Легенды и сказания крыма - Страница 15

Жили когда-то в безводной керченской степи три чабана — отец и два сына.

Весной, когда шли дожди, степь оживала, овраги и долины наполнялись живительной влагой, ярко зеленели растения и тянулись к ласковому солнцу, пели птицы, радовались люди.

Но вот выше и выше поднималось солнце, всё жарче и жарче становились его лучи — наступало знойное лето с беспощадными суховеями. Тогда испарялась влага, высыхала и трескалась земля.

Тогда умирали пожелтевшие растения:

— Пить!

Улетали прочь птицы:

— Пить!

В отчаяние приходили люди:

— Пить!

Однажды в небывало засушливое лето, когда запасы воды закончились, сидели чабаны в степи, словно скифские бабы, угрюмые и молчаливые. Надвигалась беда. Что делать? На север пойдёшь — море увидишь, на юг пойдёшь — тоже к морю попадёшь, везде вода. Но попробуй напиться её: солёная, горькая, к жизни непригодная.

— Не бывает так, чтобы под землёй не текла вода, — задумчиво проговорил отец. — Течёт она так, как течёт кровь в живом теле. И чтобы увидеть её, надо вырыть колодец.

— Что ты, отец, выдумываешь, — отозвались сыновья. — Если бы под землей была вода, она сама бы нашла ход на поверхность.

— Не всё само делается, — ответил отец, — Иногда и руки надобно приложить. Берите лопаты!

Чабаны сняли круг порыжевшего дёрна и врубились лопатами в щебенистую глину. Ни пылающее в бледном, выцветшем небе солнце, ни острая жажда не остановили людей. Гора красноватого грунта росла и росла, яма в толще земли углублялась и углублялась.

К вечеру чабаны врубились в землю почти в два человеческих роста, но воды не увидели. Не увидели они её и на второй вечер, на третий, на пятый, на седьмой…

— Ты, отец, плохое развлечение для нас выдумал, — начали роптать сыновья, — от работы жажда усиливается, а воды всё нет и нет.

— Не ради развлечения мы работаем, дети, а ради жизни на этой земле, — возразил уставшим голосом отец. Не смотря на преклонные годы свои, он работал не меньше сыновей. — Я верю в то, что вода под землей есть, я слышу её. Значит, мы не там копаем, где нужно, значит, надо копать в другом месте…

И чабаны начали рыть второй колодец. Но и за следующие семь дней они не докопались до воды.

За вторым появился третий колодец, потом четвертый, пятый, шестой. И ни в одном из них не было воды.

Роя седьмой колодец, отец и сыновья были настолько измучены, что даже не разговаривали между собой, а молча долбили и долбили сухую крымскую землю. Вечером они падали на комья глины, будто мёртвые. И только утренняя роса освежала их, и они снова брались за лопаты.

В последнюю ночь старый чабан уже не в силах был вылезти из колодца, откуда он подавал грунт наверх, и остался в нём ночевать. Подложив кулак под голову, он сразу же задремал.

И видит старик хороший сон. Ему снится вода. Чистая, прохладная, она наполнила все семь колодезей и разлилась по степи шумливыми ручьями. Ожила напоенная водой крымская степь, запела тысячами птичьих голосов. Сыновья, обливая друг друга водой, смеются, приговаривая:

— А прав был наш отец!

Проснулся ночью старый чабан, пошарил вокруг себя рукой, и лицо его просияло; земля была мокрая. «Близко вода! — подумал старик. — Завтра её увидят сыновья, вот обрадуются!.. Теперь и поспать можно со спокойной душой». И чабан уснул крепким, глубоким сном.

Назавтра один из сыновей опустил в колодец ведро, чтобы отец наполнил его грунтом. Но странно: ведро не ударилось о твёрдое дно, а плюхнулось на что-то упругое. Заглянул сын в колодец и увидел там небо и своё отражение.

— Вода!!! — что есть мочи закричал он.

Подбежал его брат, тоже заглянул в колодец и тоже закричал на всю степь:

— Вода!

Бросились братья ко второму колодцу, к третьему, к четвёртому — в них тоже была вода, Что за чудо? Все семь колодезей были наполнены чистой, прохладной водой.

И показалось молодым чабанам, что всё вокруг изменилось, повеселело. И солнце перестало так немилосердно жечь, и небо стало более голубым, приветливым, и подул свежий ветер, так что стало легче дышать.

— А где же наш отец? — удивились братья.

Они долго ходили по степи и звали отца.

Но тот не откликался.

Так до сих пор и не знают, куда исчез старый чабан. Люди говорят, что он превратился в родник, который и наполнил все семь колодезей живительной водой.

Гезлев (в русских источниках — Козлов) — древнее название Евпатории. Западнее Евпатории раскинулось густосолёное Мойнакское озеро, славящееся своими лечебными грязями. Другое целебное озеро расположено у города Саки. На дне этих озёр залегает слой грязи. О целебных свойствах маслянистой, иссиня-чёрной грязи известно уже давно, еще Плиний и Птоломей упоминали о земле в западной Таврии, «исцеляющей всякие раны».

В 1827 году евпаторийский уездный врач Оже вместе с другими медиками взял грязелечение под медицинский контроль и основал сакский курорт. Евпатория — более молодой курорт. Первая крохотная грязелечебница была построена у Мойнакского озера в 80-е годы XIX века.

Гей вы, кони сильные, кони казачьи! Летите быстрее стрел татарских острых, ветер обгоняйте! Несите невольников израненных к садам вишнёвым, родным зорям и водам днепровским…

Гей, на волю! На Украину родную!..

Мчат по степи крымской, палящим солнцем выжженной, казаки. А тревожные думы назад летят. Там, над Гезлевом, ещё пожар гудит, остыть не успели мёртвые побратимы. Много их полегло сегодня в городе печали, городе рабства.

Но ещё больше вырвалось на волю. Вот они рядом, на конях. Слабые, изголодавшиеся, как былинки на ветру, шатаются. Не верят ещё своему счастью.

Скачут кони… Скачут…

А долго ли выдержат бешеную гонку? Удастся ли от погони татарской скрыться? Скоро, ох скоро притомятся казачьи кони! А орда не дремлет…

— Сто-ой! — разнёсся над степью голос атамана.

Сгрудились казаки. Спрыгнул атаман с коня, к земле ухом припал. Слышит он, как гудит-стонет земля от дальнего топота конского…

И молвит атаман:

— Всем нам нету отсюда дороги, братья казаки. Отдайте лучших коней людям, нами спасённым. Пусть с проводниками мимо озёр соляных на Украину скачут. А мы тут останемся. Дорогу басурманам закроем.

То не чёрная туча по небу плывет, то ханское войско по степи скачет. У каждого всадника в поводу по три-четыре коня. Чтобы страху больше на врага навести, чтобы боялись все — то орда татарская летит! И кони свежие всегда под рукой — хоть от рассвета до рассвета скачи!

Как соколы камнем падают на добычу, так казаки из засады рванулись, острым ножом в войско басурманов врезались.

Засвистели сабли, запели смертельные песни стрелы татарские. Брызнула горячая кровь на землю.

За муки народные, за горе, что, как тяжёлая гора, висело над украинскими хатами, нещадно рубились казаки.

И дрогнули враги.

Но не знали храбрые воины, что на помощь татарам новый отряд спешил.

Прижала орда запорожцев к соляным озёрам. Здесь последний бой был. В топкой прибрежной грязи увязали кони, сбивались в кучу. Негде развернуться казакам, показать врагу свое уменье бранное. Позади — озёрная глубь…

Солнце покатилось к закату. Плакала вечерняя заря, кровавым светом заливая степь и озера. Белый туман опускался на землю, пряча от глаз страшную картину.

Лежат казаки на берегу соляного озера, руки белые в смертном сне разметав. Жупаны изодраны, саблями иссечены, лица в крови.

Не матери старые заплачут над ними горючими слезами — степные вороны закаркают. Не родные руки глаза им закроют — вороны выклюют.

И на рассвете, когда солнце бросило на землю первый тонкий луч, слетелись вороны. Закричали, крыльями замахали в радости — большая добыча досталась. Опустились стаей на поле битвы…

Да не удалось попировать вестникам смерти!

Стали вдруг оживать казаки. Тот рукой шевельнет, этот голову подымет, третий товарищу жалуется: «Ох и долго я спал, будто убитый…»