Легенды Инвалидной улицы - Страница 22

Тоже неплохо. И надо же было, чтоб Саксону в тот день вздумалось остановить нашего народного кандидата Берла Арбитайло.

— Это, кажется, вас мы будем избирать в депутаты? — спросил он со своего облучка, и Берл Арбитайло имел неосторожность остановиться и кивнуть.

Тогда Саксон задал следующий вопрос:

— Это, кажется, вы чемпион мира по французской борьбе?

Саксон говорил ему «вы», и это уже многим не понравилось.

Берл Арбитайло второй раз застенчиво кивнул.

— Интересно, — сказал Саксон и, сняв с ног одеяло, стал слезать с фаэтона, отчего фаэтон накренился в сторону и чуть не упал набок. На своих слоновых ногах он прошагал на середину булыжной мостовой и, отбросив наземь кнут, радушно протянул Берлу руку.

— Дай пожать мне руку чемпиона, — сказал он при этом.

И Берл Арбитайло простодушно дал. И как цирковые борцы в его руках, так на сей раз он сам, в чем был, в новом, сшитом на заказ костюме и галстуке, тем же манером взлетел на спину Саксону и, описав в воздухе дугу, грохнулся лопатками на булыжник мостовой. Победа была чистой, по всем правилам. Те, кто был рядом, стояли потрясенные и не. могли даже слова сказать. Чемпион мира лежал поверженный на мостовой. Саксон отряхнул ладони и даже вытер их об зипун.

— Так кто же тут чемпион мира по французской борьбе? — спросил он заинтересованно и обвел взглядом всех, будто ища в толпе чемпиона.

На булыжнике лежал экс-чемпион, но заодно лежал и народный кандидат. И это чуть не имело потом серьезные последствия. Саксона отвели в участок и продержали три ночи и хотели уже пришить политическое дело. Спасло его только то, что он был стар и абсолютно неграмотен. А также и то, что сам кандидат в депутаты Берл Арбитайло хлопотал за него и грозил, что не будет баллотироваться, если Саксона не выпустят.

Все кончилось благополучно. Саксона выпустили, и он сам отдал свой голос за Берла Арбитайло, и Берл Арбитайло победил на выборах единогласно. Тем более, что конкурентов у него не было.

И все бы вообще хорошо закончилось, если бы не два обстоятельства.

Первое — это то, что очень скоро стали снова ловить врагов народа и нещадно их истреблять. В нашем городе забрали всех выдвиженцев, каждого, кто высунул нос чуть дальше, чем все. Из заслуженных людей судьба обошлась хорошо только с двумя на нашей улице. С моим дядей Симхой Кавалерчиком, потому что он был такой тихий и незаметный, что о нем попросту позабыли, и с легендарным героем гражданской войны Иваном Жуковым, потому что он никуда не выдвигался, а был простым сторожем в Саду кустарей и был все время так пьян, что его даже гадко было арестовывать.

Берл Арбитайло, который мог бы жить, как нормальный человек, имел несчастье стать депутатом, и его пришли арестовывать одним из первых. Когда его брали ночью, то люди рассказывают, что восемь сотрудников государственной безопасности были изувечены так, что им никакое лекарство потом не помогло.

А Берл Арбитайло пропал. И никаких следов до сих пор отыскать не могут. В руки НКВД он не дался. Это мы знаем точно. Потому что НКВД потом отыгралось на всей его семье и всех, кто носил фамилию Арбитайло, вывезли в Сибирь, и они в наш город больше не вернулись. А где сам Берл, никто так и не знает.

Когда я встретил много лет спустя одного моего земляка, оставшегося живым после войны, и мы с ним разговорились за жизнь, о том, о сем, вспомнили чемпионат мира по французской борьбе, и он, человек неглупый, каждый день читающий газеты, высказал мысль, что снежный человек, которого, если верить газетам, обнаружили в горах Тибета, возможно, и есть не кто иной, как Берл Арбитайло, который там в Тибете скрывается до сих пор от НКВД, не зная, что Сталин уже умер и Хрущев всех реабилитирует посмертно. Возможно, что он шутил, мой земляк. Весьма возможно. Но в каждой шутке, как говорится, есть доля правды.

А теперь второе обстоятельство. Что стало дальше с Саксоном. Он погиб на войне. Не на фронте. Кого это посылают в семьдесят лет на фронт? Но погиб он как человек, достойно, как и подобает жителю Инвалидной улицы.

Когда к нашему городу подходили немцы, и население пешком убегало от них на Восток, Саксон запряг своего коня в фаэтон и нагрузил его детьми. Говорят, он усадил человек двадцать. Одного на другого. Так что во все стороны торчали руки и ноги. Взял вожжи и пошел рядом, хоть ходить ему было трудно из-за болезни ног, но если бы он сам сел, не хватило бы места детям и конь бы не мог везти так много.

Этот фаэтон двигался в толпе беженцев по шоссе, когда налетел немецкий «мессершмитт» и из пулемета стал расстреливать толпу. Одна из пуль попала в коня, и он упал в оглоблях и откинул копыта, но зато и Саксон и дети в фаэтоне остались невредимы. Когда самолет улетел, Саксон распряг мертвого коня и оттащил с шоссе, чтобы не мешал движению. Сам встал в оглобли и потащил не хуже коня фаэтон, полный детей. Говорят, он тащил так километров пять, ни разу не сделав остановки, пока снова не вернулся тот самый «мессершмитт» и не открыл огонь. В Саксона попало несколько пуль, и он замертво упал в оглоблях и так и остался лежать. Оттащили ли его с шоссе и похоронили в поле, я не знаю. Сомневаюсь. Людям было не до того. И потом, чтоб поднять Саксона с земли, нужен был десяток силачей с нашей улицы, а их среди беженцев не было. Они были на фронте. И все до одного погибли там.

Немножко грустно стало. Верно? Ничего не поделаешь. Нельзя всю жизнь смеяться.

Теперь я вас спрашиваю. Скажите мне вы. Как разобраться в одном? Кто же действительно был в том году чемпионом мира по французской борьбе? Официально, Берл Арбитайло. Ясно и понятно. Но неофициально? Мы же с вами знаем, что с ним сделал Саксон.

— У нас все не так, как у людей, — говорила моя мама и была очень близка к великой истине, которую человечество все никак не хочет замечать.

Судите сами.

Две тысячи лет человеку говорят, что он лишний, чужой и ему нет места на земле. А чтоб он не заблуждался относительно искренности этих слов, его постоянно бьют, грабят, плюют в лицо, время от времени режут и даже жгут на кострах. Любому нормальному человеку уже давно стало бы ясно, что пора кончать, как говорится, поиграли и хватит и надо уступить всему миру, если уж так настойчиво просят тебя убраться с этого света.

Но у нас все не так, как у людей. Мы не только продолжаем жить, раздражая человечество до белого каления, но плодимся и размножаемся и даже порой отпускаем шуточки, которые потом с удовольствием повторяют остальные люди и, посмеявшись вдоволь, в хорошем настроении начинают точить ножи, предназначенные для наших шей.

Моя мама, когда говорила эти слова, ничего не хотела обобщать. Она имела в виду конкретный пример. То, что случилось на Инвалидной улице. Вернее, на нашем дворе. А если быть еще точнее, в нашей семье.

Ну, припомните сами, как это бывает у людей? Скажем, получает жена похоронное извещение, что ее муж такой-то и такой-то погиб смертью храбрых в боях с немецко-фашистскими захватчиками за свободу и независимость нашей социалистической Родины и ей, как вдове, назначается пенсия. Казалось бы, все ясно! Яснее не скажешь.

Что делают в таких случаях люди? Плачут, рвут волосы на голове, жалеют несчастных детей, которые отныне будут называться сиротами, и очень переживают, что от покойного супруга не осталось даже фотографической карточки, чтобы дети, а потом внуки могли увидеть, от кого они произошли. Проходит время и все забывается. Как говорится, жизнь берет свое. И мужа вспоминают лишь раз в месяц, когда получают пенсию, потому что она очень мала и на нее не проживешь. А покойник не догадался хоть что-нибудь оставить своим наследникам. Даже своего портрета.

Проходят годы и все забывается. Как будто так и надо, и удивляться тут нечему.

У нас же все, не как у людей. Начало, правда, было такое же. И похоронное извещение, и плач, и никакого портрета, и пенсия, на которую не проживешь. А конец? Даже близко не похож. Наберитесь капельку терпения, я потом вам все объясню.