Легенда о Смерти - Страница 58

Если вам угодно меня послушать, я спою вам простую песню, которую сложил молодой крестьянин из города Трегье.

Ее сложил молодой крестьянин, в ночь на праздник Королей — на Богоявление — в ожидании рассвета — скучно ему было лежать в постели.

Он думал о том, что вот подходит праздник и вся молодежь пойдет на пристань плясать.

Все в нарядных одеждах, в дорогих украшениях, — а их отцам и матерям так тяжело живется.

Все в кружевных чепцах, с рукавами, расшитыми бархатом, — а их отцам и матерям приходится добывать свой хлеб.

Отцы-проповедники зря поднимаются на свои кафедры, чтобы отвратить молодежь от танцев.

Танцуйте, танцуйте же, молодые люди, танцуйте здесь, в этом мире!.. В ином мире вы тоже будете танцевать, только не так, как сейчас.

В аду приготовлен зал, прекрасный зал, для танцоров. Он весь утыкан железными шипами, во всю длину.

Они стоят так же тесно, как зубья в гребне, и такие же тоненькие, как усики цветов, а длиной не более кончика мизинца.

Они раскалены страшным огнем гнева Господня... Вы будете плясать на них без башмаков и без чулок...

Я не поведу вас ни в Париж, ни даже в Руан, чтобы показать вам зеркало, в котором вы могли бы увидеть себя без труда.

Я поведу вас не дальше чем в оссуарий, где покоятся мертвые. Как и им, нам тоже предстоит умереть.

Вот их голые черепа; черепа молодых, черепа старых; здесь они все вместе, глухие и немые, — и днем и ночью.

Они потеряли свои прекрасные украшения, свои розовые лица, свои белые руки... Их души... я не знаю, что с ними стало!.. На этом я умолкаю.

Между землей и раем есть девяносто девять постоялых дворов. В каждом нужно сделать остановку. Если нечем заплатить за постой, приходится возвращаться на дорогу в ад.

Гостиница на полпути называется «Битекле».

Милосердный Господь свой обход совершает здесь раз в неделю, в субботу вечером. Он забирает с собой в рай тех посетителей, кто не слишком пьян.

В «Битекле» хватает пьянчуг, которые там задерживаются дольше разумного. В их числе, как рассказывают, — Лор Керришар и Анн Тоэр (Иосиф Кровельщик), оба из Пенвенана. Уже пять лет, как они ушли, а все никак не пройдут «Битекле». При жизни они были добрые компаньоны, самые славные ребята в мире, но они выпили бы море, если бы в нем был сидр, а не соленая вода. Милосердный Господь не потребовал бы от них большего, чтобы приоткрыть им двери рая. К несчастью, всякий раз, когда он делал перекличку в «Битекле», стоило ему дойти до имен Лора Керришара и Анна Тоэра, как повторялась старая история. Язык у обоих молодцов так заплетался, что они были не способны ответить «Здесь!». Наутро они раскаивались, что опять пропустили свой случай. А чтобы утешиться, снова начинали пить. Это длится уже пять лет, и нет никаких оснований думать, что это закончится до Страшного суда.

* * *

Прежде чем попасть на небо, надо пройти через три ряда облаков: первый ряд — черный, второй — серый, третий ряд — белый как снег.

* * *

Святой, которому поручено препроводить душу, завершившую свое покаяние в чистилище, — это, по словам одних, святой Дени, а согласно другим — святой Матюрен.

* * *

Перед воротами в рай стоит святой Михаил. Ему доверена миссия взвешивать души и решать, могут ли они быть допущены. Вот почему в церквах его всегда изображают с весами.

Вы, наверное, знаете поместье Кербельвен. Это одна из самых старинных и самых красивых усадеб в приходе Пенвенан. Епископы Трегье сделали из него свою загородную резиденцию — это было в те времена, когда в Трегье были еще епископы. До того как это поместье стало епископским владением, оно принадлежало одному священнику, очень почитаемому в здешним краю. Звали его Дом Йанн. Он был последним потомком старинной благородной семьи, чье имя угасло вместе с ним. Он жил здесь, как дворянин и как человек святой. Его земли обрабатывали бедные крестьяне, и так он не давал им умереть с голоду — он дарил им почти весь урожай, который собирали в его поместье. А сам проводил дни в молитве в усадебной часовне, которая в наше время служит складом.

Как-то пришел к нему один бедняк и попросил его стать крестным его сыну.

— Охотно! — ответил святой человек и над крестильней дал ребенку свое имя — Йанн, или Жан.

Потом он приказал отнести матери новорожденного самое лучшее вино из своего подвала — сам он к вину не прикасался. На праздничном ужине после крещения он прочитал «Бенедесите» («Benedecite»[49]) и ушел, сказав:

— Дитя, рождение которого мы сегодня празднуем, увидит вещи, пока еще скрытые от глаз христианина.

Ребенок этот вырос.

Когда пришло время его первого причастия, священник взял его к себе в Кербельвен, чтобы заняться его обучением. Он научил его служить мессу, и уже другого церковного служки ему было не нужно. Мальчик привязался к своему крестному всем сердцем. Каждое утро и каждый вечер он шел в Кербельвен, помогая Дому Йанну в его благочестивом служении и во всех его добрых делах.

Считается, что святые не доживают до старости. Они спешат возвратиться к Господу, а Господь спешит обрести их рядом с собою. Дом Йанн заболел и слег. Единственно, что он мог теперь сделать, — в хорошую погоду подняться после обеда, чтобы пойти помолиться в часовню. Он проделывал этот путь, опираясь на плечо своего крестника, Йанника. После молитв он просил провести его по аллее. Там росли столетние деревья, и среди них — каштан высотой в восемьдесят футов[50]. Священник любил сидеть в его тени, лицом к морю, синевшему вдали между Бюгелесом и Пор-Бланом. Он оставался там до вечерней прохлады, беседуя с Богом и перебирая, как листы книги, страницы своей совести, чтобы проверить, все ли долги оплачены.

Крестник присаживался рядом на земле у его ног, юношу раздирали два противоположных желания: сохранить своего крестного в этом мире и видеть, как тот наслаждается радостями, обещанными в другом мире избранникам.

Однажды после полудня, когда они вот так оба сидели под каштаном, Дом Йанн сказал Йаннику:

— Что ты думаешь обо мне, мой мальчик?

— Я думаю, что вы самый святой человек, который когда-либо был в христианском мире после апостолов.

— Но, однако, дитя мое, я совершил самый большой грех, какой только может совершить человек.

— Это невозможно, крестный!

— Это так, говорю тебе. В тот день, когда я был рукоположен, я дал обет совершить паломничество в Рим. И вот конец мой близок, а я так и не выполнил своего обета. То, что я не сделал при жизни, я буду принужден сделать после смерти. Вот так задержится мое вечное спасение. Это омрачает мои последние дни.

— Могу ли я облегчить ваше горе, крестный?

— Ты мог бы, если крепка твоя вера.

— Я верую так, как вы меня учили. Моя вера так же крепка, как каменные голгофы на перекрестках наших дорог, которые даже гнев Божий не может разрушить.