Легенды белой осени. Защитник смерти (СИ) - Страница 5

Освободиться от доспеха было приятно. Он давно уже давил мне грудь, но снимать его в лесу не было смысла. И я расслабился ненадолго, забыв о том, что ещё не выполнил приказ до конца. А потом его руки вынули из кожаного панциря мой локоть и замерли на моей метке. Осторожные и сухие. Безразличные. Его не пугало ни моё имя, ни моя судьба, начертанная на коже. Более того, он назвался… Назвался моим защитником - защитником Смерти. Одно это будто камень сняло с моей души, потому что порой мне казалось, что нет в мире существа, которое не проклянёт меня за то, что я выжил.

Он отошёл, чтобы глотнуть вина, и я внезапно ощутил своё одиночество с новой силой. Будто солёная волна горечи захлестнула меня. Он был врагом. Но он был единственным, кто касался меня без страха и говорил со мной без ненависти.

- Сколько тебе лет? – услышал я спокойный вопрос. Мне показалось, что этот вопрос странно звучит для тюремщика. Впрочем, почему бы и нет? Ведь мой возраст может помочь ему предсказать мои поступки.

- Триста, - сказал я.

Он поднял брови и улыбнулся.

- Ты выглядишь старше.

Любопытно, что он хотел этим сказать?

- Из какого ты клана?

Я молчал. Я не хотел говорить и не мог. Как можно сказать вот так просто, что у тебя нет клана? Что ты жив, когда те, кого ты должен был защищать, мертвы. Кажется, моё молчание разозлило его. Он принял его за бунт. Но оправдываться я не собирался. Одиночество приучило меня говорить только тогда, когда есть что сказать. Он снова подошёл ко мне вплотную. Его руки легли мне на плечи, и это уже точно не укладывалось в отношения врагов, как я их понимал. Моё сердце забилось с новой силой, когда его ладони поползли вниз. Хотелось избавиться от проклятой рубашки, отделявшей меня от этих сухих сильных пальцев. Я чувствовал, как вздымается под его ладонями моя грудь.

Вельд.

Это тело… Под холодными доспехами оно было тёплым и чутким. Мне казалось, что я схожу с ума. И он не сопротивлялся. Я ожидал, что он набросится на меня, едва я коснусь его тела без доспеха, но этого не произошло. Я был уверен, что он отшвырнёт меня прочь, когда я сдеру с него старую льняную рубашку, но он лишь задышал глубже, чаруя меня естественными движениями своей груди. Лишь когда мои губы оказались на его шее, он понял, что творится неладное и дёрнулся, пытаясь вырваться, но слишком слабо – я не верю, что такова была вся сила его тела.

Я решил, что затягивая эту странную “прелюдию”, лишь рискую упустить момент и швырнул его на одеяла, животом вниз. Он тут же перевернулся, встречая меня яростным взглядом, но я успел придавить его тело сверху.

- Пусти, - выдохнул он.

Я приподнялся на локтях и улыбнулся.

- Могу пустить, - сказал я. - Пойдёшь туда, к солдатам, и переночуешь у них.

Он затих. Мне нравилось, что он не лезет на рожон. И всё же чувство, что он что-то задумал, меня не оставляло. Я прошёлся поцелуями по его груди, пробуя её на вкус. Она оказалась чуть солоноватой, но пахла лесом и чем-то странно близким и знакомым. Затем я освободил его от штанов, насколько это позволяли остатки доспеха и нащупал вход в его тело. Мой эльф тихо охнул, когда палец проник внутрь.

- Тебя уже брали?

По злому блеску глаз я понял, что нет.

- Я, или солдаты, - напоминание было необходимо, но почему-то от этих слов ярость в его глазах разгорелась лишь сильнее…

Анхэ

Зачем – так? Я не мог понять. Он казался таким… Таким родным. Будто я вернулся домой. Сначала я не понимал, зачем он трогает меня, хоть и догадывался, что значат его прикосновения. Когда его губы коснулись моей шеи, меня будто ударило молнией, и я дёрнулся. Не знаю, может этим я обидел его. Но руки исчезли. Исчезло тепло костра, сменившись жаром лесного пожара. Я оказался на кровати и едва успел перевернуться к нему лицом. Он действовал теперь резко и быстро, но это я мог бы стерпеть. Куда хуже были угрозы, слетавшие с его губ.

- Зачем? – выдохнул я, когда услышал их во второй раз, но он ничего не ответил, продолжая покрывать жадными поцелуями мою грудь.

Хотел ли я этого? Наверняка. Моя плоть окрепла, хоть я и понимал, что для неё здесь радости не будет. Лучшее, на что я мог рассчитывать, это его пальцы. Они уже были во мне. Страшно. Я не боюсь волков и медведей, а от того, что делали эти пальцы, мне стало страшно. Будто бы я понял, что назад пути не будет. После, таким, как был, я уже не стану.

А потом пальцы сменились его большой и горячей плотью, и стало по-настоящему больно. Но если бы вернулись его руки, согревавшие моё тело, я бы стерпел эту боль. Только бы не быть больше одному. Но рук не было. И даже жадные поцелуи прекратились. Он просто пронзал меня насквозь удар за ударом, оставляя мне лишь одну возможность: шептать беспомощное: «Зачем?». Он излился и откатился в сторону, не глядя на меня и не говоря ни слова. А я отвернулся к другой стенке шатра, подтянул обратно штаны и замер, обнимая себя руками и уставившись перед собой.

«Зачем – так?» - крутилось в голове, но ответа не было. Тепло разбилось холодными острыми осколками и резало душу тут и там.

Вельд.

Мне было тошно. Тошно от того, что всё произошло так, как всегда. От того, что теперь он лежал, свернувшись больным животным, и смотрел в стену. Я хотел другого. И меня ни капли не успокоило то, что я смог удовлетворить свою жажду. Это оказалось немногим лучше, чем самому с собой. Куда больше хотелось просто прижать его напряженную, гордую даже после всего произошедшего спину к себе и смотреть, как он будет засыпать. Но он был пленником. Стоило помнить об этом. Он не позволил бы мне ничего, если бы я проявил слабость. А так я получил хотя бы самое простое удовольствие, из тех, что мог бы получить при помощи его тела. Я положил локоть под голову и попытался уснуть. Нападения я не боялся. Долгие годы в доме Волка приучили меня просыпаться от малейшего шороха.

========== Лагерь ==========

Вельд

Проснулся я в одиночестве. О вечернем приключении вспомнил не сразу – только когда разглядел рядом с постелью маленький метательный нож. Не мой. Это значило, что пленник мог бы убить меня в любой момент. Ночью, пока я спал. Или прямо тогда, когда я брал его. Но почему не убил? У меня объяснения не было. Я огляделся. Больше от Анхэ не осталось никаких следов. Даже доспех исчез. Сбежал? В сердце неприятно кольнуло. Хотя вина в этом была только моя. Следовало хотя бы связать его, прежде чем завалиться спать.

Я медленно оделся и вышел из шатра. Солнце освещало покрытые инеем ветви деревьев. За ночь заметно похолодало. Не хотелось бы мне провести здесь зиму. Кое-какие идеи у меня уже появлялись. В столице оставались верные люди, которые только и ждали приказа об атаке. Но приказа быть не могло, моё слово значило для меня слишком много. С каждым днём их вера в меня слабела. А я в этой глуши даже не слышал новостей. Я не мог вернуться в дом, в котором вырос. Не мог вернуться, как брат короля. Но если уж мы затеяли эту игру, я, пожалуй, мог бы вернуться от лица другой силы. Вот только какой? Армия, где меня знали лучше всего, отпадала. Оставался ещё один вариант. Но захотят ли эти люди рисковать, связываясь со мной? Этого я не знал.

Я посмотрел в небо и свистнул. Серый сокол отозвался на мой зов. Достав из-за пояса кусочек пергамента, я привязал его к ремешку на шее птицы и подбросил её вверх. Анхельм летал быстро и был умнее любого почтового голубя. Наверное, такая служба была для охотничьей птицы не менее унизительна, чем моя – для меня. Но выбора не было ни у одного из нас.

Потянувшись, я свернул в сторону, в поисках горящего костра, у которого можно было бы поживиться мясом. Но не пройдя и тридцати шагов, расслышал вдали гортанные выкрики, будто там шла борьба. Делать мне было нечего, наш патруль должен был оставаться здесь еще три дня, прежде чем отправиться в обратный рейд. Поэтому я решил выяснить, на что тратят свой досуг мои сослуживцы.

Анхэ

Я проснулся незадолго до рассвета. Скула ныла, напоминая, что вчера меня били. Неприятно тянуло и ниже, там где… Я оглянулся и увидел давешнего лунного, сопевшего спиной ко мне. Кажется, его звали Вельд. Я так и не понял, что вчера произошло. Конечно, он считал, что может делать что угодно по праву победителя. Мы тоже знали этот закон. И не было смысла обвинять врагов в нечестной борьбе, ведь я сам пришёл в одиночку против двадцати. Так что пенять следовало только на мою самонадеянность.