Ледяной огонь магии (ЛП) - Страница 3
На самом деле, мы, маги, были циркачами, способными вытворять невероятные вещи со своими телами. Сильные женщины, быстрые мужчины, люди, способные выкручивать свои конечности в невозможные положения, создавать иллюзии мановением рук или менять свой облик одной силой мысли. Но вместо тигров и львов у нас были монстры. Вот так.
Видение было распространенным талантом, наряду с другим обострением чувств, но оно было одним из самых полезных. Уж точно полезнее нюха. Вонь от мусорных мешков, сваленных на углу, заставила меня сморщить нос от отвращения. Я могла себе только представить, насколько хуже был бы смрад, будь он магически усилен.
Я миновала квартал секционных домов и ступила на серый булыжник моста, что аркой вздымался над рекой Бладайрон. Три Х были высечены в камне, вставленном в невысокую колонну, возвышающуюся с правой стороны моста. Ясное предупреждение. Там был монстр.
Я притормозила прямо перед тем, как миновать середину моста; заглянула через край и прислушалась, но не увидела и не услышала ничего, кроме тихого плеска реки. Ни лязга металла, ни скребущих о камень когтей, ни монстров, облизывающих клыки в предвкушении лакомого кусочка. Либо Лохнесс, живущий под мостом, скользил по реке, словно огромный черный осьминог, на которого он был похож, либо как раз лопал свой сегодняшний ужин.
Я подумала о том, чтобы пересечь мост без уплаты обычной дани, но лучше не испытывать судьбу. Кроме того, это было бы не вежливо. Моя мама придавала большое значение таким вещам: обязательно заплатить за проход, следовать старым традициям, отдать дань каждому созданию — смертному, магу или монстру — проявление уважения, которого они заслуживали. Особенно тем, кто мог проглотить тебя в один присест.
Поэтому я порылась в карманах и извлекла три четвертака. Я положила монетки на потертый гладкий камень, отмеченный тремя Х и установленный посередине с правой стороны моста.
Довольно дешево, если спросите меня, особенно с учетом безумно высоких цен, которые туристы, и мы, местные, платили за все в городе. Я могла бы дать монстру помятую пятидолларовую купюру, но этот Лохнесс по какой-то причине предпочитал мелочь.
Может потому, что монеты блестели, словно идеальные серебряные кружки в свете луны. Хотя лично я понятия не имела, что существо делало с этими четвертушками.
Возможно, Лохнесс утаскивал мелочь в какое-нибудь укромное логово, где, собрав монетки в кучу, спал на них, словно дракон на золоте, драгоценностях и прочих сокровищах в старых сказках.
Лохнесс был не единственным монстром в городе, и каждое страшилище требовало различную форму дани за безопасный проход. По большей части это были мелочи, вроде пряди волос или капли крови, или даже шоколадного батончика. Последнее годилось для древесных троллей. По-видимому, они питали слабость к сладостям. И если пара монеток или батончики не дадут монстрам напасть на меня, убить или сожрать, тогда это стоило усилий, быть милой и подыгрывать им.
Заплатив дань, я повернулась и пошла дальше…
Дзынь. Дзынь. Дзынь.
Мой шаг сбился, и я крепче ухватилась за рукоятку меча, с трудом сдержав желание оглянуться, дабы узнать, что же именно стряхнуло мои монетки с камня.
Порой, с талантом или без него, лучше не видеть некоторых вещей.
2
Десять минут спустя я свернула, направившись к кирпичному зданию, которое занимало целый квартал. Поблеклый знак на газоне говорил, что это библиотека Колдбёрст Фоллса — западный филиал. На знаке не было рисунка красивого замка, лишь простая стопка книг. Как и все поблизости, этот знак и библиотека были не в лучшем состоянии.
Я спрятала меч в ножны, затем подняв руку, вытащила пару палочек из конского хвоста. Они были похожи на две тонкие, покрытые черным лаком палочки, вроде тех, что женщины носят в своих прическах, но легкий поворот высвобождал спрятанные внутри них отмычки.
Я воспользовалась ими, чтобы открыть одну из боковых дверей, и проскользнула в здание. Внутри было темно, но мне это не причиняло неудобств. Даже не будь у меня моего видения, я все равно смогла бы там сориентироваться.
Когда я была ребенком, мама приводила меня сюда летом каждую субботу. Я уже давно изучала каждый дюйм библиотеки, от миниатюрных столов и стульчиков в детской секции до граффити, вырезанных на деревянных полках с подростковой литературой, включая библиотекарскую стойку с устаревшими компьютерами.
Я прошла между полок к двери, ведущей в подсобку. Внутри стояли коробки со списанными книгами и висела полка, заставленная рулонами туалетной бумаги и чистящими средствами. Я протиснулась между коробок к дальней стене комнаты, где была еще одна дверь.
Я взломала и ее, затем закрыла и замкнула за собой. Здесь я была в самой глубине библиотеки, куда не проникал свет, но здесь не было ничего, обо что я могла бы споткнуться. Поэтому я прошла по короткому коридорчику, забитому еще большим количеством коробок с книгами, прежде чем спуститься по ступенькам в подвал.
Я стянула перчатки, прошла к столу в углу и коснулась пальцами лампы, которую мне подарил Мо, когда я только переехала сюда года четыре назад.
Мягкий белый свет наполнил подвал, осветив мини-холодильник, пару потрепанных чемоданов с одеждой, другой, заполненный разным оружием, и металлическую полку, забитую книгами, фотографиями и прочими памятными вещицами. В углу так же ютилась кровать, голубое фланелевое одеяло свисало с края, так как я не потрудилась заправить постель, уходя этим утром.
Дом, милый дом.
Я отстегнула черный кожаный пояс с ножнами и пристроила его вместе с мечом рядом с кроватью, затем сбросила плащ и кинула его поверх одеяла. Вытащив телефон, я написала Мо сообщение.
Оно у меня. Я уже дома.
Телефон прожужжал меньше, чем через минуту, как если бы он меня ждал, прежде чем отправиться в постель. Я фыркнула.
Скорее уж он хотел убедиться в том, что я заполучила желаемое.
Вероятно, он воспользовался своим дурацким приложением для отслеживания моего телефона, чтобы удостовериться, что я вернулась в библиотеку.
Хорошо. Увидимся завтра. «После» школы!
Я закатила глаза. Почему-то Мо считал, что простое посещение школы может компенсировать мою ночную жизнь, полную грабежей и воровства. Ах если бы.
Я поставила телефон на зарядку. Затем достала черный бархатный футляр из пальто, открыла крышку и выудила ожерелье.
— Поплачь, Робин Гуд, — пробормотала я. — Лайла Мерривезер снова утерла тебе нос.
Полюбовавшись пламенным блеском рубинов, я поднесла ожерелье к фото в рамке на столике, рядом с моей койкой. С фотографии на меня смотрела женщина с такими же черными волосами и голубыми глазами. Моя мама, Сирена.
— Все прошло, как я и планировала. Видела бы ты их лица! Охранники не могли поверить, что я сбежала от них.
Я умолкла, как если бы ждала ее ответа, но мама молчала. Она умерла, когда мне было тринадцать, но я все еще временами разговаривала с ее фотографией. Конечно, я знала, что это глупо, но поговорив с ней, мне становилось чуточку легче. Словно она приглядывала за мной, где бы она ни была. Словно она не ушла безвозвратно.
Словно она не была жестоко убита.
Я повесила ожерелье на рамку, поправив его так, чтобы казалось, будто мама носила рубины, а затем засуетилась по подвалу, убирая свое снаряжение. Большую часть добра я оставила в пальто, хотя не преминула доесть завалявшийся в нем шоколадный батончик.
Кроме того, я взяла еще несколько монет из стеклянной банки и ссыпала их в карман пальто, прежде чем свернуть этот предмет одежды и перчатки и положить в один из чемоданов.
Как и я сама, моя одежда была не такой ничтожной, как казалась на первый взгляд.
Перчатки были сделаны из железных, сплетённых друг с другом колечек тонкого, гибкого металла. Пальто было ещё более уникальным, будучи сшитым из паучьего шелка, делавшего его крепким, прочным и легким. Лучшим в нем было то, что паучий шелк отталкивал любые загрязнения — будь то пыль, жир, кровь или грязь — и потому никогда не нуждалось в стирке.