Легенда о гетмане. Том II (СИ) - Страница 19
— Я и сам уже не раз задумывался об этом, — заметил генеральный писарь, когда Хмельницкий поделился с ним своими мыслями. — Обсуждение условий Зборовского мира всеймах может продолжаться еще не один год, а за это время ляхи будут иметь возможность хорошо подготовиться к новой войне.
— Да это понятно, — с досадой ответил гетман, — нам то, что делать?
— Я думаю, — вкрадчиво произнес Выговский, — нам надо выдвинуть условия, заведомо не приемлемые для магнатов. Такие, что крепко ударят по их гонору и которые они никогда не примут, и даже обсуждать не станут.
— Что ты имеешь в виду? — оживился Хмельницкий.
— К примеру, поставить условие, чтобы на Украйне в качестве гарантов выполнения условий Зборовского мира постоянно находились в своих имениях, только без надворных команд, Конецпольский, Вишневецкий, Любомирский, Калиновский. Можно также потребовать, чтобы паны, хотя и имели бы право проживать на нашей территории в своих имениях, но никакой власти над своими бывшими холопами не имели. Захотят те работать на пана — пожалуйста, но заставить их работать на себя паны права не должны иметь. Аеще лучше вообще не допускать их на территорию Брацлавщины, Киевщины и Черниговщины.
— А, что, — заинтересовался Богдан предложением Выговского, — если выдвинуть эти условия в качестве дополнения к Зборовскому трактату, то, пожалуй, сейм никогда их не утвердит. Тогда неминуема новая война, но формально мы в нарушении мирного договора будем выглядеть невиновными.
— Я тоже так думаю, — заметил Выговский, — более того, сейм и король вынуждены будут созвать посполитое рушение. А это дело не одного дня. Мы же сами мира нарушать не станем, но вынуждены будем защищать себя и свои права.
— Пожалуй, — заключил гетман, — это правильная мысль. В глазах иностранных правительств мы будем выглядеть потерпевшей стороной. Но вот только кого послать от войска на сейм? Тут нужны не столько лихие вояки, сколько изворотливые дипломаты.
— Я бы предложил Гурского и Маркевича, — наморщил лоб Выговский, — они хоть и не из щляхты, но в свое время были на короткой ноге со многими влиятельными лицами в королевском окружении.
— Не очень я склонен доверять этим перебежчикам, — поморщился гетман, — хотя, если во главе депутации послать надежного человека, то почему бы и нет. Что ж, будь по твоему, готовь своих кандидатов. Но главным над ними назначим Дорошенко. На сейме будет немало тех, кто помнит его деда, а он у ляхов был в почете…
…В столицу Речи Посполитой делегация казаков прибыла в середине декабря. Петр не бывал раньше в Варшаве и поразился великолепием ее архитектурного ансамбля, не сравнимого ни с одним городом Украйны. Киев, некогда столица могучего Древнерусского государства, разоренный Батыем в 1240 году так с тех пор и не смог достичь былого расцвета. В городе не было даже замка. Черкасы, Канев, Чернигов, Брацлав, хотя и являлись крупними административными центрами, но все же оставались сугубо провинциальными городами. Варшава же поражала воображение своими вымощенными брусчаткой улицами, красивейшими каменными дворцами знатнейших польських магнатов, ажурними мостами через Вислу, убранством своих улиц и площадей.
Пока Дорошенко готовился к выступлению на сейме, где он должен был огласить послание гетмана и Войска Запорожского, Маркевич и Гурский посещали давних знакомых, стремясь выяснить позицию сейма по вопросу Зборовского трактата. Общее мнение всех, с кем им довелось встретиться и поговорить, сводилось к тому, что сейм его условий не утвердит. Кое-кто поговаривал, что король готовит универсал к сеймикам, в котором предупреждает поместную шляхту о возможной войне с казаками уже в следующем году, потому что Хмельницкий ведет изменническую политику, пытается заключить антипольський альянс с сопредельными державами, не допускает на казацкие территории помещиков, а чернь отказывается повиноваться своим господам.
Сейм выслушал послание Хмельницкого, которое зачитал Дорошенко, довольно сдержанно, но в выступлениях депутаты не стеснялись в выражениях. По поводу уничтожения унии, то есть одного из важнейших условий Зборовского договора, под аплодисменты депутатов князь Четвертинский резко заявил, что, если казаков не устраивает уния, то поляки в свою очередь никогда не примиряться со схизмой. Досталось заодно и Киселю, который тоже прислал послание сейму с предложением отменить унию, так как к нему каждый день с таким требованиям обращаются сотни людей. Также сейм отверг дополнительные условия, предложенные Хмельницким. Сама возможность обсуждения вопроса о пребывании Вишневецкого и других польських магнатов в качестве гарантов Зборовского трактата визвала бурю возмущения. Столь же резко депутаты высказались и по поводу других предложений запорожского гетмана. 24 декабря сейм отказался утвердить дополнительные условия к Зборовскому трактату и ратифицировать сам мирный договор Тем не менее, к казацким депутаттам сейм отнесся доброжелательно, все они были произведены в шляхетское достоинство, обласканы высшими правительственными чиновниками и с миром возвратились в Чигирин.
Ян Казимир, видимо, не особенно и рассчитывал на то, что сейм утвердит условия Зборовского договора, потому в конце декабря обратился к Богдану Хмельницкому, которого именовал «старшим запорожского войска», с письмом (первым после битвы при Зборове), в котором от своего имени подтверждал казацкие привилегии и устанавливал сорокатысячный казацкий реестр, определив три воєводства, в качестве территории, где казаки имели право селиться и нести королевскую службу. Более того, те казаки, которые проживали за пределами этой зоны, получали право беспрепятственного переселения. Польские шляхтичи, примкнувшие к восстанию, получали прощение. На казацкой территории не разрешалось квартироваться коронным войскам и селиться иудеям. Относительно унии король осторожно отметил, что этот вопрос должен решаться киевскиммитрополитом совместно с католическими епископами на специальном сейме.
Видимо, это была его последняя попытка воздействовать на Хмельницкого и удержать его от союза с турками и татарами.
Однако отказ сейма от ратификации статей Зборовского мирного договора уже сам по себе означал неизбежность новой войны. Фигуры на польско-казацкой политической шахматной доске были расставлены и оставалось лишь ожидать, кто из игроков в новом году сделает первый ход.
Часть третья. Вторая казацкая война
Глава первая. Последние приготовления
Три года непрерывных побед, плоды которых многократно превосходили самые смелые надежды Хмельницкого и тех его соратников, с которыми он выступил из Сечи той, давно уже ставшей исторической, весной 1648 года, не могли не выработать пренебрежительное отношение казацкой массы к полякам, как воинам. Не только простые казаки, но и многие представители старшины, уверовав в свое военное превосходство, перестали бояться коронных войск, полагая, что, пока на их стороне крымский хан, они и в дальнейшем будут одерживать блистательные победы над польскими военачальниками. Даже сам Хмельницкий, человек по своему характеру дальновидный и осторожный, во многом разделял это мнение, что, в конечном итоге, повлекло за собой серию фатальных ошибок, на которые так богат был наступивший 1651 год.
Одной из них являлась недооценка усилий польских дипломатов, активизировавшихся в Бахчисарае. Еще во время поездки в Стамбул Жданович близко сошелся с некоторымитатарскими мурзами, бывавшими при дворе султана, и знал, что поляки активно склоняют Ислам Гирея к отказу от союза с запорожским гетманом. Во многом из-за этого в декабре 1650 года Хмельницкий вновь направил Ждановича в Стамбул с задачей добиться прямого указания крымскому хану от султана выступить на стороне казаков в весеннейвоенной кампании. Такой приказ Ислам Гирею был отдан, однако в это время отношения Крыма с Османской империей приобрели весьма натянутый характер и крымский хан под предлогом того, что молдавский поход не принес ожидаемых результатов, а причинил одни убытки, фактически пытался уклониться от выполнения этого требования султана. В конечном итоге, ему пришлось подчиниться, но с большой неохотой. Русские послы в Крыму информировали Москву о том, что татары не намерены класть свои головы заказаков и, если военная удача окажется на стороне поляков, то они «вместе с ляхами ударят на Хмельницкого». Запорожский гетман, хотя и знал об этих настроениях своих союзников, но продолжал верить хану, соблазняя его обещанием большого ясыря. По большому счету у него и не оставалось иного выхода, так как война с поляками без поддержки татар заранее была обречена на неудачу.