Легенда о вольном купце (СИ) - Страница 12

— Ты глянь, — впервые в его голосе послышалась какая-то интонация. — И вправду нет. Мало того, никакой он не слуга. Посмотри на эти ладони — это какой-то дворянский белоручка.

Я обиделся. Да, в моем положении странно было чувствовать именно обиду, но я ее, тем не менее, ощущал. Между прочим, я на даче баню сам строил. И огород копал. Хотя мои ладони не сравнить с человеком, который всю жизнь занимается физическим трудом, да и мылся я сравнительно недавно, но белоручкой точно себя не считал.

— Если бы он был дворянином, мастер Хольц, он бы нам своим папашей грозил бы еще с улицы. И вы бы его слышали, — хохотнул Квид.

— Верно. Ты начинаешь показывать, что у тебя откуда-то есть мозг, — холодно произнес торговец. Затем спросил у меня:

— Ты, наверное, вор со стажем, и что-то стащил из фамильного замка? — Я молча помотал головой. — А сейчас уже все прокутил или проиграл в кости, поэтому решился на такое безумие. Знаешь, что бывает с человеком, который крадет куф у Торговой Гильдии?

Я снова покачал головой. Мощная затрещина сбила меня с ног, около глаза начало саднить — несколько мелких заноз впились в щеку.

— Советую вспомнить, что ты умеешь говорить, — поделился ценной информацией мастер Хольц. — Это смягчает возможное наказание.

— Не знаю… мастер, — процедил я сквозь зубы, даже не пытаясь подняться.

— Квид ознакомит тебя с этим необходимым ритуалом. Квид, развяжи ему руки.

Не знал я тогда, что сказать. Радоваться точно не следовало, хотя руки начало покалывать сразу — верный признак того, что отмирать они не собираются. Рывком с меня сорвали рубаху, и отвели к стене, где я сразу увидел очень неприятный предмет. Все же исторические фильмы я смотрел, пару раз, и деревянные колодки с тремя отверстиями — одно для головы, два для рук — часто мелькали на заднем, а иногда даже на переднем плане.

— Смотри-ка, спина тоже нетронутая. Точно чей-то ублюдок. Всыпь ему плетей, — приказал торговец, когда моя незадачливая туша была окончательно зафиксирована.

Я напрягся в неминуемом ожидании боли. Кожаный плетеный кнут резко свистнул, и оказалось, что к боли я не готов. Мой вопль, наверное, было слышно на другом конце города, по спине сразу побежала кровь из рассеченной кожи.

— Не слишком усердствуй. Я не хочу забить его до смерти. Двадцать раз будет достаточно.

Мне продолжало казаться, что я умру где-то после пятого удара. Потом — после седьмого, десятого. Штаны по краю пропитались кровью и потом, но я еще долгое время удивлялся, как сумел не опозориться еще больше. Но все плохое имеет свойство заканчиваться. Я потерял сознание к двенадцатому удару.

Очнулся я весьма разбитым, хе-хе. Если вы когда-нибудь ощущали себя хорошим стейком, который изрезали вдоль и поперек ножом, чтобы он лучше прожарился, можете мне посочувствовать. Я давно заметил за собой свойство к неуемному веселью в трудные моменты жизни, а этот явно был одним из самых трудных. Наверное, когда буду умирать, вообще стану самым веселым человеком в мире, неважно в каком. Во всяком случае, это первый мир, где мне всыпали плетей.

Обрел сознание я оттого, что меня любезно окатили ледяной водой. Спина тут же загорелась холодным огнем, я завыл и задергался, но колодки держали крепко. Кажется, во время экзекуции я даже прокусил губу — во рту чувствовался солоноватый привкус.

— Если ты, парень, не извлечешь из данного процесса очень важный жизненный урок, ты непроходимый тупица, — купец присел передо мной на корточки и, видимо, решил поиздеваться напоследок. — А еще ты очень шумный.

— Я… больше не стану… так опрометчиво поступать, — проговорил я, пытаясь поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Но видел только носки черных, натертых до блеска туфель.

— Не бойся, транспорт мы вернем хозяину, и с тобой он не встретится. Дикий, судя по тому, что о нем рассказывают, мог бы просто снять с тебя кожу, — утешил Хольц. Поскольку я угрюмо молчал, он решил, что поучительный диалог окончен. В это время дверь распахнулась, и вошел один из людей Квида, тоже с арбалетом.

— Мастер Хольц, к вам мастер Донахью.

— Скажи, пусть заходит. А это тело выкиньте на улицу — не буду же я смущать гостя видом мелкого воришки, получившего заслуженное.

— Мастер, командир сейчас в таверне. А из наших никто не знает, где его инструменты, — виновато сказал стрелок.

— И пальцы слабоваты, Грелл? — усмехнулся Хольц. Вообще, несмотря на мою испорченную шкуру, меня снова посетила холодная объективность. А она принялась настойчиво мне шептать, что торговец не такая уж и законченная сволочь. Зачем — непонятно.

— Слабоваты, мастер.

— Значит, придется все же смутить гостя, — решил он. — Рядном мы тебя накрывать не станем, глядишь, поймешь что, поумнеешь еще больше. Мой отец всегда говорил, что хорошим тумаком можно сделать из барчонка делового человека.

Дверь снова скрипнула, послышался разговор, после которого в комнату вошел такой большой человек, что я испуганно подумал — в небольшом доме места для нас троих точно не хватит. Задавит и глазом не моргнет. Но этот господин умудрился поместиться в это крайне ограниченное пространство, а потом еще и сесть на узкую лавку, что, несомненно, показалось со стороны тринадцатым подвигом Геракла. Его голос оказался гораздо приятнее, чем скрежещущий тембр Хольца. Или мне так казалось, поскольку он не имел отношения к моему не самому лучшему самочувствию.

— Сколько зим, дружище Ковас. Это вот что у тебя за новое украшение такое? — жизнерадостно спросил он, тыча пальцем в меня.

— Заплутавший молодой человек, твердо решивший с этого дня встать на путь исправления. Лучше рассказывай, с чем пришел, Ульрик, — ответил Хольц, поудобнее располагаясь в кресле. — Или тебя лучше назвать «мастер Донахью»?

— Сам знаешь, я этим свинством никогда не страдал. Вот другим свинством… — Оба рассмеялись, затем Ульрик резко переменил настроение, судя по его грустному тону:

— Не могу вывезти золото, хоть убей. Книга Золотых Цепей орет, как неприкаянная и грозится заключением в любимой башне императора на тысячу-другую лет. А денег там прилично.

— И сколько ты должен отсыпать? — спокойно спросил торговец. Второй развел руками:

— Около тридцати двух тысяч варангов.

— Хорошо, — сдержанно одобрил Хольц, но где-то в этом кратком слове его голос все же дрогнул. Что до меня, то я и сумм таких себе не представлял. — Ты ведь второй сезон уже сидишь в этих краях?

— Не только в этих — проворчал Донахью. — То тут, то там…

— Сам знаешь, каждый должен около двадцати процентов в сумме по всем сборам в императорскую казну, еще десять — в цеховую, еще два — «на живот сирым и убогим», — продекламировал Хольц, патетически закатив глаза. — Хотя в результате они все равно попадают в закрома не столько казны, сколько казначея.

Поразительно! Я едва не рассмеялся. Финансовые воротилы имперского масштаба не знают, как укрыться от налогов. Хотя меня настораживало словосочетание «Книга Золотых Цепей». Если предположить, что это какая-то волшебная бухгалтерская книга, фиксирующая все сделки, лазейку надо искать в законе. А из того, что я успел прочитать, я запомнил несколько строк, которые могли мне сейчас очень помочь. Размышлять несколько мешала боль в спине, но на что не пойдешь ради дела. Кое-как я извернулся, чтобы видеть тех, кому будет адресован мой нахальный вопрос.

— Господа, можно мне право слова? — нахально спросил я.

— Говори, — сухо разрешил Ковас Хольц.

— Если вы объясните мне, как работает Книга Золотых Цепей, я, возможно, смогу помочь вам в этой щекотливой ситуации.

Оглушительный хохот мастера Донахью начал создавать волны по всей его необъятной туше, но Ковас реагировал на удивление спокойно. Как и на все, что происходило здесь до этого момента.

— Видишь ли, эта книга — основная головная боль каждого честного торговца. Она регистрирует любую сделку, который тот заключал — с кем угодно, когда угодно и где угодно. Сделки продажи, займа, дарения. И кусок от каждой сделки непременно оплачивается в две казны, как ты уже успел услышать.