открывают огонь, прежде чем я успеваю обернуться.

Я не слышу выстрелов. Я не чувствую острой, мучительной боли, предвещающей смерть.

Все, что я слышу, — это рев короля-ящера с Кретации, ярость, закипающую в его рептильной глотке, когда он ступает сквозь джунгли моего родного мира. Карнозавр, огромный, закованный в черную чешую, криком бросает вызов ясным, чистым небесам.

Он охотится на меня. Он охотится на меня в эту самую секунду, как охотился долгие годы, с первого дня моей второй жизни.

Я протягиваю руку к копью, и…

Завьен прижимает оружие к груди.

— Это сама смерть, — шепчет он своим соплеменникам, притаившимся в зарослях рядом с ним.

Язык Кретации прост и примитивен — немногим больше, чем рудименты настоящего языка.

— Король-ящер — это сама смерть. Он пришел за нами.

Карнозавр делает еще один неторопливый шаг. Трясется земля. Зверь дышит коротко и отрывисто: рот широко распахнут, челюсть отвисла, обонятельные рецепторы выискивают новые запахи. В пасти подрагивает серый язык размером со взрослого человека.

Копье, которое Завьен твердо сжимает в руке, он сделал сам. Длинное древко из темной древесины и наконечник, закаленный на огне. Уже третий год — с его десятой зимы — Завьен ходит на охоту с этим копьем, добывая пропитание для племени.

Но сегодня он охотится не для племени. Сегодня, под жарким полуденным солнцем, обжигающим спины его товарищей, он охотится потому, что в джунгли пришли боги. Потому, что они наблюдают. Племя не раз видело богов в доспехах из красного металла и черного камня. Боги всегда оставались в тени, наблюдая за отрядами охотников, преследующими добычу.

Если охотник хочет поселиться в раю среди звезд, он должен хорошо охотиться в тот день, когда боги приходят в джунгли.

Завьен завороженно смотрит на гигантского короля-ящера, не в силах отвести взгляд от красных слезящихся глаз с вертикальными зрачками.

Он поудобнее перехватывает сделанное им копье.

Взмолившись о том, чтобы боги стали свидетелями его храбрости, он с пронзительным криком бросает копье.

Расчленитель рухнул на окровавленную землю, лицом в пыль.

— Прекратите огонь, — мягко сказала старшая сестра Мерсия Астаран.

Ее сестры немедленно повиновались.

— Но он еще жив, — заметила одна из них.

Это было верно. Мучительно медленно, вытянув одну дрожащую руку, воин полз по грязи. За ним оставался темный след крови и деталей разваливающегося на части доспеха.

Еще раз подняв трясущуюся руку, он впился пальцами в землю и подтянул себя на полметра ближе к дверям горящей церкви.

— Он пытается сбежать? — спросила одна из младших сестер, не желая выказать восхищения выносливостью еретика.

Одна его рука была перебита в локте, обе ноги ниже колен превратились в кровавое месиво. Из мешанины осколков, оставшейся от боевой брони, вытекали хладагент и ярко-красная кровь Астартес.

— Вряд ли попытку заползти в горящее здание можно назвать бегством, — рассмеялась другая сестра.

— Он хочет умереть посреди сотворенного им богохульства, — отрезала Астаран.

Выражение ее лица в свете огня стало еще жестче.

— Прикончите его.

Над шеренгой сестер раскатился единственный выстрел.

Пальцы Завьена перестали дрожать. Вытянутая рука упала в пыль. Его глаза, некогда открывшиеся под чистым небом далекого мира, навеки закрылись.

— Что нам делать с телом? — спросила сестра Мерси Астаран у своего командира.

— Пусть отзвуки этой ереси послужат примером, по крайней мере до тех пор, пока зеленокожие не завладеют здешними землями. Вперед, сестры, у нас мало времени. Оставьте эту падаль стервятникам.