Легенда Кносского лабиринта - Страница 4

Сейчас начнется… Придушенное аханье одной из девиц, неразборчивое бормотание остальных участников нашего сборища, и — вопрос, как удар мечом. Я ждал его, и щит ответа уже наготове.

— Нас не будут приносить в жертву? Или это будет сделано по окончании игр? Ответь нам, Астерий!

— Не волнуйся, достойный юноша, чье имя мне до сих пор не известно. Я расскажу тебе все, что смогу.

Порозовел слегка, но вид все такой же задиристый.

— Радуйся, Астерий. Меня зовут Тесей, сын Эгея.

Ого! Вот и герои посыпались на голову. Кажется, этот мальчик приехал сюда как раз за упомянутой частью моего тела. Даже утреннее раздражение, шипя, прячется в нору до поры до времени, потому что жизнь становится гораздо более интересной, чем была минуту назад.

— Да будут боги благосклонны к тебе, Тесей! Я счастлив принимать у себя такого гостя. Спешу удовлетворить твое любопытство — критяне не приносят человеческих жертв. Никогда.

Опять потрясенное молчание, но на сей раз длится оно недолго.

— Тогда что будет с нами после окончания игр? Мы сможем вернуться домой или останемся пленниками Миноса?

— Боюсь, не все из вас смогут пережить эти игры.

— Но ты говорил…

Я хлопаю в ладоши, и один из стражников, появившись буквально из воздуха (шлем-невидимку у владыки Аида одолжил?), помогает мне снять тяжелый нагрудник — он сейчас будет только мешать. От хитона я избавляюсь сам, а двое слуг, до того стоявшие в стороне, отпирают двери скрытого от глаз загона под южной трибуной.

Громовое фырканье, топот копыт — и нашим глазам предстает впечатляющее зрелище. Бык — но какой! Гордость отцовских стад, он огромен как грозовая туча и зол как Тифон, и обильная пена падает с его губ на песок арены. Афиняне бросаются врассыпную, кто-то укрывается за скамьями — и правильно, в общем, делает, — и только Тесей (ну естественно!) стоит столбом посреди круга и смотрит свинцовым взглядом то на меня, то на быка. Я взмахиваю рукой и кричу:

— В сторону, Тесей, сын Эгея. Я покажу!

Он, наконец, подчиняется и отходит к первому ряду каменных сидений, но я уже не вижу перед собой ничего, кроме острых рогов и налитых кровью глаз. Сейчас мой мир неимоверно сузился, сжался до пределов круга, засыпанного песком, и в нем остались только два живых существа. Звучит труба — раз, другой, и по третьему сигналу мы одновременно бросаемся друг другу навстречу, я и бык. Со стороны мы вообще должны выглядеть почти неразличимо, но время досужих размышлений кончилось пять ударов сердца назад. Прыжок — и я хватаю зверя за рога, а потом изо всех сил отталкиваюсь, переворачиваюсь в воздухе и приземляюсь на ноги прямиком на спину разъяренной бестии. Бык хрипит, его оскорбленное достоинство требует мести, и тяжеленная туша сломя голову несется по арене, брыкаясь изо всех своих немалых сил, а я… я танцую на его спине, потому что должен, обязан продержаться один круг, всего один — до красного шеста, которого я не вижу, вообще ничего вокруг не вижу, и маска здесь ни при чем.

Пот заливает глаза, каждая мышца живет своей отдельной жизнью, руки стремятся превратиться в крылья, ведь земля слишком далеко, и я больше не имею с ней ничего общего. Восторженный крик рвется из пересохшего горла — в своем маленьком мире я всемогущ, всеблаг и всемилостив, а если еще вспомню, как в нем дышать… Сгусток чистейшей ярости подо мной — это я, я сам, я топчу копытами прах земной, я пытаюсь сбросить со спины чуждую, враждебную силу, срастаясь с ней в одно целое.

Наконец, спустя пару-тройку вечностей, труба сообщает мне, что круг пройден. Это значит — пора спрыгивать, хорошо бы при этом не попасть под копыта. Слуги бросаются на арену с деревянными щитами, тесня быка обратно к загону, а я перевожу дыхание и иду туда, где потрясенные увиденным девочки и мальчики сбились в кучу за спиной своего предводителя.

— Астерий, ты… вы… среди нас ведь есть девушки! Они что, тоже должны принимать в этом участие?!

Я улыбаюсь, забыв, что мою улыбку все равно никто не сможет увидеть. Пожимаю плечами.

— Только те, кто захочет. Нет-нет, не перебивай меня, Тесей, невежливо перебивать хозяина. У нас в эту игру играют и юноши, и девушки. И в соревнованиях будете принимать участие не только вы, но и критяне. Но если победителем игр окажется один из вас, то в награду он сможет получить свободу. Остальные — останутся здесь пленниками. Сами видите: дворец большой, работы много…

Своеобычная желчь вернулась в мой голос. Пора уходить.

— Завтра утром начнем тренировки. Слуги покажут вам ваши покои. Прощайте!

Разворачиваюсь и быстрым шагом иду в сторону дворца. Кажется, мне вслед летят крики… Кажется. Я не оглядываюсь — успеем наговориться. «Гостям» сегодня еще предстоит встреча с отцом — вот там пусть и проявляют красноречие. А меня ждут прохладные подземелья, сейчас я как никогда мечтаю там оказаться. Прогоню слуг, скину набедренную повязку, опущусь в бассейн и наконец-то избавлюсь от надоевшей до смерти маски. Побуду для разнообразия собой.

Видимо, я задремал, потому что приход Ариадны застал меня врасплох. Еле успел натянуть маску. Где стража, циклоп их раздери? Я им устрою внеплановый приступ своего знаменитого гнева! Совсем распустились, остолопы! Кипя от возмущения, я вылез из бассейна, накинул на себя простыню, сунул ноги в сандалии и начал рыться в сундуке в поисках чистого хитона, краем уха слушая трескотню сестрицы. Девчонка нередко прибегала ко мне в подземелья тайком от родителей, чтобы поболтать о всякой ерунде или об очень важных вещах — смотря с какой стороны взглянуть. Зачем ей это было нужно, оставалось для меня тайной за семью печатями, но гнать я ее не гнал. Кивал в нужных местах, поддакивал, советовал… в конце концов, из этого словесного бисера иногда удавалось выудить интересные факты. И еще — порой мне казалось, что Ариадне тоже одиноко в этом огромном дворце. А одиночество иногда приедается даже таким, как я.

Натянув, наконец, хитон, я повернулся и застал сестру посреди восторженной тирады:

— Ах, Астерий, ты представляешь — папа решил его проверить! Снял с руки перстень — ну тот, что ему финикийцы привезли в прошлый раз, помнишь? С таким огромным рубином, и еще закорючка на нем какая-то вырезана. Ну папа как размахнется — и в море бросил, а потом приказал ему — достань мне кольцо, и тем докажешь, что ты сын Фитальмия. А он спокойно так прыгнул в воду! Знаешь, его ужасно долго не было — я чуть не умерла от страха, но тут он появился с папиным перстнем в руке! И мне показалось, он так особенно на меня взглянул, и…

Так это же она на сегодняшней встрече с афинянами присутствовала. А Минос решил очередное представление устроить для почтеннейшей публики, да и спесь сбить с некоторых зарвавшихся юнцов. Но, видать, не удалось. Нет нужды спрашивать, кто этот «он», которого Ариадна поминает через слово. Похоже, Тесей произвел на нее неизгладимое впечатление — вон, глаза горят, разрумянилась вся, вздыхает мечтательно. Интересно, а ко мне-то она зачем пришла? Неужели больше не с кем поделиться?