Легенда о лиловом драконе (СИ) - Страница 8

Она так гордо и так глупо считала себя старшей, словно пять минут между их появлениями на свет могли что-то значить. Впрочем, они разделили две жизни, явив на свет совершенно не похожих друг на друга сестер. Айлин с самого детства поражала окружающих красотой и открытостью; Ана на ее фоне казалась гадким утенком, но при этом была любимицей родителей. Айлин быстро вспыхивала, с воодушевлением хваталась за самые разные дела, но моментально остывала, забрасывала начатое и совершенно забывала о нем. Ана бралась за все основательно, взвешивая «за» и «против»; она всегда недооценивала себя, но всякий раз доводила работу до конца и при этом оставалась недовольна результатом. Айлин дышала полной грудью, беря от жизни то, что ей хочется, и ни о чем не жалея. Ана жила прошлым и будущим, стараясь принять такое решение, которое затем раскроет себя с наилучшей стороны. Она была замкнутой, сдержанной и казалась всем очень правильной, а сама втайне завидовала той непосредственности и тому удовольствию, которыми были окрашены дни сестры. А еще она однажды сделала такое, из-за чего была перед Айлин в вечном долгу и дала себе слово положить жизнь на то, чтобы загладить вину перед сестрой. Разумеется, Хедин об этом ничего не знал. До того момента, когда Ана, расплакавшись и ломая руки, не раскрыла перед готовым переступить порог дома мужем свою душу.

Она измучилась за ночь, извелась, пытаясь найти способ примирить Хедина с поступком Айлин и убедить его остаться с семьей. Но такого способа не существовало. И Хедин ушел бы — Ана слишком хорошо это понимала — потому что из них двоих любила именно она, а муж в свое время просто с ней смирился. Он был влюблен в Айлин, наверное, с самого ее детства, когда впервые увидел старшую дочь своего боевого товарища. Свадьба Айлин была обговорена между родами примерно в то же время, и Хедин принялся терпеливо дожидаться своего часа, который должен был наступить вскоре за восемнадцатым днем рождения сестер. Но непокорная, свободолюбивая Айлин не испытывала к жениху никаких нежных чувств, и Ана лучше сестры понимала, что в этом союзе не будет счастлив ни один из супругов. И побег Айлин был в большей степени заслугой Аны, которая без устали расписывала сестре все тяготы ее будущей жизни. И только сама Ана знала, что делала она это вовсе не из-за Айлин, а мечтая заполучить Хедина, в которого была влюблена всю свою сознательную жизнь. И у нее это отлично получилось.

Ставка на честолюбие отца и Хедина сработала безотказно: ни один из них не пожелал признать свое поражение, обозначенное побегом Айлин, и место сестры заняла Ана.

— Горемычная ты моя, — плакала, собирая ее под венец, мать, а Ана молчала, терзаемая муками совести и не смеющая раскрыть правду даже самому родному человеку.

— Я знаю, что ты не опозоришь семью, — наставлял ее вмиг поседевший отец, а Ана прятала глаза и в сотый раз клялась себе идти до конца и выкрасть у судьбы свою долю счастья.

— Я сделаю все, чтобы ты не пожалела о своем самопожертвовании, — сказал ей Хедин перед венчанием, а Ана эхом повторила его слова. И долгие годы была уверена в том, что именно он сделал ее семье и лично ей одолжение, согласившись на этот брак. Хедин позволял себя любить и был хорошим мужем — о большем Ана не могла и мечтать, уверенная, что не заслужила и этого. Но, услышав в ответ на свою исповедь веселый смех Хедина, почувствовав его сильные объятия, Ана поняла, что напрасно сомневалась в милости богов.

— Оказывается, у моей жены куча скрытых пороков, — продолжал хохотать Хедин, тут же забыв о том, что собирался уходить из семьи. — Но меня это даже радует. Пожалуй, я забуду об этом обмане и прощу тебя…

— Простишь ли ты Айлин? — не дослушав, перебила его Ана. — Ведь видишь: она не виновата в том, что сбежала из дома. Это все я…

И Хедин сдался, позволив Айлин жить своей жизнью.

— Я так благодарен богам за всех вас — и за тебя, в первую очередь, — прошептал он Ане на ухо после ночи примирения. — Если этот дракон сделает и Айлин счастливой — Энда с ней! — я не стану вмешиваться.

И Хедин сдержал слово, не поставив перед Аной ни единого условия для пребывания ее сестрицы с юным драконом в столь непосредственной близости от его семьи. Но Ана и сама понимала, что следовало делать и о чем следовало говорить при муже, чтобы он не пожалел о своем решении.

Однако авантюризм, очевидно, был их с Айлин наследственной чертой. Тайком от мужа Ана привела к сестре младшую дочь, уверенная, что этот визит не будет единственным. А глядя на Ариану, еще больше уверилась в этом.

Забавно, Ане никогда не пришло бы в голову взять с собой старшую дочь, хотя именно она была ровесницей Лила. Не потому, что к тетушке Айлин Беанна проявляла полное безразличие. Не потому, что Беанна разделяла ненависть отца к драконам. Просто она не поняла бы мать. Как, в общем-то, и никогда не понимала.

Беанна была любимицей Хедина и пошла в их породу. Даже ее безусловная красота передалась ей по отцовской линии: те же огненные вихры, те же ярко-синие задорные глаза — еще пара лет, и у ног Беанны будут все молодые люди Армелона.

Если бы Ариана родилась мальчиком и паритет оказался соблюден, все было бы иначе. Хедин полюбил бы сына, а Ана нашла бы себя в единственной дочери, привив Беанне те качества, которые считала необходимыми для юной девушки. Но Хедин сразу дал понять, сколь сильно он разочарован отсутствием наследника, и Ана неосознанно стала восполнять Ариане недостаток отцовской любви своей собственной, отнимая ее у старшей дочери. В какой-то момент Ана поняла, что они с Беанной стали друг другу совсем чужими, но изменить это не пыталась. У нее была Ариана, которая понимала мать с полуслова, а иногда и вовсе читала ее желания во взгляде, и Ана решила не гоняться за двумя зайцами. Перевоспитать Беанну с ее чересчур вольным взглядом на мир было уже невозможно: пытаясь сделать мальчика из младшей дочери, Хедин давал слишком много свободы старшей, и это не могло не сказаться на ее характере. Ариане же после отцовской муштры материнская забота и ласка были жизненно необходимы, и Ана отдавала дочери себя всю. Они были столь близки, что Ана чувствовала любое изменение в настроении Арианы — и сейчас была весьма озабочена появившимся в душе дочери смятением.

— Ариана, я не стану запрещать тебе общаться с Лилом, — сказала она и спросила прямо: — Но если тебя что-то беспокоит…

— Я позвала его завтра за ягодами, — тут же отозвалась дочь: лукавить она не умела. Но и слова мимо ушей не пропускала. — Я не пойду, если ты будешь против. Но ты обещала не возражать.

Ана улыбнулась.

— Не заходите далеко и не увлекайтесь, — дала наставление она. — И помни, что ты должна вернуться домой раньше папы.

Если бы кто-то спросил Ану, почему она не боялась отпускать дочь в лес вместе с драконьим отродьем, она бы не нашлась, что ответить. Сказать, что она видела, как Лил ухаживал за Айлин, и потому безоговорочно верила ему? Так ведь то мать, она вне всяких определений. Сказать, что Ана полагалась на непреложную истину: «Драконы не убивают детей»? Так ведь и на старуху бывает проруха. Сказать, что такое поведение Ане подсказывала интуиция? Так ведь интуиции Ана не верила, хотя всякий раз по прошествии времени убеждалась в правильности ее подсказок.

Просто в отчем доме Аны не было принято ненавидеть драконов — их жалели и им сочувствовали: возможно, потому что когда-то далекий-далекий предок Аны и Айлин был одним из участников похода за Жезлом Могущества. Легенда о нем передавалась из поколения в поколение, превратив в итоге потенциального вора в безвинную жертву обстоятельств. А Лил представлялся Ане каким-то чудом: мальчиком-драконом, получившим возможность стать человеком. Именно чуда так не хватало в жизни Арианы. И Ана не могла позволить дочери упустить такой шанс.

— Ты самая лучшая на свете, мамочка! — сверкнула глазами Ариана и умчалась в сарай искать корзину. Ана задумчиво посмотрела ей вслед. Только бы они обе не ошиблись.

Они стали друзьями — и было ли чему тут удивляться? Одинокая, не признаваемая отцом девочка и еще более одинокий, никем не любимый мальчик. Казалось, сама судьба даже не познакомила, а создала их, чтобы они вместе истребили это нещадное одиночество. И Лил с Арианой вовсю пользовались представившейся возможностью, избавляясь от одинакового ощущения собственной ненужности и недостойности быть полноправным человеком.