Легат инквизиции (СИ) - Страница 25

— Блин! Маринка! Ты как здесь? Откуда?

Я понял, почему заикался саам, когда я впервые увидел возникновение подруги в воздухе, то сам долго не мог говорить. Маринка что-то спросила у Ваньки. Тот запрыгал от радости, услышав родную речь. Залопотал что-то на своём. Маринка кивнула головой, и они пропали оба. Я знал, что пропажа подруги — это не на долго.

Маринка сказала, что у неё есть пара часов, теперь она у меня будет чаще, плохо, что ящеры наложили запрет для Офелии и моего сына на покидание островов Новой Зеландии. Маринка, коротко, успела описать, всё то, что произошло перед нашим прибытием в Италию.

— Я в последнее время жила, как на иголках. В племени, где жили мы семьёй, погибли все мужчины, в одну ночь. Их вырезало соседнее племя — чероки, поддавшись убеждениям колдуна, что красный цвет луны грозит болезнями и гибелью всему племени, и в этом виноваты соседнее племя Дакота. Мы были хорошими соседями, у нас среди чероки было столько друзей. Мой сын остался жив — это дело случая. Мне ничего не осталось делать, я забрала сына с собой, я хотела дождаться вашего прибытия в Италии, у тебя в доме.

С твоей женой мы поладили, когда я ей объяснила, кто такая (благо, что она не видела, как мы с сыном появились в доме). Я успела раньше убрать всех жильцов в Зеландию, не дожидаясь, когда появятся судебные исполнители. Я не ожидала, что они найдут меня и там, по моим следам во времени. Обязательно, кто-то что-то видел — из рыбаков, из матросов, и просто, обывателей; гронги просчитали мой путь по возникшим аномалиям. Мне зачитали приговор, по решению суда, мне запрещено было перемещаться за пределы островов, на три года, включая между временные перемещения.

— Как часто мы позволяем показывать фокусы, с вторжением в нашу жизнь. К сожалению, фокусники не всегда доброжелательны.

Я принёс соболезнование Марине — гибель мужа, это была больная тема для неё. Я спросил, а что она знает про остальных наших?

— Про Смереку и Самара — ничего, электронщиков они забрали к себе, заставив их отрабатывать по восстановлению чудовищ, испорченных нами. Отец Себастьян — глава нашего ордена, они уничтожили его, а сам орден распущен, и вся документация сожжена. Так что, по окончании срока, можешь считать себя свободным от всех обязательств. И всё прошло тихо: ни папа римский, не президент Америки, ни один из руководителей не выступил в защиту ордена инквизиции. Гронги предупредили строго-настрого, что не потерпят появления структуры, подобной ордену инквизиции. Все промолчали. Значит правители мира знали о существовании людей-ящеров, а от нас это скрывается. Им не выгодно, чтобы народ знал, про вассальное положение людей. Марина оборвала диалог на полфразы, время вышло, и я остался один перед стенами замка. Не догадался сразу, чтобы меня Марина перенесла поближе к деревне. Теперь шагай туда, не знаю куда, ищи еду, жильё, ведь впереди ещё семь лет до конца исполнения приговора суда ящеров. Мне, как нищему бросали остатки пищи с проезжающих мимо экипажей и телег, я и этому был рад. Только на четвёртые сутки, вышел я к родному селу. Нашёл пустующий домик в лесу, раньше он принадлежал знахарю. Никого из родных не осталось у травника, говорят странный он был, всем рассказывал сказки про будущее: и везде то, он успел побывать — и в Риме, и в Иерусалиме. Люди не верили ему, считали травника блаженным, хотя лекарем он был хорошим. Блин! Всё не слава богу у этих гронгов, их приблизительная отправка меня домой, была с ошибкой в семьдесят лет. Пришлось два месяца отрабатывать в кирхе, чтобы пастор восстановил мои документы по церковным записям моего рождения. Мне ещё повезло, через три дня в Пруссии сменилась власть, в Кёнигсберг вошли русские, поэтому я рад был немецкому паспорту и тому, что никто не задавал мне вопросов. Рекрутёры набирали солдат в армию, работы не было никакой, я уже готов был идти солдатом, ради куска хлеба, солдат здорово муштровали, но кормили вполне сносно. Когда в замок, где находилась резиденция русского губернатора, потребовался переводчик, владеющим русским языком. Меня принял сам главнокомандующий русской группировки войск — генерал-аншеф Фермор. Он задавал мне вопросы на английском и немецком языке, я благодаря своему дару, бегло переводил их на русский. Генерал — аншеф был доволен своим приобретением, я, не смотря на оборванную одежду, был сразу возведён в чин каптенармуса. Нас была целая бригада переводчиков, среди них оказался мой старый товарищ, с которым мы три года кормили вшей в подземных катакомбах. Турок, мусульманин — Догман-оглу, как он очутился в русской армии? Он встретил меня, как родного, мы обнялись, на удивление всех присутствующих. Турок, оказывается, неплохо знал английский язык, чем и понравился генералу. Генерал-аншеф тоже был из англичан. Турок сразу взял меня под свою опеку. И хотя подразделением переводчиков командовал фельдфебель из служивых, слово мусульманина имело свой вес. Теперь нас было двое, мы прикрывали спины друг другу, и не давали спуску нашим обидчикам. Турка в армии моментом перекрестили, его называли не полной фамилией, как в катакомбах, а сокращённо — капрал Догма, мусульманин морщился, такое имя ему напоминало суп из кислого ослиного молока, но пришлось принять новое имя, а куда деваться?

— Слушай, Венед, тебя как зовут, как тебя папа, мама назвали? У тебя имя есть, или тоже — кислое молоко ишака?

Я назвал своё имя — Венедикт. Капрал сморщился:

— Нет, Венед лучше. Икать не надо. А у тебя семья есть? Сколько жён, детей?

— Одна жена — Офелия, один ребёнок — сын, но они находятся не здесь, далеко.

И, чтобы прекратить поток вопросов от любопытного товарища, я вышел на улицу из помещения.

— И, откуда турок, так быстро смог изучить русский язык? Говорит, девушка у него русская была в Дербенте. Не захотела стать младшей женой мусульманина.

Тогда у него ещё не было корабля, и он никогда не мечтал попасть в эти края.

— Клянусь Аллахом, я раньше думал, что снег живёт только высоко в горах, а он ещё летает по воздуху. В этой стране всё не так, как в нашей Турции, вы лепите снежных гоблинов и наряжаете их в женские одежды, и обязательно — с ведром на голове. Дивно это очень! Не правильно. Аллаху не нравится, вашему Иисусу тоже.

В армии, каждый проводит свободное время, на своё усмотрение — всё зависело от наличия денег, здоровья и желания военного. Мы с мусульманином были завсегдатаи корчмы, здесь нас уже знали, для мусульманина готовили мясо из говядины, либо баранину, а для меня сливовицу — крепкая домашняя наливка из Болгарии, либо из Сербии. В корчме создавалась благоприятная атмосфера, при помощи лёгкой скрипичной музыки и хорошей кухни. Хозяйка корчмы следила за тем, чтобы за столами было должное количество блюд, и чтобы бокалы для спиртных напитков не были пусты. Мне нравилась атмосфера в этой корчме. Никто никогда не напивался, все друг к другу относились с уважением, каждое посещение шинка проходило торжественно, без скандалов и драк. После того, как гости насытятся, и их лица покраснеют от выпитого вина, начинались увлекательные истории, выдуманные самой жизнью. Если честно, они нас больше всего привлекали в эту корчму. Начать рассказывать мог любой, посчитавший, что время пришло, для того, чтобы прервать трапезу, и отправить слушателей в путешествие, вслед за своей фантазией. Этот раз начал свой рассказ сапожник. Он относился к тем немногим людям, которые, вслед за солдатами, связали свою жизнь с войной. Он со своей семьёй кормился с войны, ему шли заказы на ремонт и пошив обуви, а он, брал за свою работу приемлемую цену. Семья сапожника следовала за армией, он, так же, делал протезы для покалеченных, поэтому был просто незаменим. Сапожника уважали все, в отличии от его жены. Она врывалась в корчму с ругательствами и не пустыми руками. В руках могло быть что угодно — от палки, до солдатского мушкета, и всё это непременно пускалось в ход. Для этой женщины было безразлично кого лупить, она набрасывалась сразу на всех, и редко, кто из посетителей корчмы оставался без тумаков. Блин! Она раздаривала их щедро, как подарки! Все, уже знали о её характере, и при появлении жены сапожника создавали коалицию, и давали коллективный отпор, этой вздорной мадам.