Легенда об Ураульфе, или Три части Белого - Страница 3
– Парень, придется терпеть!
Лекарь привез мальчишку в трактир «Большая лосиха», заплатил за комнату, разложил откуда-то взявшийся инструмент и принялся за работу. Валь очень старался терпеть, но порой не выдерживал и вскрикивал – слабенько, тихо, стараясь не помешать тому, кто его лечил. Листвинус время от времени приговаривал что-то ласковое, вроде: «Ну ты даешь! Однако же! Ну и иголки! Почище, чем у ежа! Тебе бы служить игольницей!»
Валю от этих слов и ловких движений лекаря было очень жалко себя – так, что хотелось плакать. Наконец Листвинус смазал ранки пахучей мазью и протянул мальчишке тонкую длинную щепочку:
– Все. До Белого Солнца наверняка заживет. На вот, держи на память. А дерево не вини. Оно не могло догадаться, что ты – плохой древоруб.
– Важ… Откуда… Вам рассказали?
Откуда Листвинус знает, что Валь – никчемный ушранец?
– Так я же умею читать! А у тебя на лбу написано (в глазах Листвинуса заплясали зеленые огоньки): «Мальчишка – не древоруб!»
Валь шмыгнул носом.
– Я научусь…
Листвинус с сомнением покачал головой:
– Вряд ли стоит стараться. Лесной пожар устроили древорубы – подожгли сухую траву. За ней загорелся подлесок. Рассчитывали, что огонь напугает животных. Хотели загнать их в чащу.
– И тогда охотникам станет нечего жрать. Они подохнут от голода. Победа будет за нами! – Валь слышал эти слова бессчетное множество раз и произнес по привычке, без всякого выражения, голосом заржавевшей музыкальной шкатулки.
Лекарь без лишних слов влепил ему подзатыльник:
– Хочешь обратно в дупло?
Валь громко шмыгнул носом и замотал головой.
– То-то же! Головы у древорубов хуже гнилых пеньков. Серебра захотели! Да каждое дерево в сердце Леса – само по себе сокровище.
Эти деревья знали Хозяина Кéйрэ.
Валь вытаращил глаза. Листвинус тут же смягчился:
– Кейрэ – старое слово. Так лесные жители называли Белого Лося. Ты когда-нибудь видел лося?
Валь кивнул: да, видел. Только издалека. Это был бурый лось. И еще на ярмарке, где отец торговал стволами: там всегда продавали шкуры. Много лосиных шкур. И отдельно – рога.
На этот раз лекарь поморщился, будто почувствовал резкую горечь во рту:
– Ну, а Башню ты видел?
Валь испуганно заморгал. Да, он видел Башню – один-единственный раз, когда Подкорник взял его в Главный Город. Из-за этой Башни Валь чуть не лишился уха. Башня старинной кладки словно висела в воздухе безо всякой опоры. То есть не целая Башня, а ее верхние ярусы, украшенные еле заметной, полустертой мозаикой. Нижние части Башни были скрыты туманом.
– Эй, а ну не глазеть! – отец окликнул его, но Валь не мог оторваться; Башня притягивала к себе, призывала: смотри!
– В этой Башне кто-то живет? Вон, наверху окошко…
– В этой Башне нет никого. Торчит здесь с Начала Времен. Охоронты построили…
– Кто это – охоронты?
– А тебе что за дело?
Валь не сумел ответить, а Подкорник не мог объяснить, кто дернул его за язык.
– Эти самые охоронты… Они строили Башню из камня. Говорили, что Город тоже надо так строить. Пусть мол, новые островиты не беспокоят Лес.
– Охоронты хуже охотников? Они наши враги?
Вот тут-то отец ухватил его за ухо, затащил под телегу и, озираясь по сторонам, прошипел глухим шепотом:
– Ты одурел, ушранец? А если тебя услышат? Хочешь, чтобы тебя задушила невидимая рука?
– Рука? Какая рука?
– Рука охоронта.
– Ты же сказал, там никто не живет!
Отец еще раз пребольно выкрутил Валю ухо:
– Я сказал, не пялься на Башню.
Листвинус считал иначе:
– Башню специально строили так, чтобы всем было видно. Что касается охоронтов, это смотрители Башни и хронисты Лосиного острова. Но они давно поклялись не вмешиваться в дела, которые здесь творятся.
– А невидимая рука?
Листвинус улыбнулся:
– За пределами Башни охоронты невидимы. Но они никого не душат. Ты мне вот что лучше скажи: ты сумел разглядеть мозаику?
Валь кивнул. Да, там выложен лось, с такими большими рогами. Его очень плохо видно, но это красивый лось.
Листвинус смотрел внимательно:
– Значит, красивый лось? Это уже неплохо. И какого он цвета?
Валь разглядывал лося в предзакатное время. Лось казался оранжевым, а потом розоватым.
– Ошибаешься, парень. Лось на Башне – тот самый, Белый, которого знали деревья. – Листвинус понизил голос: – Ты про кейрэков слышал?
Валь с опаской моргнул, лекарь чуть усмехнулся:
– Запомни, парень: кейрэки многое понимали. К сердцу Леса нельзя прикасаться. Если я захочу вырезать тебе сердце, что с тобою случится?
Валь судорожно сглотнул: все-таки он дурак, решил, что Листвинус добрый. А тот защищает охотников. Может, и вертел тут? Просто лекарь его припрятал?
Листвинус сразу заметил, как испугался мальчишка, засмеялся и потрепал его по волосам:
– Ну и глуп же ты, парень. Я зачем из тебя всякую дрянь вытаскивал? Чтобы ты был вкуснее? На вот, выпей для крепости. Это сок ежевики.
Валь ухватился за кружку и решил, что Листвинус не такой уж плохой. А когда у кружки показалось блестящее дно, Валь уже твердо знал, что Листвинус очень хороший.
Лекарь опять засмеялся:
– Нравится? То-то! После дупла в самый раз. А про Лес ты все же запомни. Прежде чем стукнуть по дереву, нужно спросить у Леса: можно или нельзя. Хотя тебе вряд ли придется снова стучать по деревьям. После лесного пожара гильдию древорубов непременно распустят. К этому шло давно. Да Совет все тянул и тянул. Так что, парень, придумай себе другое занятие. Что тебе нравится делать?
– Я умею лепить, – буркнул смущенно Валь. – У меня зверюшки хорошо получаются. А однажды я куклу сплел, из ивовых прутьев. Только меня засмеяли.
Глаза Листвинуса потеплели:
– Куклу сплел, говоришь? Стоящее занятие. А я еще собирался отправить тебя домой. Пожалуй, тебе не обрадуются, снова засунут в дупло. Ладно, возьму тебя в Город. Поживешь у меня, пока заживают болячки. А потом подумаем, что с тобой делать дальше.
Случайное счастье Валя оборвалось мгновенно.
Листвинус вдруг сделался мрачным и молчаливым. Он все чаще без объяснений стал исчезать из дома. И не рассказывал Валю, кто и чем заболел, не просил его вылепить куколок для больных малышей. А когда возвращался, сразу валился в кровать. От него несло «хвойной бодростью». Валь не любил этот запах – горький запах охотников. Древорубы брезговали варить напитки из хвои. Они вспарывали деревья, чтобы выпустить соки. И тогда у Валя всегда звенело в ушах…
На этот раз Листвинус не завалился спать:
– Собирайся. Поедем в предместье.
Валь уставился на Листвинуса и затряс головой.
– Важ, не надо! Я не хочу. Я же стараюсь, важ! Я почти все запомнил из преданий кейрэков. Я могу повторить… и вы еще не закончили про смотрителей Времени… Про то, как строили Город…
– Парень, ты мне надоел. Говорю тебе, собирайся.
Может, Валь мало делает? Плохо вычистил дымоход? Наколол недостаточно дров? Слишком много возился с глиной? Пусть ему только скажут, он доделает. Сразу.
– Я буду стараться, очень. Я сплел еще одну куклу. Вы просили… Для девочки пекаря…
– Она уже умерла. – Листвинус тяжело опустился на стул. – Подай мне бутылку. За печкой.
– Но важ! Вы и так…
– Не спорь. Подай. Голова трещит.
Валь нырнул за бутылкой, подал полный стакан и быстро забился в угол.
– Не поможет. Не прячься. Лучше иди сюда и налей себе чаю.
Валь послушался, но ему стало не по себе. Листвинус снова заговорил. Голос его был усталым:
– Парень, я уезжаю.
– Уезжаете? Почему? Важ, я поеду с вами.
– Нет. – Листвинус сделал большой глоток. – и не надо расспрашивать. Ты еще слишком мал, ничего не поймешь. Тебе надо запомнить одно: ты ничего не знаешь. Ты меня никогда не видел, никогда со мной не беседовал. Мы с тобой вообще не встречались. Понял?